ые виды – как, например, 21 марта 1661 года, когда “несколько заслуживающих доверия лиц, стоявших на Лондонском мосту между семью и восемью вечера, увидели в небе с западной стороны череду невероятных картин”. Облака расступились, и взорам людей явились “две великие марширующие армии”, которые, после жаркой схватки, исчезли; затем возник собор, затем дерево, затем различные странные существа.
Мост воплощал в себе все многообразие города с его жителями – богатыми и бедными, могущественными и смиренными, печальными и радостными. Немецкий путешественник Захариас Конрад фон Уффенбах прошел по нему в 1710 году, так и не поняв, что идет по мосту: он думал, что движется просто-напросто по одной из лондонских улиц. Между тем патриотически настроенный рыцарь у Джозефа Аддисона (1714) заявляет, что “Темза – благороднейшая река Европы, а Лондонский мост – творение, превосходящее любое из семи чудес света”.
При этом, разумеется, мост то и дело становился источником беспокойства для тех, кто пользовался им каждый день. К середине XVII века все громче стали звучать жалобы на тесноту и толкучку, на постоянно проезжающие туда-сюда повозки и кареты, на стоящих повсюду торговцев-разносчиков и “всякий праздношатающийся люд”. Чтобы избежать давки, между домами кое-где были оставлены промежутки, где люди могли, сойдя с оживленной улицы, постоять и посмотреть на реку. В 1685 году улица, идущая по мосту, была расширена, а дома снесены с тем, чтобы их можно было выстроить “новым, более упорядоченным способом”.
Тем не менее в XVIII веке проблема нехватки места для людей и экипажей опять встала со всей остротой. По-прежнему мост был единственным в городе и его окрестностях и использовался слишком интенсивно. Во “Взгляде на Лондон” (1790) Томас Пеннант писал:
Я хорошо помню улицу, идущую по Лондонскому мосту, узкую, темную и опасную для проходящих и проезжающих из-за великого множества экипажей; улицу тут и там пересекали арки из прочного дерева, соединяя верхние этажи домов, чтобы они не рухнули в реку. Только привычка могла уберечь отдых тамошних обитателей, которые вскоре становились глухи к шуму падающей воды, к перебранкам лодочников, к нередким крикам несчастных тонущих.
Другой обозреватель отметил, что “поскольку тротуара на мосту не было, самый обычный и безопасный способ пройти по нему состоял в том, чтобы следовать за каким-нибудь экипажем”. К середине XVIII все богатые жители моста покинули его: обитать там, куда стекаются все бродячие торговцы и просто бродяги Лондона, сделалось невыносимо. Южный берег реки давно уже пользовался дурной репутацией места грязного и неспокойного, и эта атмосфера словно бы переносилась мостом на другую сторону Темзы.
Поэтому в 1760 году всю надстройку из лавок и жилых домов снесли подчистую. Мост был приведен в оголенное состояние, если не считать маленьких “убежищ”, где пешеходы могли уберечься от обилия экипажей и людской давки. В эпоху, требовавшую быстроты сообщения и легкости доступа в город, это было единственным решением. Стоит отметить, что три человека получали жалованье за то, чтобы направлять приближающиеся экипажи по левой стороне улицы; это первый случай регулировки уличного движения, которая позднее стала играть чрезвычайно важную роль в лондонском сообщении. За один июльский день 1811 года, согласно подсчету, по мосту прошло и проехало 89 640 пешеходов, 2924 телеги, 1240 карет, 485 двуколок, 769 фургонов и 764 лошади. К началу работ 1760 года уже действовал другой большой мост – Вестминстерский – и велась подготовка к строительству моста Блэкфрайерз. Успех этих начинаний дал толчок постройке и других мостов через Темзу, самым впечатляющим из которых стал Тауэрский (1894).
Аварийное состояние старого Лондонского моста официально подтвердил акт 1820 года, разрешавший его разборку и строительство нового сооружения. Один современник, имя которого неизвестно, патетически обратился к ветхому мосту: “Увы, пройдет всего двадцать лет – и даже ты, величественный старый Лондонский мост! даже ты останешься жить только в памяти людской да в набросках, который ныне делают с тебя рисовальщики”. Строительные работы начались в 1824 году чуть выше старого моста, первый камень положил король Георг IV. Мост, состоявший всего из пяти пролетов (тогда как его предшественник – из двадцати) был официально открыт шесть лет спустя.
В XIX веке этот вновь построенный мост был самым популярным местом встречи и проводов морских и океанских судов. В своем “Лондоне” (1872) Бланшар Джерролд описывает реакцию пассажиров парохода на приближение к Лондонскому мосту:
Любопытное зрелище представляют собой взволнованные лица людей, толпящихся у бортов океанского парохода, когда вдали смутно вырисовываются очертания Лондонского моста, а еще дальше – купол собора св. Павла. Эта лондонская панорама знакома всем цивилизованным народам. “Le Pont de Londres!”[36] – объявляет француз, окидывая протяженный мост быстрым, живым взглядом.
Барки и прочие речные суда, перевозившие пассажиров на пароходы, проплывали под арками моста, спустив паруса и наклонив мачты; у парапета во множестве стояли люди, глядевшие на сцены прощания и отплытия, на вымпелы, на блестящие мачты, на черные просмоленные борта. За спинами зрителей громыхали экипажи всевозможных видов, во множестве проезжавшие по мосту в обе стороны. Около моста располагались трактиры для путешественников, носильщиков, кебменов; там были конюшни, там были дворы и проулки, по которым бродили праздношатающиеся и сновали туда-сюда таможенники и прочий чиновный люд.
