— Да оставьте вы ее. Все равно ведь не переупрямите.
Блейд уныло кивнул. Они с Ревиллом уселись на одну скамью — только Блейд умудрился запутаться в мантии, и ему пришлось встать и распутать ее, пока он сам себя не удушил воротничком. Ревилл же откинул назад плащ с шелковой подкладкой, передвинул висящую на боку рапиру и опустился на скамейку, проделав все это одним изящным движением. Поймав на себе удивленный взгляд Блейда, Ревилл пояснил:
— Видите ли, я просто потренировался немного перед путешествием. Надевал каждый день этот наряд на часок…
Тут на сцену явилась Шона — с арфой в руках, в зеленом одеянии барда, — и Ревилл осекся. Шона сошла в зал, напустив на себя такой вид, что Блейд готов был поклясться: ни единый Странник даже не заметил, что платье ее измято и здорово истрепано в тех местах, где из него дергали нитки для магических поводьев.
— Добрый вечер! — звонко поздоровалась Шона. — Дамы и господа, я — официальный бард вашей группы.
Все — даже мисс Ледбери — тут же обернулись к ней. Мало кто удержался от восхищенного возгласа, но всех их перекрыл клич матушки Пул:
— Милочка, идите же скорее сюда! Ведь правда, вы будете сидеть со мной и с папочкой?
Но Шона не спешила преодолеть последние три ступеньки. Она стояла на своем импровизированном возвышении, глядя в противоположный конец зала, и Блейду казалось, будто она постепенно оживает прямо у него на глазах. Казалось, будто все жизненные силы, вся радость, покинувшая ее в тот самый миг, когда бард вручил ей злополучный свиток, вернулись обратно, и вернулись с удвоенной силой, переполнив Шону до краев. Она просто-таки лучилась внутренним светом. Мисс Ледбери поджала губы и неодобрительно взглянула в ту же сторону, что и Шона. Блейд проследил за направлением их взглядов и обнаружил, что они сходятся на Джеффри Слейтхольме. А тот смотрит на Шону, и в глазах его сияет тот же свет.
О боги! Лучше бы уж она втюрилась в принца Талитана! Демон мистера Чесни ни за что не позволит ни одному Страннику остаться здесь и не пустит ни одного здешнего жителя туда! И ведь это еще не самое худшее!.. Шона пересекла зал и села рядом с Джеффри — так, словно здесь, кроме них двоих, не было ни единой живой души. А Блейд тем временем лихорадочно копался в своих бумагах. Ну, так и есть! «Дж. Слейтхольм — Х, П или Э». «Х» означало, что Джеффри занесен в расходный список, а прочие буквы — что Блейд обязан сделать так, чтобы его убили либо пираты, либо эльфы. Блейду оставалось лишь надеяться, что Шона разочаруется в Джеффри или окажется, что они не подходят друг другу или что они поссорятся — в общем, что это хоть как-то уладится прежде, чем дело дойдет до расходной части.
Этой ночью Блейд спал плохо. И причиной тому была не только Шона — хотя и она тоже. К ужасу Блейда, Шона и Джеффри невероятно понравились друг другу — сомнений быть не могло. Блейд вспомнил, какой была сестра после того, как бард вручил ей свиток, и понял, что если Джеффри отправят в расход, все будет еще ужаснее, причем намного. А с ними теперь даже нет Калетты, чтобы поддержать Шону!
Но Блейду и без того было о чем беспокоиться.
Выяснилось вдруг, что Странники безоговорочно полагаются на него и спрашивают его совета обо всем подряд — они даже уточняли, как именно следует есть местные блюда. Блейд не был уверен, что он в состоянии опекать их настолько плотно. Пока что хуже всего был тот момент, когда ему пришлось показывать папочке Пулу, как пользоваться местным туалетом.
Еще одной проблемой оказалась сестра Джеффри, Сьюки. Может, из-за того, что ее брат вдруг перестал интересоваться чем-либо, кроме Шоны, или из-за того, что это и так входило в ее планы, или оттого, что оба они были маленького роста, но Сьюки намертво прилипла к Блейду. Она садилась рядом с ним, улыбалась ему, гладила его то по руке, то по бороде, прижималась к нему и приговаривала: «Ах, я всегда мечтала познакомиться с настоящим волшебником!» Блейд знал, что он еще не настоящий волшебник. И Сьюки вовсе ему не нравилась. И вообще, ее поведение смущало и раздражало его. Да и не только его. Папочка Пул то и дело обеспокоенно поглядывал на Блейда, а мисс Ледбери так приподнимала брови, что те возносились над стальной оправой очков.
Но к этому времени Блейд все равно уже успел возненавидеть мисс Ледбери куда сильнее, чем Сьюки. Мисс Ледбери носила в своей связанной крючком сумочке записную книжку. Блейд понял, что именно она будет потом составлять отчет для мистера Чесни. Стоило мисс Ледбери что-нибудь увидеть или услышать, как она тут же снимала колпачок с карандаша и принималась строчить у себя в блокнотике. Она пользовалась то ли стенографией, то ли каким-то кодом. Во всяком случае, Блейд, заглянув ей через плечо, обнаружил, что не может разобрать ни единого слова.
— Не подглядывайте, молодой человек, — сказала мисс Ледбери. — Вас это не касается. Эльдред, на сегодня пива довольно. Оно слишком кислое. Тебе будет нехорошо.
