***
Спозаранку попрощались с собирающейся на службу тетей Ирой и сонными младшими сестрицами, отправились в больницу. Вообще-то еще не кончился комендантский час, Анитке было положено сидеть дома, но сестрица Замоскворечье изучила не хуже улиц родной Лиепаи – проскочили дворами, потом через тайную дырку в ограде, попали в парк ЦПКиО, и, благополучно избежав патрулей, выбрались к тыльной части больницы.
Вызванная тетя Эльзе выскочила из старинного подвала сантехнической дежурки. Похудевшая, в рабочем комбинезоне, с пассатижами в растянутых карманах – ну как всю жизнь в слесарке провела. Ахнула, обняла…
Поговорили буквально три минуты. Анитка утешила мать, заверив, «что полна новостей, все перескажет подробно, без спешки».
Шагал на вокзал красноармеец Выру, провожаемый юной девицей-москвичкой, обладательницей чуть заметного и эффектного прибалтийского акцента.
— И куда тебя теперь, Ян? Понимаю, что не знаешь, но ты же опытный, – Анитка старалась не показывать тревоги. – Прямо на фронт, да?
— Я же «ограниченно годный к строевой». Наверное, в эстонскую дивизию вернут. Буду ремонтником, или в хозроте печки и котелки чинить. Найдется дело, что переживать. Вот за твоего Серегу немножко нервно. Он же, наверное, теперь в стрелковых. Ну, если намекал в письме про профиль училища. Но он наверняка должен объявиться.
— Все же «мой», значит? Или дразнишься? – немедля съехала на свое, «больное», девчонка.
— Ничуть не дразнюсь. Чего же он не твой, если ты в его комнате живешь, и его штаны и рубашки донашиваешь? А в плане личного, то рано. У тебя возраст, у него, э… тоже. И главное – нам довоевать нужно.
— Я понимаю. Просто нравится так думать, размышлять. Чего же он не пишет, а, Ян? Как так можно…
— Хватит тебе уже неблагозвучными «падлюками» ругаться, прекращай. Я понимаю, что Замоскворечье, знаменитое место, местные манеры. Но ты все же учти, что девушки ругаются только в самые нужные, исключительные моменты. И чего злиться? У нас трудности со связью, в том числе с почтовой. Нам командир насчет этого еще в самом начале войны объяснил, предупредил. Нет письма, значит, таковы обстоятельства. Нет смысла злиться и нервы тратить. Между прочим, Серый на меня здорово обозлится. Он же подозревает, что я и утонуть мог. А я жив-здоров, вот даже женился. Но как я ему-то сообщу об этих утешительных обстоятельствах? Слабое место у нас связь, слабое…
Обнялись у шумного вокзала, Анитка, чтобы заново не рассопливиться, побежала домой бегом – сестер кормить и мать со смены встречать. А товарищ Выру отыскал вокзальную комендатуру.
…— Документы: командировочное, продаттестат… здесь расписывайся, – помощник коменданта был измотан, тыкал пальцем не глядя. – На Товарной, восьмой путь, вагон номер…. Включен в состав наряда по охране груза, там знают, паек и на тебя получен, старший – сержант Гаврилов. Найдешь путь?
— Так точно.
Уже шагая вдоль путей, Янис развернул командировочное предписание:
«… прибыть в в/ч №…, г. Астрахань».
Однако… Понятно, что где-то на Волге, город крупный, но… какая большая все-таки страна.
Тут и курад не знал, что подумать. Понятно, что в глубокий тыл отправляют, остальное не понятно. Там, наверное, и бомбежек нет, сохраняйся нестроевой красноармеец Выру до лучших времен, в целости и сохранности, мало ли, вдруг понадобишься. Немного обидно. С другой стороны, не сам же выбирал, а полезное дело найдется. И живым останешься, что порадует определенных хороших людей. Но что за Астрахань-то?
Смутно помнилось, что город чем-то знаменит. Кажется, арбузами и сушеной рыбой. Ну, не так плохо.
Вагон отыскался без труда. Янис вежливо бахнул кулаком по приоткрытой двери:
— Товарищи, есть кто? Принимайте нестроевое пополнение.
Отъехала пошире дверь, сверху протянули руку:
— Забирайся. О, хлопцы, нам почти орденоносца в помощь прислали!
***
Привык товарищ Выру к бесконечному стуку колес, к путям нескончаемой страны. Ехали долго, больше месяца. Вроде и не самый последний груз везли – ящики с оборудованием, – а оказалось, есть в расписании уйма всего более срочного. Стоял эшелон на запасных путях, пропуская спешащие литерные, воинские, лазаретные и прочие поезда. Несли службу бойцы охраны, мерзли ночами на платформах в обнимку с винтовками, беспощадно жарились днем на солнце. Янис принял на себя старшинские обязанности: получал продукты на станционных продпунктах, бегал за кипятком, добывал газеты и новости. На безымянном разъезде под Саратовом удалось выгодно выменять большую кастрюлю, изловчился залудить у железнодорожников. Находил товарищ Выру общий язык и с путейцами, и с задерганными станционными интендантами. А как могло быть иначе? Человек опытный, спокойный, разумный. Нормально шло. Вот только продуктов выдавали не щедро. Э, это можно было пережить. Хуже было с новостями с фронта.
