изнь…
– А как же воскрешающие храмы Империи?
– Уж не воображаешь ли ты, что носишь на груди целый храм? – надменно рассмеялся Зитаар.
В этот миг Дарган почувствовал жжение, что исходило от медальона. Ашган слишком уж принизил эльфийскую магию,– даже не наполненный, магический сосуд обладал изрядной силой, питаясь эмоциями владельца – его яростью, злостью, ненавистью. Или любовью. Дарган тут же вспомнил про Лиин – и почувствовал, что жар, идущий от медальона, мгновенно усилился. «Свет души, сила предков!» – прошептал Дарган простейшее заклинание и коснулся рукояти меча – тут же весь жар перетек из медальона в рукоять – синие всполохи заплясали вокруг гарды его меча куда веселее, чем у Зитаара.
Это маленькое представление заставило племянника Ашгана отступить на шаг.
– Магии у твоего артефакта хватит разве что на один удар,– заметил он уже без прежней надменности.
– Разве этого мало, возлюбленный духами предков Зитаар? – насмешливо спросил Дарган.
И все же в тот миг он пожалел, что отец не решился пожертвовать своей душой, дабы одарить сына великой силой.
На другой день ранним утром Дарган повстречал Лиин на открытой галерее дома. Маленький внутренний сад с фонтаном был весь розовый в кипени цвета. Слуги выносили столики и ковры в сад, чтобы господа могли провести этот день под пологом прекрасных деревьев. Шепотом сетовали: жаль, что в этом году в доме не сыграют свадьбы, и бросали косые взгляды на Лиин: семнадцатое цветение вишни для невесты считалось счастливым. Но девушка не обращала ровно никакого внимания на дерзких прислужников.
– Подле тебя осталось еще место на ковре, Лиин? – спросил Дарган, замирая от сладкого ужаса, и медальон, спрятанный под рубашкой на груди, обжег кожу.
– Одно. По левую руку от меня,– улыбнулась Лиин.
Ее улыбка была сильней любой магии – так показалось в тот момент Даргану. Она сама была магией, наполняющей медальон. Той магией, что пронизывает розовое кипенье вишневых деревьев, поет жаворонком в вышине, щелкает соловьем в кустах сирени на закате и окрашивает этот закат бесценным золотом и пурпуром.
– Я могу его занять? – Он сам не ведал, как набрался такой смелости. И голос его неожиданно захрипел, как флейта в руках неумелого музыканта.
– Ты этого хочешь? – Она знала силу своей магии – в этом сомневаться не приходилось.
– Я жажду этого, как жаждет глотка воды тот, кто провел весь день в пустыне близ Стеклянной пустоши.
Она засмеялась:
– Ты скор говорить, Дарган. А я…
Она не закончила фразу, помрачнела. И весь мир тут же померк вместе с ее улыбкой. Надвигалась буря, хотя небо оставалось по-прежнему синим.
В галерее загрохотали подкованные медью каблуки. Дарган обернулся и увидел Зитаара. Тот шел по галерее, будто на бой, полы его длинного камзола развевались, рука в кожаной перчатке лежала на пылающей синим рукояти меча.
– Место в саду рядом с Лиин мое! – выкрикнул Зитаар, никого не приветствуя.
– Ни я, ни духи моих предков ничего тебе не обещали, Зитаар,– ответила девушка сухо – как будто швырнуло в лицо Зитаару горсть песка.
– Она ничего тебе не обещала! – воскликнул Дарган, и медальон на его груди вспыхнул так, что свет пробился сквозь плотную ткань и рубашки, и колета.
– Ты поклялась никому не давать обещание до следующей весны… – заявил отвергнутый жених.
Он подошел к Даргану почти вплотную.
– Ты лжешь! – воскликнула Лиин, и краска гнева залила ее лицо, делая его еще прекраснее.– Не было таких слов и таких обещаний. Я лишь посетовала, что этой весной нет рядом со мной никого, кому я бы могла обещать свою руку, и уже вряд ли появится до будущей весны. Ты извратил мои слова, Зитаар! Если ты не понимаешь намеков, скажу прямо: очень хорошо, что я не оставила тебе места в нашем саду. Лепестки нашей вишни пролетят мимо тебя, и ты не вдохнешь ее аромат.
– Тогда и он не вдохнет!
Зитаар выхватил меч и ударил клинком по ножнам меча Даргана. Вызов на поединок! Магия клинков мгновенно заключила меж собой договор.
Слуги в саду, застыв, наблюдали, что творится на галерее. И едва клинок Зитаара коснулся ножен Дарганова меча, как розовые лепестки вишни стаей обезумевших бабочек хлынули на галерею. А слуги повалились на колени и закрыли головы руками.
– Неужели ты думаешь, что твоя дерзость заставит меня полюбить? – спросила Лиин.
– Конечно! И еще я точно знаю: моя победа заставит тебя презирать этого песчаного червя! – Зитаар хотел ткнуть пальцем в грудь Даргана, но тот перехватил его руку.
– Завтра утром… – сказал юноша.
– Я бы предпочел сегодня. Но хорошо, подожду до утра. А утром я тебя убью. Души, покинувшие тела на рассвете, не умеют мстить.
Глава 3
– Прр-и-ивалл с-сейчас… – прошипел голос.
