— Эй, бронетанковые силы, не замерз?
— Пришли все же…
Поднавалились. Мерзнуть не хотелось, да и обстрел вроде нарастал. Снаряды ложились ближе к высоте, но все равно на голом месте было неуютно. Танкист командовал, тянули-наволакивали тяжелую гусеницу на катки-колеса. Петров отвлекся от неприятных мыслей об обстреле, наваливался – действительно крепкий мужик. Рукавицы имелись и у старшего лейтенанта – с резинкой, выпрошенной в санбате, протянутой через рукава во избежание утери важного предмета обмундирования. Некоторые в штабе считали, что выглядят смешно, перчатки-то куда приличнее, но Серега насмешки игнорировал. В Москву поедем, или на награждение построимся, там и шинель будет, и перчатки найдутся, а здесь теплые и целые руки важнее щеголеватости.
Порядком измазались в холодной грязюке, но уже звенела кувалда, заклепывала сращенную гусеницу. Танкист швырнул инструмент в люк, полез сам:
— Сейчас, разом…
Петров с сомнением смотрел на танк:
— Не, смерз он. Там же горючее, его прогревать нужно. Не заведется.
— Не каркай! – Серега сунул красноармейцу обломок ветки, которым соскребал грязь с галифе и сапог.
Танк рявкнул двигателем, выбросил клуб дыма – едкого и густого, что та химзавеса. В глубинах машины застучало ровно и мощно, высунулся механик, умоляюще закричал:
— Товарстаршийлейтенант, а вот…
Серега махнул на него рукавицей:
— Возьмем, чего уж… Давай, Петров…
Взялись за окоченевшее тело, с некоторым трудом подняли на броню.
— Командир, значит, – вздыхал Петров, пытаясь поудобнее пристроить мертвого на не очень-то просторной броне, ворочая за ворот заскорузлого от крови бушлата. – Старший лейтенант, прямо как вы.
— Типун тебе на язык! – возмутился Серега. – Вот ты, Петров, и умный, и силой не обижен. Так держи язык на привязи, не всякое ляпать в голос надо.
Застучал прикладом о броню:
— Давай! Полный ход, курс на культовое сооружение!
Дернуло так, что чуть не свалились все втроем. Серега невольно оперся о мертвого, разглядел под бушлатом на шее в черной крови петлицы с танчиками – не полевыми, красивыми, довоенными. Наверное, еще в училище получал знаки танкист.
Катил на подъем Т-70, швырялся грязью из под гусениц, неловко торчало в полу-бок дуло пушки. М-да, никакого боевого вида. Интересно, стрелять-то механик из орудия умеет?
Петров показывал вперед, щетинисто усмехался:
— Да, обстрел как раз кончился, – согласился Серега, размышляя над предполагаемой позицией танка.
Танк поставили за развалинами непонятного строения – наверное, поповский дом когда-то имелся, но частично разобрали. Пехота протестовала – грозила кулаками из хода сообщения.
— Ты что ли рыл?! Сапер-бобер какой он тут, – заорал в ответ Серега. – Немцы копали, вот пусть и возмущаются. Танк укрыть положено. Вот же тоже, курад вас… никакой сознательности!
Подошел ротный:
— Завелся, значит?
— Ну, теперь есть бронированный резерв. Связь-то что?
— Нет связи. Из полка сообщили, что поддержат, и опять обрыв. А немцы для атаки скапливаются.
— Чего им не кучковаться, вечер зябкий. Накрыть бы их сейчас артиллерией…
Немцы атаковали, но как-то вяло, видимо, не успели сил скопить. Трофейный миномет живо выплюнул дюжину мин в сторону смутной цепи, наступающей к высоте, вступили пулеметы. Немцы струхнули и отошли…
Серега сидел в тесноте танка, грыз с танкистом сухари, запивал чуть теплым, добытым у пехоты чаем. Обсуждали премудрости стрельбы из танковых орудий. Как стрелять механик знал, ничего особо хитрого: «сорокапятка» – оружие проверенное и доступное, из него каждый пальнуть может. Вот попасть во что-то дельное – это иное дело, тут да, сложнее.
Механик ненадолго включал лампочку освещения, примерились к боеукладке, к остроголовым патронам-снарядам.
…— Настоящего бы наводчика… – вздыхал танкист. – И окопать бы машину. Может, из батальона кого пришлют.
Серега понимал – стоящая в траншее на другом скате высоты сгоревшая машина, лежащий рядом с танком убитый командир уверенности танкисту не прибавляют. Да и у кого она есть, та особая уверенность? Подкрепление не идет, со связью паршиво…
— Пошли осмотримся, пока обстрела нет.
Обошли высоту, переговорили с ротным и единственным взводным младшим лейтенантом. Было понятно, что немцы не уймутся – чувствовалось шевеление у противника. Решили выдвинуть один пулемет и стрелковое отделение на край кладбища – ротный дельные намеки вполне понимал.
— Ты тоже из ротных, что ли?
— Под Ржевом роту принял, успел вдоволь покомандовать, – пояснил Серега, открывая портсигар. – Сами-то в полк позже пришли?
Сидели на дне траншее, курили, прислушивались. Молча дымил танкист – среди командиров ему было неловко, но лучше пусть послушает, понимание общих действий будет побольше.
Засвистело… громыхнул с недолетом первый снаряд.
— Подтянули еще батарею, – вздохнул ротный. – Начинают…
Обстрел был короток, но плотен. Покарябали колокольню и угол церкви, обвалили часть траншеи, началась атака.