Для Кольриджа созерцательное пребывание на мосту было “жалким мечтанием, когда сознание мечтателя довольствуется ленью и малой толикой приторной чувствительности”[37]. Но у тех, кто отправлялся в дальние края, возникало чувство воодушевления, вызова.
Мост, оконченный в 1830 году, в XX веке начал опускаться, и в 1960-е годы его продали американской компании “Маккалох пропертиз” за 2 460 000 долларов. Мост разобрали на части, перевезли в США и вновь установили в Лейк-Хавасу-Сити, штат Аризона. Краеугольный камень был положен в 1963 году, и мост был официально открыт на новом месте семь лет спустя. Новый Лондонский мост через Темзу был открыт весной 1973 года и занял свое место в последовательности мостов на этом крохотном участке земли и воды. Грядущие поколения опять-таки начнут называть его “Старым”, и он в свой черед исчезнет, как мост в детском стихотворении.
Есть и другой способ попасть на ту сторону реки. Под Темзой прокопано больше туннелей, чем под любой другой рекой мира. Еще в 1798 года существовал план прорыть туннель между Тилбери и Грейвзендом, но он не был осуществлен: риск был огромен. Первым подводным туннелем в мире стал туннель, прорытый под Темзой между Уоппингом и Ротерхайтом. Планы разрабатывались с начала XIX века, но первые попытки были неудачны: в туннель прорывалась речная вода. В 1823 году парламент поручил Марку Брюнелю реализовать новый план. Работу окончил его сын Изамбард Кингдом Брюнель примерно двадцать лет спустя. Но успех был достигнут дорогой ценой: река прорывалась как минимум пять раз. Однако к смерти рабочих большей частью приводили вредные условия, в которых они трудились.
Дневник Марка Брюнеля полон тягостных переживаний. 26 мая 1838 года он написал: “Утром умер Хейвуд (проходчик). Заболели еще двое. Пейдж слабеет на глазах – ему, видно, уже не выплыть… Воздух ужасный. Он действует на глаза. Я и сам, проведя некоторое время внизу, ощущаю изрядную слабость… Все жалуются на боль в глазах”. У рабочих возникала слепота, временная или постоянная, которую стали называть “туннельной болезнью”. Причиной ее, возможно, были речные отложения и продукты распада, накапливавшиеся многие тысячелетия.
Очень показательно слово “выплыть”: в некоем метафорическом смысле рабочие и здесь, ниже дна Темзы, были во власти ее сил и течений. Не кто иной, как сам Брюнель, говорил об этих людях как о “жертвах” начинания, бросающего вызов естеству. После очередного несчастного случая один ротерхайтский пастор назвал его “справедливым наказанием, которое смертные навлекли на себя своими самонадеянными устремлениями”. Постройка моста в старину сопровождалась искупительными обрядами. Насколько же более сомнительная и опасная затея – углубиться под речное дно, приближаясь к инфернальным областям? Еще в ходе работ туннель стал одним из чудес Лондона, и высокопоставленные особы приходили посмотреть, как подвигается рытье норы под Темзой.
В первые годы своего существования это был пешеходный туннель, о котором шла печальная слава сырого и мрачного места. Его длина составляла 365 м, и он больше походил на пещеру, чем на туннель. Американский писатель Натаниел Готорн в книге очерков об Англии “Наша старая родина” (1863) описал его как “сводчатый коридор, уходящий в нескончаемую полночь. Газовые рожки, расположенные на равном расстоянии друг от друга, сумрачно освещают его. Стены оштукатурены, под ногами каменные плиты. Здесь могла бы получиться тюрьма из тюрем”. Ощущение безнадежности и усталости, приводящее на ум образ тюрьмы, похоже, крепко соединилось с этим местом. После открытия туннеля в 1843 году “Таймс” писала, что “на самих стенах его выступил холодный пот”.
Вдоль обеих стен располагались лавчонки и лотки, где торговали большей частью старые женщины, но покупателей было мало. Готорн, пройдя туннель целиком, встретил всего с полдюжины пешеходов. Спуск под русло великой реки, видимо, вызывал у людей смутную тревогу и внутреннее сопротивление, а, может быть, и первобытный страх. В 1870 году туннель стал подземной частью Восточно-Лондонской железной дороги. Он существует и ныне как своего рода углубленный в землю памятник инженерному искусству XIX века. Река так и не вернула его себе.
В 1869 году прорыли еще один туннель под Темзой, соединивший Тауэр-хилл на северном берегу с Тули-стрит на южном. Его стены были уже не кирпичные, а чугунные, и предназначался он для омнибусов. Успешным предприятие нельзя было назвать. Если омнибус почему-либо останавливался посреди туннеля, пассажиры явственно слышали, как наверху проплывают колесные пароходы. Позднее туннель сделали пешеходным, а потом его полностью заменил Тауэрский мост. Теперь это “туннель-призрак”, по которому проходят кабели и трубы. Сквозь чугунные своды здесь постоянно слышен звук текущей воды. Это место славится как одно из самых уединенных и угрюмых в Лондоне. Потенциального посетителя может отпугнуть хотя бы тот любопытный факт, что на форму туннеля влияют приливы и отливы: под давлением высокой воды он становится в сечении слегка луковице- или яйцеобразным.