сделает тебя вампиром. Ты, как и все люди в целом, несешь свет.
Джексон потерла свои ноющие виски. В том, что он говорил, что-то было ошибочным.
— Почему мне невыносима сама мысль о пище, Люциан?
— Твой организм в состоянии принять воду, некоторые овощи и фруктовые соки. Ты должна начать с растительного отвара, постепенно приучая свой организм. Не пытайся есть мясопродукты, тебе от них станет плохо.
— Именно так ты и живешь? На соках и отварах?
— Не спрашивай о том, с чем не сможешь пока справиться, любовь моя, — нежно сказал он, его глаза пристально смотрели на жилку, бешено бьющуюся у нее на горле.
И тогда она все поняла. В обморок Джексон не упала, хотя все ее тело охватила слабость, а ноги стали как ватные. Она не упадет в обморок.
— Люциан, пожалуйста, отойди от двери.
Его гипнотизирующий взгляд прошелся по ее лицу, подобно ласке.
— Думаешь сбежать от меня? — его голос был таким нежным и чувственным, что она едва-едва сдерживалась, чтобы не побежать в поисках утешения к нему.
— Именно об этом я подумываю. Ты сам сказал мне, что я не пленница, поэтому я приняла решение уйти, — она постаралась, чтобы это не прозвучало вызывающе. Джексон заметила, что он все еще загораживает дверной проем, его тело было неподвижно как гора, а лицо ничего не выражало. Если бы только у него не было такого голоса.
— Куда пойдешь, Джексон?
Она вздернула подбородок.
— Куда я пойду не твое дело, — наступило молчание, пока он ждал неподвижно, наблюдая за ней своими черными глазами. Джексон считала удары своего собственного сердца. Тихо вздохнув, она капитулировала. — В квартиру Барри. Его там не будет, помнишь? Капитан поместит его в безопасное место.
— Я не согласен. Там будет небезопасно.
Какой-то двойной смысл был в этих тихо сказанных словах. Джексон задрожала, замерзнув, несмотря на тепло огня, пляшущего позади нее.
— Ты сказал, я могу уйти.
— Я не сказал «сбежать». Между нами не будет лжи, малышка, как бы трудно это не было. Ты сильная женщина. Я не буду ничего от тебя скрывать.
— Предполагается, что я должна быть тебе за это благодарна? — она дрожащей рукой провела по волосам, создавая живописный беспорядок. — Не хочу.
— Нет, хочешь, — возразил Люциан, мягко, как и всегда.
Если до этого его глаза были черными и загадочными, то теперь она в них увидела голод и ничем не прикрытое чувство собственности. Ее рука потянулась к успокаивающей рукояти пистолета. Как вообще можно сопротивляться таким голодным глазам?
— Почему ты это делаешь? В моей жизни и так достаточно проблем и без твоего ожидания, чтобы я приняла вампиров и еще Бог знает что. Я не смогу сделать этого, Люциан.
— Сможешь, — спокойно сказал он. — Сделай глубокий вдох и расслабься. Сядь, прежде чем упадешь.
Ее темные глаза вспыхнули.
— Ты действительно думаешь, что я в таком бедственном положении, что готова продать те остатки чувства собственного достоинства, которые у меня еще остались, только для того, чтобы быть с кем-то? Я чувствую изменения в своем теле. Это то, как я слышу, то, как я могу контролировать громкость. В темноте я стала видеть лучше, чем днем. И постоянно я чувствую тебя. Со мной. Нуждающимся во мне. Зовущим меня, — она опять потерла виски. — Как ты можешь разговаривать со мной, не произнося ни слова? И намного важнее, как я могу разговаривать с тобой таким же способом?
— Моя кровь течет в твоих венах, точно так же, как твоя в моих. Мы делим одно сердце и одну душу. Наши сознания ищут возможности слиться, в то время как наши тела взывают друг к другу.
— Мое тело не взывает к твоему, — возразила она, больше испуганно, чем сердито.
— Маленькая лгунья.
— Возвращаясь к крови, текущей по венам. Каким образом твоя кровь попала в мои вены, а моя в твои? Ты мне сделал переливание крови или что-то типа…? — она умолкла, поскольку на нее нахлынуло воспоминание о неясном, эротичном сне. Ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу. — Ты не пил мою кровь. Господи, скажи мне, что ты не пил мою кровь. Нет, вначале скажи, что я не пила твою кровь, — на этот раз ее ноги точно грозились подвести ее. Она посмотрела на пол, готовясь упасть. Только мысль показаться боле хрупкой, чем она уже была, помешала ей упасть в обморок.
Он быстро приблизился к ней, желая помочь, но Джексон была настолько встревожена, что подняла пистолет. Ей пришлось вцепиться в него двумя руками, чтобы удержать его ровно из-за трясущихся рук. Это был ночной кошмар, безумие. Ей бы не хватило воображения придумать все это. Пистолет был нацелен прямо ему в сердце.
— Пожалуйста, отойди от двери, Люциан. Я не хочу причинять тебе вред. Действительно не хочу. Я просто хочу выбраться отсюда, чтобы иметь возможность свободно дышать, — она умоляла его, а не отдавала приказы, как привыкла делать в такой ситуации. Ей так сильно хотелось быть с ним. Так сильно. Он был высоким, сексуальным и ужасно одиноким, равно как и она. Ей было знакомо это чувство. Она хотела сделать все, что было в ее силах, чтобы избавить его от этого ужасного голода. Но иметь рядом с собой мужчину, подобного Люциану, постоянно смотрящего на нее с теплом и страстью, с желанием и чувством собственника, было тем, что она никогда не сможет себе позволить. Люциан не был настоящим человеком. Он был чем-то еще. Чем-то, что она не хотела когда-либо определить.
