– В рабство нашим потомкам. Я не хочу, чтобы наш род и дальше питался крохами чужой магии. Что толку знать сотни заклинаний, если у нас нет артефакта? Наши потомки достойны великой силы! Ты, Лиин, достойна… Так обещай мне…
Она долго молчала. Шурша, перетекал песок в песчаном фонтане.
– Не пожалей о своей решимости, Дарган… – наконец прошептала она.
Ее согласие больше походило на отказ. Но он не стал настаивать и требовать твердого «да» и, тем более – клятвы. В конечном счете, даже духам предков неведомо, сколько лет пройдет, прежде чем подойдет очередь последнего вздоха. Тогда – быть может – старший сын или, напротив, младший исполнит его просьбу, освободив Лиин от обязанности, которая была ей не по сердцу.
Не скоро – совсем не скоро, полагал Дарган, наступит время для подобного шага.
Как он ошибался!
Глава 5
– Быс-стро иди… с-с-пеши… – шипит в мозгу мерзкий голос.
Куда спешить, зачем – не разобрать.
Под ногами шуршит палая листва. Армия Мортис идет, и цветущая земля вокруг умирает.
Давно уже остались позади Северная пустыня, разоренные пограничные крепости и сожженные башни имперцев. По-прежнему синели на востоке гряды гор Фальген Хейм. Несколько раз появлялись отряды разведчиков-эльфов. Однажды ночью они перестреляли часовых и утащили с собой нескольких мертвяков. Видимо, решили поглядеть, что за дрянь такая объявилась по соседству с их землями. С тех пор количество часовых удвоили. А мертвяки… Кто их считает в армии Мортис?!
Чем дальше на север двигалась армия, тем чаще встречались тучные нивы и зеленые дубравы, сады и виноградники. Но все это зеленело и цвело лишь до тех пор, пока нога нежити не ступала на землю. Тогда все умирало и никло, зеленый цвет сменялся серым, засыхали деревья, облетали листья. Из черной земли оставались торчать только серые стволы с корявыми голыми ветвями – издалека казалось, что они заламывают руки, взывая к Всевышнему, который оставил эти земли.
В этот раз шли недолго, к полудню показалось впереди небольшое селение. На единственной улице – ни души, окна закрыты ставнями, двери в домах заперты, как будто столь жалкие преграды могут остановить нежить!
Видно, ужас лишил жителей последнего разума.
Лишь возле таверны стоят трактирщик да староста поселка. Староста трясется, держа в руках поднос с золотым кубком, так трясется, что темное столетнее вино, гордость здешних винных подвалов, плещется и на поднос, и на землю.
Зитаар подъезжает к старосте на своем вороном коне. Горят копыта, которые не касаются серой пыли дороги.
– Накормите всех, кто хочет есть… – отдает приказ Зитаар.– Тогда Мортис-с сохранит вам жизнь. На время.– Лицо рыцаря смерти искажается гримасой. Наверное, самому Зитаару кажется, что это усмешка.
Он берет с подноса кубок и одним глотком осушает, потом швыряет кубок в толпу, кто-то из людей ловит щедрый дар. В первый раз Дарган видит, что рыцарь смерти что-то пьет. Возможно, Мортис даровала ему не только чудо-коня, но и способность вкушать земную пищу – хмелеть от вина и ощущать вкус изысканных яств. Ведь безмясая богиня сохранила в сердце Зитаара способность любить и ненавидеть.
Дарган еще ниже натягивает на лицо капюшон плаща. Зитаар не должен его узнать. Неведомо, как сильна в сердце рыцаря смерти любовь, но вот ненависть его безмерна.
– Всех накормим, всех… – бормочет староста, а трактирщик распахивает двери таверны.
Неожиданно отряды нежити расступаются, и к таверне подъезжает всадник в изумрудных доспехах. Белые волосы всадника треплет ветер, на белом как снег лице не различить глаз, они тоже белые, только зрачки чернеют – как два прокола во тьму. Это вампир Носферату Лан-дуул, еще его называют «пьющий души». Все живые невольно пятятся, ощущая холод, идущий от всадника. Холод, который неотделим от ужаса.
– Я первым хочу отведать лакомые блюда! – заявляет Носферату и спрыгивает на землю.
Ему никто не перечит. Вампир заходит в таверну. Все ждут.
Дарган ощущает, как вибрирует медальон под одеждой. Дарган пятится. Боль на миг пронизывает его тело, хотя он давно не чувствует ни боли, ни жара, ни холода. Кто-то из живых солдат Мортис кричит, кто-то стонет, кто-то кидается бежать. Только нежить стоит недвижно. Трактирщик падает в пыль, староста хнычет, как малый ребенок или бессильный старик.
Лан-дуул выходит. Губы алы как кровь.
– Чудесные блюда… – Он улыбается и вскакивает в седло.
Никто не рискует войти внутрь. Дарган направляется к двери первым. Скрипит песок под каблуками, из дверей тянет холодом.
Внутри в самом деле холодно, как в склепе.
И как упокоенные в склепе, они лежат на полу и на скамьях – две девушки, женщина лет сорока и мальчишка. Похлебка в большом горшке подернулась коркой застывшего жира, будто весь день простояла на леднике. Вода в кувшине искрилась синеватым льдом, а сам кувшин треснул, и основание из зеленого стекла отделилось от пузатого сосуда. Огонь в очаге погас.