Блейду противно было смотреть, как она помыкает своим несчастным рассеянным братом. И еще его здорово возмущало, что мисс Ледбери обращается с ним самим как со слугой.
— Молодой человек, приведите трактирщика. Эту стряпню есть невозможно.
— Кто знает — возможно, по окончании тура вы поймете, что это была лучшая из здешних трапез, — весело заметил Ревилл.
Мисс Ледбери приподняла брови и взглянула на Ревилла поверх очков.
— Я не намерена терпеть лишения просто потехи ради.
Она таки настояла на своем и заставила Блейда привести трактирщика. А трактирщик принес хлеб, сыр и фрукты. Затем мисс Ледбери извлекла из сумки баночку кофе и заставила Блейда добыть для нее кипяток и сливки.
— Нет, Эльдред, тебе кофе нельзя. Ты от него плохо спишь.
«Мисс Ледбери — вот от чего будешь плохо спать!» — подумал Блейд, ворочаясь в постели. А еще от Шоны и от Сьюки. И от папочки Пула, который с таким ужасом заглядывал в обычную выгребную яму.
Мало того, Блейд поймал себя на том, что невольно продолжает подсчеты. Дело было в том, что мамочка Пул успела за вечер несколько раз рассказать всем вокруг, что они продали свой дом, чтобы приобрести этот тур.
Кто-то на это заметил:
— А вам ведь еще пришлось выложить по тысяче кредиток на каждого — за страховку!
— По две тысячи на каждого, — поправила своего собеседника мамочка Пул. — Мы ведь старше вас, дорогуша.
К разговору подключились остальные, и Блейд, к изумлению своему, узнал, что каждый турист — даже Джеффри, записанный в расход, — выплатил мистеру Чесни от одной до шести тысяч кредиток в качестве страхового взноса и что взнос этот им уже не вернут, даже если путешествие пройдет без малейших осложнений. И теперь Блейд ворочался с боку на бок и считал: сумма, которую мамочка Пул выручила за дом… Блейд не знал, чему равна кредитка, потому решил приравнять ее к золотому. Умножить это на двадцать, по числу туристов в группе… потом умножить на сто двадцать шесть, по числу туров… плюс все эти страховые взносы… тоже умножить на сто двадцать шесть… Не забыть еще, что кто-то платит тысячи этих самых кредиток за тех Странников, которых принцу Талитану приходится протыкать мечом… считаем, что в среднем на партию приходится двое расходных туристов… плюс еще стоимость всего того золота, которое ему каждый год тащат гномы… В результате получилось число с таким количеством нулей, что Блейд решил, что он, должно быть, задремал посреди вычислений и по ошибке умножил это все еще на тысячу.
Блейд поправил подушку, повернулся на другой бок и сосчитал заново. Получилось то же самое неимоверное количество золотых. Потом Блейд сопоставил эту сумму с теми деньгами, что выплачивались волшебникам и королям, и вспомнил, что Маре вообще не заплатят. Не требовалось особых умственных усилий, чтобы понять: мистер Чесни за год получает столько денег, сколько не наберется во всем мире Блейда. А получает он их потому, что здесь все на него работают.
— Но это же нечестно! — пробормотал Блейд и наконец заснул, как будто его разум только и ждал, когда он это скажет, чтобы позволить ему перестать думать.
20
Наутро Блейду снова пришлось бегать с чайником и добывать кипяток для мисс Ледбери. Затем он сверился с брошюрой и выяснил, что им полагается двинуться в путь сегодня, через два часа. Но Странники уже устремились на местный рынок.
— И что мне теперь делать, чтобы вовремя приволочь их обратно? — в отчаянии спросил Блейд у Шоны.
— Если заседлать лошадей и собрать вещи заранее, мы сможем тронуться в путь сразу, как только они вернутся, — сказала Шона. — А какая, собственно, разница, во сколько именно мы выедем? Почему это так важно?
«Да потому, что мисс Ледбери все записывает!» — подумал Блейд.
— Потому что мы должны ехать с караваном торговцев, пока на нас не нападут бандиты, — объяснил он Шоне. — А встреча с торговцами назначена на полдень.
— Тогда пошли на конный рынок, — распорядилась Шона.
Рынок, на котором продавали лошадей, представлял собой огороженный участок на окраине города. Когда они шли по главной улице, Блейд заметил, что на транспаранте теперь красуется совсем другая надпись: «Грейнаш против туров!» То же самое гласил лозунг, прибитый к ограде рынка. Больше там не было ничего особенного — просто куча лошадей в загоне. И Джеффри Слейтхольм со своей сестрицей Сьюки; они стояли у ограждения и разглядывали лошадей. Шона просияла. У Блейда упало сердце. Конечно же, Сьюки немедленно повисла у него на руке и принялась страстно заглядывать в глаза. Блейд пожалел, что не зарастил бородой все лицо.
— Ах, волшебник… — протянула Сьюки тем сладеньким голоском, каким она разговаривала исключительно с Блейдом.
Но тут, к радости Блейда, в дело вмешалась Владычица Коней — она вышла размашистым шагом откуда-то из самой гущи лошадей.
— Послушайте, волшебник… А, так это ты под всеми этими зарослями! Тебе сколько, двадцать голов?
— Вообще-то, двадцать три, — уточнил Блейд. — Со мной еще моя сестра, в качестве барда.