— Да как тут воевать? – нервно сказал танкист. – Ни зги не видно. Своих подавлю, если что.
— Не боись. Свои расступятся, пехота танки уважает.
Немцы атаковали с трех стороны, шли густо, не менее батальона. Трофейные мины давно кончились, гвардия отбивалась лично-стрелковым и пулеметами.
…Сверкала и пульсировала холодная тьма, бились о стены церкви трассеры, звенели по броне. Старший лейтенант Васюк занимался совершенно несвойственным делом – выводил танк на огневую. Матом и знаками, ударами по броне указывал, куда вывернуть – Т-70, рыкая во тьме, осторожно выползал из-за церкви, замирал – мехвод перебирался за орудие. Три-четыре выстрела – Серега пытался разглядеть, куда ложатся снаряды; но тут что с биноклем, что без бинокля – редкий разрыв разглядишь. Яростно колотил по броне:
— За стену! Ну!
После томительной паузы танк дергался, сдавал назад. Ответ прилетал тут же – били чем-то не очень крупнокалиберным, но точным. Наверное, противотанковые пушки ловят. Летели осколки кирпича от церковной стены, крепко расцарапало щеку. Но хуже было, когда успели подловить немцы – врезало вскользь по башне, ушло рикошетом, то от звона у старшего лейтенанта Васюка левое ухо напрочь заложило…
Стрельба шла все ближе, уже замолк наш пулемет на кладбище, хлопали разрывы гранат и трещали длинные автоматные очереди. Содрогалась колокольня от прямых попаданий, на броню сыпались кирпичи…
…Немцы ворвались в траншею на южном скате. Мат, крики боли, стрельба в упор. Прыгал кошкой, пригибаясь, прямо поверху, вдоль бруствера старший лейтенант Васюк, ноги сами находили, куда ступить. Кричал бойцам, бегущим от бывшей минометной позиции. С ходу в траншею не сиганул, залег за мертвым телом на бруствере. ППШ экономными очередями находил чужих в возне внизу – в траншее – среди ворочающихся тел, взмахов прикладов. Еще короче очередь, еще скупее, два патрона, три… куда им больше… диск не бесконечен…
…Кончилось… тела немцев, тела своих – мертвые и живые. Полегчавший диск…
— Командир, тебя зацепило. Лицо…
— Потом…
Серега бежал к танку – тот выперся из-за угла церкви, поливал из пулемета отходящих немцев. Сейчас ему вжучат…
Нет, тогда не вжучили. Позже – следующим днем – подбили. Серега был на КП, временно присутствовала связь, орал в трубку, сам себя не слыша. С оглушенным ухом обстояло не особо хорошо, да еще повязка мешала. Но звон о металл снаружи услышал. Выглянул из траншеи – Т-70 стоял там же, не горел, но что-то с ним было не так.
Пока добежал – мехвод самостоятельно выбирался из люка.
— Живой?!
— А? Попадание, вроде? Не слышу.
Тоже оглушило.
Серега показал на ухо, махнул:
—Фиг с ним. Не особо и надо. И так понятно. Руки-ноги целы?
Мехвод был цел, только слегка «пьяноват» от легкой контузии. С танком было хуже. Прилетело в нос сбоку и разбило зубчатое колесо – наверняка важная часть механизма.
Танкист безнадежно махнул черной рукой:
— Всё. Отъездился. Ну, все равно у меня два осколочных оставалось. Снимаю пулемет?
— Понятное дело. В резерве будешь. В стратегическом.
Давно перебрался танкист с оставшимися немногочисленными, но емкими дисками к КП, давно прибыло пополнение – неполный взвод, правда, со станковым пулеметом, но это же что… одни слезы. Старший лейтенант Васюк пытался дозвониться до штаба, но связи опять не было.
— Держитесь, – сказал раненый ротный, когда его уволакивали на шинели к машине.
— Куда ж мы денемся, – справедливо заверил младший лейтенант, принявший пехотное командование.
Считался на здешней высоте товарищ Васюк старшим по званию, но вроде как штабистом и представителем командования (о котором, кстати, думал сейчас не очень хорошо), к тому же оглушенным на одно ухо. Вот это было досадно. Наблюдал с колокольни – высокое культовое строение пострадало, но сознательно держалось, передавал о движении противника. Когда появилась связь, довольно успешно произвели артналет по скоплению противника у «двойной рощи». Отработали не меньше чем дивизионом, но туда бы положить еще два раза по столько – вот то было бы дело…
— Воздух! – дуэтом заорали наблюдатели.
Скатились, толкаясь и ругаясь, по остаткам лестницы – самолетов шло изрядно. Серега метнулся к танку – все ж знакомая броня, если не будет прямого попадания, прикроет. Оказалось, не один такой умный – под танком сидели и сержант, с которым у южной траншеи воевали, и санитар, и сам хозяин брони.
— В театрах это называется – «аншлаг»! – успел объявить Серега...
Бомбили крепко, огрызалась высота из пулеметов и ПТРов, бил танкист из своего не особо подходящего к зенитным действиям ДТ[3]. Кругом громыхало бомбовыми разрывами, порой броневой корпус ощутимо шатало. Тыкался в мерзлую грязь носом старший лейтенант Васюк, прижимал шапку к голове, думал о том, что нужно было каску надеть, и о Москве. Не, не дождутся тут. Ладно, мама и тетка взрослые, знают, как оно в жизни бывает, а вот наивные девчонки… Выдумает же себе такое… а потом плакать будет. А может и не будет, совсем же ребенок, забудет быстро. Хотя, может и не забудет.