– Вампир выпил их жизненные силы… – бормочет трактирщик, на полусогнутых заползая внутрь, ковыляет, держась за стену, распахивает дверь в кладовую, шепчет:
– Жена, дочка, живы?
В ответ слышатся бормотание, всхлипывание,– значит, живы.
Женщины выползают чуть ли не на четвереньках. Лица бледны, как первый снег в месяц опавших хризантем, губы трясутся, глаза черны – так расширились от ужаса зрачки.
За женщинами выходит, шатаясь, мальчишка-прислужник, на нем поверх кожаного передника надета белая тряпка с грубо намалеванным восьмиконечным крестом – видимо, этим знаком парень надеялся защититься от нежити.
– А ну-ка, Сим, быстро разведи огонь! – приказывает трактирщик. Он нелепо суетится, мечется, не зная, за что схватиться, и делает вид, что не видит убитых Носферату.– У нас высокие гости, и они не любят ждать.
Дарган садится за стол. Староста буквально заталкивает в таверну двух бледных трясущихся парней – судя по сходству со стариком и возрасту – его сыновья. Те поднимают первое тело – это женщина – и выносят.
А в очаге уже трещат дрова, и плавится жир в горшке, а Сим, расплескивая, тащит из колодца ведро воды.
– Вино неси, а не воду! – хохочут гости, заполняя таверну.
Им навстречу, проталкиваясь, сыновья старосты несут тела двух девушек.
– Трупы в конюшню! – приказывает командир отряда.
Дарган сел в самом дальнем углу – там был маленький столик – как раз на одного; наверное, для какого-то особенного посетителя.
Два паренька лет по семнадцать (догадливые, на заднем дворе переждали визит Носферату) теперь носились как угорелые, таская с кухни миски с похлебкой, хлеб, колбасы, кружки с элем и вином. В маленьких белых бутылочках разносили подогретую рисовую водку. Местные сильно отличались от жителей Алкмаара – кожа светлее, черты мягче. И глаза у большинства серые.
Заметив Даргана, один из парней поставил перед ним кружку с элем и миску с похлебкой.
– Что-нибудь еще?
– Колбасы и хлеба… – буркнул Дарган.
Интересно, признал мальчишка в нем нежить или нет? Впрочем, это неважно: вряд ли парень на побегушках будет задавать вопросы – сейчас для трактирщика и его слуг главное – самим не пополнить ряды армии Мортис. Так что они согласны сделать что угодно – даже самолично заливать в гнилые рты гороховый суп и вино. Даргана непременно накормят, принесут, сколько велено, сухарей и копченого мяса. Сами потом будут голодать, но сейчас отдадут последнее, не споря.
Дарган попробовал похлебку. Как же странно: иногда он чувствовал вкус и запах, иногда – нет. А этих несчастных наверняка ждет впереди голодный год – пшеница лишь начала колоситься, а теперь все вокруг увянет и засохнет, полягут хлеба, невызревший хлеб осыплется на землю и не даст всходов. На следующий год они будут печь хлеб из соломы и отрубей, а кто совсем одуреет от голода, примется за человечину. Но пока они даже боятся думать – страх парализовал их, как яд виверны.
Мальчишка принес колбасы и хлеба.
Дарган помедлил, опустил руку в кошелек и извлек серебряную монету. Монет было когда-то ровно сто. Сто монет новобрачный должен был разбросать вокруг себя на счастье, сидя за свадебным столом. Дарган знал, что армия Мортис никогда и ни за что не платит. Но сейчас подумал про грядущий голод и достал монету.
– Не надо, господин… – в ужасе отшатнулся мальчишка.
– Бери! – ответил Дарган глухим голосом.
Мальчишка быстренько сунул монету в карман передника.
– Теперь исчезни.
Парень побелел как мел, попятился. Если честно, Дарган не собирался его пугать. Просто двое за соседним столом шептались, а мальчишка своими дурацкими замечаниями заглушал их голоса. Разговор же этих двоих заинтересовал Даргана чрезвычайно. Говорили они о том, о чем всегда говорят в армии Мортис,– о жизни и смерти. Больше о смерти. Или – о посмертии, если быть точнее.
– Для тех, кто служит Мортис, смерти нет,– шептал один из них, высокий широкоплечий человек в кожаном плаще, отороченном давным-давно облезшим мехом. Слово «смерть» верзила произносил с каким-то особым значением, так в Алкмааре говорили о добрых духах предков.
– Ну, я же вижу… – отвечал второй, явно моложе, с длинными сальными волосами и двухдневной щетиной на нелепо пухлых щеках.– Но только безмозглой нежитью не очень-то охота продолжать путь. Ходить зомбаком со свесившейся набок головой и орать одно слово: «Мозги!» мне как-то не улыбается.
– Дурак,– с чувством превосходства произнес старший.– Все зависит от тебя. Если есть в жизни страсть, если ты ненавидишь или любишь, то перед смертью ты можешь воззвать к Мортис, и она сохранит твою ненависть и твою любовь и поднимет тебя после обращения рыцарем смерти. К чему стремился при жизни, того и после смерти будешь жаждать. Вот как становятся рыцарем смерти…
– Да уж… рыцарем… – недоверчиво фыркнул молодой.– Я и на самой обычной кляче толком-то сидеть не умею, не то что управлять этой жуткой скотиной, на которой разъезжает рыцарь смерти. Думаю, все эт