Дарган остановился. Простые воины опустились на песок и застыли. Издали их легко принять за обычных мертвецов: когда они лежат на земле, то лежат не шелохнувшись, ни рука, ни нога не дрогнет, грудь не вздымается, губы недвижны. Армия Мортис остановилась. Пока живые едят и пьют, чистят оружие или спят, богиня смерти заряжает тела бывших алкмаарцев своей энергией. Впрочем, оружие нежить тоже иногда чистит, но это занятие бесполезное – в их руках сталь ржавеет, а ткань и кожа истлевают и покрываются плесенью.
В небе над армией Мортис висят стервятники, неотступно следуя за войском мертвецов. Стоит только нежити остановиться, как птицы тут же пикируют вниз. Стаей накидываются на кого-то из мертвых и пытаются вырвать из тела куски плоти. Инстинкт обманывает птиц: запах говорит, что тела мертвы, и они верят запаху и не верят глазам – многие птицы расплачиваются жизнью за этот обман. Другим пернатым везет больше – им удается выхватить из руки или ноги кусок гниющего мяса и тут же взмыть в небо. Но сколько бы стервятников ни убивали воины нежити, птиц не становится меньше – они неотступно следуют за армией Мортис. Посему, чтобы защититься от падальщиков, особенно во время привала, приходится выставлять караулы. Случается, что у лежащих воинов птицы выклевывают глаза, а иногда попросту обрывают плоть до костей. Поначалу Дарган не понимал, откуда в армии Мортис берутся бойцы-скелеты – потом, наконец, сообразил. Командиры утверждают, что воины-скелеты – это самые крутые вояки, избранники Мортис. Но Дарган подозревает, что эти еще способные двигаться голые кости,– просто лентяи, позабывшие выставить караул.
На север в этих местах практически не отправляют купеческие караваны, главный торговый путь пролегает по Альзону. Вернее, пролегал. Чума истребила торговлю вместе с торговцами. Но совсем недавно по водам могучей реки везли из столицы товары, и дальше – Горговым морем отправляли в земли Империи. Везли фимиам и розовое масло, шелк и сушеные финики, а с берегов Мертвого моря – зеленую и желтую соль, без которой ни одно блюдо не сочтут изысканным. Но чаше всего за море отправляли чеканную посуду, нефрит и яшму – без них в Империи не украсить ни один алтарь.
На север же еще много лет назад алкмаарцы проложили две мощеные дороги, чтобы снабжать гарнизоны нескольких крепостей на границе. Если кто и отправлялся этим путем, кроме солдат да маркитантов, то это мелкие начинающие торговцы, готовые рисковать жизнью на грошовую прибыль. Да еще раз или два в год двигались туда и обратно королевские караваны под охраной стрелков и военных магов – эти проходили по договору через имперские владения в земли Горных Кланов – везли алкмаарские диковинки и ткани, пряности и чернослив в обмен на драгоценные камни и стальные изделия гномов.
– Граница с-с-скоро…
А что там на границе? Только крепости. Свои и чужие. Крепости, которые придется брать штурмом.
Нежить по приказу Мортис пойдет в атаку, не колеблясь.
А Дарган? Нет, страха он не испытывал. Но и желания убивать во имя Мортис – тоже. Да, хуже нет, чем сделать что-то наполовину. Например – умереть не до конца.
Если Алкмаар построил на границе несколько крепостей там, где имелись глубокие колодцы, то имперцы, которые терпеть не могли пустынь, на своих землях близ границы возвели лишь каменные наблюдательные башни – их покрытые синей черепицей крыши увидеть можно было издалека. На службу в эти места обычно отправляли людей подозрительных. Еретики, грабители и дебоширы в форме имперских стрелков мало отличались от тех, кто форму не носил. Единственное, что совершали они исправно, так это обирали редких путников на дорогах, делая скудную торговлю еще более скудной.
На серьезное дело сомнительные служаки вряд ли годились: небольшой патрульный отряд, лениво трусивший вдоль высохшего русла реки, едва завидел огромное войско, тут же припустил во всю прыть в сторону ближайшей сторожевой башни.
Бравых пограничников никто не преследовал – нежить пока еще не получила приказ вторгнуться в имперские земли. Но пограничники прекрасно могли рассмотреть с высоты своих башен, что за сила на них надвигается. Так что те, у кого последние мозги не растворились в парах крепких алкмаарских вин, немедленно кинулись седлать коней и помчались во всю прыть на север.
Вдали, на северо-востоке, чем-то схожие с синими крышами имперских башен, вставали хребты Фальген Хейма – горная граница между имперскими владениями и землями эльфов, где-то в глубине которых лежал таинственный Вечный лес.
Но вряд ли кто-то в армии Мортис склонен был любоваться красотами горных вершин в этот час, впрочем, как и в любой другой. Был приказ безмясой богини – захватить пограничную алкмаарскую крепость, и вся армия двинулась к стенам твердыни, разливаясь серым потоком по окружающим крепость дюнам.
Ударил сигнальный колокол в цитадели, а следом пронесся стон ужаса. Солдаты гарнизона, ремесленники, женщины, дети, торговцы и просто бродяги – все в этот миг оказались на стенах. Окаменев, смотрели они вниз – туда, где армия нежити ползла по песку, с высоты крепостных башен казалось, что невидимый ветер гонит сухую листву, сметая ее к стенам. Комендант, которому уже донесли об ужасной напасти, нарочито медленно поднимался наверх, на смотровую башню, сознавая, что от этой силы у него нет настоящей защиты.