— Джексон, опусти оружие, пока случайно в кого-нибудь не выстрелила, — в его голосе отсутствовали какие-либо интонации.
— Это будет не несчастный случай, Люциан. Пожалуйста, еще раз прошу тебя. Просто сделай шаг в сторону и позволь мне пройти.
— Мой народ смотрит на поедание людьми мяса с тем же самым отвращением, с каким ты на наше использование крови для питания.
Она сделала пробный шаг, стараясь отгородиться от его слов и важности того, о чем он рассказывает. Она обошла его справа, надеясь, что он сдастся. Но Люциан оставался таким же неподвижным, как и горы.
— Просто представь, что от того, что ты стараешься рассказать, мне становится плохо. Мы не совместимы, — сейчас она заговорила на полном серьезе. Если он не отойдет в сторону, ей придется найти способ обойти его. Стрелять в него она не собиралась. Мысль о боли, нанесенной ему тем или иным способом, была ей невыносима.
Люциан преодолел расстояние так быстро, что превратился в расплывчатое пятно. Нет, даже не пятно. В один момент он стоял в дверном проеме, а в следующий — завладел ее оружием и обнял ее.
— Ты думаешь, что это омерзительно, ангел, лишь потому, что не встречалась ни с чем, кроме зла.
Находиться в непосредственной близости от него было опасно. Его тело было крепким, горячим и нуждающимся. Она почувствовала ответный отклик в своем теле вплоть до кончиков пальцев. Ее выдало дыхание, бешеный стук сердца, все ее тело. Джексон ощутила, как на глаза наворачиваются слезы.
— Скажи, что ты контролируешь мою реакцию на себя, — прошептала она, поднимая голову, чтобы изучить его лицо, представляющее собой ничего не выражающую маску.
Незамедлительно его суровые черты смягчились, его твердые как сталь руки прижали ее к нему так нежно, как только возможно.
— Сама знаешь, что нет. Я силой добивался твоего согласия лишь тогда, когда лечил тебя, когда привязывал к себе, и в тех случаях, когда тебе был необходим сон. Ты вторая половинка моей души. Я не смогу быть вдали от тебя, Джексон. Я не смирюсь с этим, — его рука прошлась по ее лицу с невыразимой нежностью. — Ты думаешь, я хотел так тебя расстроить? Посмотри в мое сознание и увидь правду. Я хочу только одного — твоего счастья. В действительности, сладкая, я бы с радостью пожертвовал своей жизнью, если бы знал, что ты этого хочешь и будешь без меня счастлива, но это не так, — его рот дотронулся до ее лба, век. — Это не так, любимая. Не так.
— Ты не можешь просить меня принять это.
— У меня нет иного выбора. Это мой образ жизни, Джексон. Я карпатец, и этого не изменить. Да я и не хотел бы ничего менять, — его рот нашел ее, бережно, его губы едва коснулись уголков ее рта. От чего глубоко внутри нее зародилась дрожь. — Моя жизнь зависит от крови, любовь моя, но я не убиваю. Я посвятил свою жизнь защите обоих наших видов.
— Но, Люциан, — попыталась было запротестовать она.
— Это разные вещи, все это. Это что-то неизвестное тебе.
Она уткнулась лицом ему в грудь.
— Ты ведь не спишь в гробу? — это должно было прозвучать как шутка, но прозвучало намного трезвее, чем она планировала.
Люциан тщательно подбирал слова для ответа.
— За все века своего существования, я не нашел ни одного вампира, который бы спал в гробу, хотя я выследил и уничтожил многих. Если бы кто-то решился воплотить эту идею в жизнь, то первыми это сделали бы немертвые.
— Хоть одна хорошая новость, — Джексон была готова отстраниться от него, осторожно отодвигаясь, словно прикасаясь к нему, она может заразиться некой странной болезнью. — Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к гробу. Ты можешь отменить то, что сделал? — она постаралась, чтобы ее голос прозвучал нейтрально. Она устала и хотела прилечь куда-нибудь, и больше ни о чем не думать. — Ты не можешь, я права?
— Я хотел бы, но не могу. Я не хочу бросать тебя, — его руки упали вдоль тела. — Я понимаю, что с моей стороны это чистейший эгоизм, но не могу. И не только ради себя, Джексон, а ради тебя… и ради остальных.
Она подняла руку и одарила его слабой улыбкой.
— С меня хватит, Люциан. Я больше не выдержу. Давай займемся чем-нибудь нормальным, — Джексон прикусила нижнюю губу, небольшая морщинка пересекла ее лицо. — Я не знаю, чем занимаются нормальные люди, а ты?
Его руки обхватили ее лицо, большой палец ласково прошелся по бархатисто-мягкой коже в небольшой ласке. Он должен был дотронуться до нее. Это было сильнее его.
— Ты выглядишь усталой, Джексон. Тебе следует отдохнуть.
— Я думала, мы могли бы прогуляться по твоему имению. Я бы с радостью осмотрелась снаружи.