***
Прибыли в пункт назначения 8-го июля. Запасные пути казались продолжением степи – ровной и пустынной – по которой ехали последние дни. Из всей зелени имелись только телеграфные столбы, да камыш по одну строну от путей. И никаких гор на горизонте – вообще не Тыхау.
Распрощался Янис – бойцы намекали, что совсем не лишним и дальше был бы товарищ Выру, но все знали, что не от рядовых красноармейцев выбор места службы зависит. Вагонный караул двинет обратно, сопровождать следующие вагоны и грузы, а кому-то здесь оставаться. Между прочим, по слухам эта Астрахань – город крупный, важный, узловой и даже отчасти морской. Последнее обстоятельство зарождало у Яниса смутные опасения, но что ж тут поделаешь.
Двинулся красноармеец Выру к дальним строениям, к угадывающейся в зыбком мареве станции. Солнце прожигало спину прямо сквозь вещмешок и притороченную шинель. Юг. Как оно здесь будет?
Город Янис все же чуть посмотрел, поскольку для начала следовало явиться в управление НКВД и доложить о своем успешном прибытии.
…— Что ж, удачной службы, товарищ Выру, – сказал, возвращая документы, старший лейтенант со смешной фамилией Ставок. – Если что, найдем.
— Понял, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Разрешите идти?
— Идите. Да, еще два слова. Предупреждаю: обстановка непростая. В городе относительно спокойно, вот подальше от Астрахани, там сложнее. Есть проявления вражеской активности, причем не только немецкой агентуры, но и затаившихся националистов. Поднимает голову недобитый враг. Вы не наш сотрудник, но военнослужащий опытный, человек проверенный. Если что, меня найдете.
— Так точно. Понял.
Двинулся Янис к комендатуре, размышляя о том, куда направят, и о том, что в такой огромной стране особо спокойных мест, видимо, вообще не осталось. И нет в этом ничего удивительного. Такое время.
В комендатуре обошлось быстро, хотя и немного странно. Заранее было понятно, что люди, даже ограниченно годные, нужны везде и много. Но именно что «много»: взводами, ротами, а лучше батальонами. Одиночный и случайный боец – явление нелепое и маловостребованное. Но подняли заявки, нашли, куда пристроить.
Шагал Янис по пыльной улице, держа клочок бумаги с адресом военной организации – э-э, будто у ограниченно годных, пусть и бывших связных-посыльных, и память контуженная. Понял, что часть новая, только формируется, сугубо тыловая, интендантская. Но а чего ждать списанным пулеметчикам-электрикам? Только по второстепенной линии и идти.
Оказалось, часть расположена на окраине, и сплошь заборная – ворота наглухо закрыты. Ни часового, ни дежурного. Янис постучал, постучал второй раз – признаков жизни не обнаружилось. Сплюнул, пошел вдоль забора. За высокой дощатой преградой угадывалось некое строение. Красноармеец Выру подтянулся на заборе, крикнул во двор:
— Эй, товарищи! Отоприте!
Тишина. Хотя люди должны быть: стоял армейский грузовик-полуторка, под навесом сложено какое-то имущество в мешках, рядом летняя кухонька, плита явно недавно топилась, посуда стоит…
Глупое положение. И тут ни часового, ни дневального. И что это за в/ч 5281 такая? Янис крякнул, повесил на забор вещмешок с шинелью, взобрался сам. При спрыгивании вниз левая нога напомнила о себе. Красноармеец Выру сердито захромал к конторе.
Проходя мимо окна, затянутого марлей от мух, увидел живого человека. Ну, наверное, живого, поскольку сидящая за столом дамочка слегка похрапывала, вольготно улегшись светлой головой на локти. На столе стоял телефон, лежала раскрытая «амбарная книга» и прочие канцелярские принадлежности. Янис подивился безмятежности картины, спелым и округлым локтям красавицы, и осторожно сказал:
— Э-э, гражданочка дежурная, я к вам.
Спящая красавица вскинула кудрявую голову, глянула на визитера и завизжала. Вот это боевая готовность – сразу вжарила как корабельный ревун.
Янис отступил от окна и приготовился объясняться. С этим не замедлилось: застучали встревоженные шаги, распахнулась дверь, выскочил красноармеец – вместо винтовки в его руке был топор, но тоже оружие неприятного вида. Следом на ступеньки вылетел распоясанный, но с пистолетом в руке командир. Уставились – все вчетвером – включая пистолетный ствол – на Яниса. Боевой ревун захлопнулся, кудрявая красавица с торжеством победно взирала на чужака.
— Товарищ техник-интендант второго ранга, красноармеец Выру прибыл в ваше распоряжение. Откомандирован для прохождения службы, – доложил Янис, протягивая документы.
— Что за конкретный нонсенс? – нахмурился интендант, забирая бумаги.
— Ты как сюда попал? – осведомился мрачный скуластый боец-топорщик.
— Через забор. Поскольку не открывали, а у меня приказ «прибыть», – исчерпывающе пояснил Янис.
Красноармеец переглянулся с интендантом – складывалось впечатление, что никакого пополнения сонная в/ч 5281 не ждала.
— Нет, так все верно, конкретно, – признал интендант. – «Откомандирован, Выру Я. М». Но это же вдвойне смешной нонсенс – я строителей запрашивал.
— Я – электрик, – сообщил Янис.
Интендант саркастически хохотнул: