но считаются носителями женского начала.
Исида – это влага в ее женской ипостаси, циркулирующая в природе, как околоплодные воды. В представлениях об Исиде вода также отождествляется с питательной жидкостью – с молоком. Вода – женская субстанция, поскольку, соединяясь с глиной, она творит формы. Тут возникает множество ассоциаций и уподоблений, которые противятся рациональному исследованию, ибо восходят к самым ранним периодам человеческого сознания. Так в царство мифов, где текут Стикс и Ахерон, Лета и Флегетон, может войти и Темза – река, которая выносит идущего вдоль нее за пределы обыденности в мир мечтаний и духа.
Легенды о ее половой принадлежности отражают тот очевидный факт, что река – живое существо. Темза творит отчетливый эффект присутствия. Заряженная тем, что Бернард Шоу называл жизненной силой, она подчиняется своим собственным органическим законам роста и изменения. Волновая структура водной поверхности столь сложна, что эта поверхность кажется мембраной живого организма – ушной, к примеру; “капиллярная” система, потревоженная каким-то движением, передает изменения целому. Река так тесно переплетена с судьбой человека, с его желаниями и страхами, что приобрела человеческую индивидуальность.
Много столетий ее обожествляли и стремились умилостивить. Хилэйр Беллок в “Исторической Темзе” пишет: “Не могу отделаться от мысли, что Темза – живое существо”. Некоторые путешественники признавались, что на иных участках берега им казалось, будто за ними следят. Великий историк Темзы Ф.С. Таккер говорит в своей “Дороге под названием Темза”, что “Темза – единая живая душа, цельная и нераздельная, от одиночества Трусбери-Мид до последнего морского одиночества за отмелью Нор”. Многие поклонники Темзы поистине ощущают эту душу, эту атмосферу, эту задумчивую жизнь, существующую из века в век.
Когда кто-либо берется описывать эту реку, она всякий раз приобретает человеческое измерение. Она терпелива, когда преодолевает или обходит препятствие. Она безжалостна, когда стачивает самые твердые камни. Она непредсказуема – особенно когда ей перечат, когда ее течение пытаются повернуть. Стадии ее движения от истока до моря уподобляли юности, зрелости и старости. Ее характер меняется от места к месту. Она может стать жестокой, мстительной. Может – игривой. Может – коварной. Может – имперски-властной. Может – деловитой, усердной. Она наделяет участки своей топографии человеческими чертами.
Глава 5Река из камня
Бассейн Темзы по большей части опоясан холмами. На западе это Котсуолд-хиллз; у своего северного края эта гряда, описывая дугу, идет к Эдж-хиллу, а затем стена холмов пересекает Центральное плоскогорье и достигает вытянутой полосы Восточноанглийской возвышенности, идущей в восточном направлении. К югу от реки холмы, образуя изогнутый край бассейна, тянутся через Марлборо-Даунз, а затем через Норт-Даунз к побережью Кента. Внутри бассейна высота над уровнем моря редко превышает 60 м, и в целом ландшафт можно назвать мягко-волнистым, если не считать большого мелового кряжа Чилтернз. За тысячелетия Темза сумела преодолеть меловую преграду, но холмы Чилтернз все еще стоят как знак древнего катаклизма.
Геология Темзы чрезвычайно сложна, по крайней мере для тех, кто не занимается этой наукой профессионально, но она представляет интерес для интересующихся давними эпохами жизни земли. Выше так называемой Горингской бреши, где Темза пробила себе путь сквозь меловую гряду, часть которой составляет Чилтернз, преобладают долины с мягкой глинистой почвой и кряжи из песчаника и известняка. Ниже Горинга река течет через “Лондонский бассейн”, состоящий из мела, песка, гравия и глины. На западе известняк Котсуолдс сменяется районом, называемым “Оксфордская глинистая долина”, следом за которым идет мел Чилтернз и Беркшир-Даунз; далее, на юг от Чилтернз, снова глина, а затем – песчаник, песок и гравий.
Всюду, конечно, есть местные вариации и отличия, обусловленные течениями древних океанов и доисторическими катаклизмами. Имеются, например, моренные участки гравия и валунной глины, которые перемещались вследствие движения ледников. Сама река тоже создавала вдоль своего русла разнообразные слои глины и гальки. Уровни глины и камня – это следы процессов, длившихся сотни миллионов лет, символы продолжительности, недоступной уму человека. Это ленты в волосах Геи. Вспомним вопрос, заданный Богом Иову: “Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь”. В конце XVII века епископ Бернет написал книгу, озаглавленную “Священная теория Земли”; подобную книгу и сегодня можно было бы написать о реке.
“Лондонский бассейн” может служить образцом топографического разнообразия. Меловая основа покрыта здесь гравием и глиной, причем глубина мела варьируется в зависимости от места: в Ламбете это 76 м от поверхности, а немного ниже по реке – в Ротерхайте – всего 14 м. Chilt – это мел по-саксонски, отсюда название Чилтернз. Поверх мела лежат слои крапчатой глины и пропускающего влагу песка, выше идет наносная “лондонская глина”, чей возраст около 60 миллионов лет, и наконец – гравий и кирпичная глина.
Эти древние каменные породы все еще играют важную роль в приречной жизни; такие города, как Гринвич и Гринхайт, Вулидж и Грейвзенд, стоят на меловых обнажениях. Там, где Темза перед впадением притока Чируэлл круто поворачивает на юг, имеется участок древнего гравия. На нем выстроен Оксфорд. Эти камни служат основанием нынешней жизни. Упомянутая кирпичная глина стала материалом для множества лондонских построек. Часто замечали, что в городках и деревнях вдоль Темзы строения соответствуют своему окружению – от золотистого котсуолдского камня фермерского дома до кремнистых стен и известковой штукатурки амбара или голубятни. Всякий раз камень составляет часть “гения места”.
В свое время обсуждалась тайна меловых пещер около реки – больших, сязанных между собой подземных полостей, похожих на сосуды с узкими горлышками. Они представляли собой вертикальные шахты, оканчивающиеся колоколообразными камерами, которые были соединены с другими похожими камерами. Их назначение объясняли по-разному: одни считали их древними обсерваториями, другие – зернохранилищами, третьи – гробницами, четвертые – убежищами от врагов. Скорее всего, однако, саксы добывали в этих шахтах мел. Прямых доказательств этому, впрочем, нет.
Есть также феномен террас, образовавшихся при понижении уровня моря. Когда этот уровень падает, соответственно опускается и уровень реки, и прежняя пойма образует выступ (террасу) над новой поймой. Например, Бойн-хиллская терраса возвышается над нынешним уровнем реки на 30 м, и возникла она примерно 375 000 лет назад. Позднее появилась терраса Таплоу, она на 15 м ниже. Самая недавняя называется просто Пойменная терраса. Есть и другие градации и вариации террас, с другими названиями. Аллювиальная пойма в верхнем течении Темзы – сравнительно новое образование, датируемое всего-навсего вторым тысячелетием до н. э., а что касается террас в черте Лондона, то они, как ни странно, очень заметны, ибо, чтобы облегчить их преодоление, потребовалась человеческая изобретательность. Крутой подъем от набережной Виктории к Стрэнду у станции метро Чаринг-Кросс – свидетельство разлома, произошедшего в былую геологическую эпоху. Расстояние между средней и верхней террасами Темзы можно оценить взглядом, если встать возле Национальной галереи к северу от Трафальгарской площади. Мы топчем ногами предысторию.
Те, кто склонен верить в дух места, должны принимать во внимание эти геологические градации и сдвиги. Нет причин сомневаться, что человеческое сознание меняется в зависимости от того, глина у нас под ногами или мел, пусть даже механизм этих изменений нам непонятен. Можно поразмышлять о том, существует ли различие отзвуков между оолитами Котсуолдс и песчаником Клифтон-Хэмдена. К каким выводам приводит сравнение глины Вулиджа, содержащей окаменелости, с песчаным галечником Блэкхита? Имеет ли значение, что обитатели низовий Темзы ходят по остаткам древних лесов? Оказывает ли огромное болото, находящееся под Долиной Белой Лошади, влияние на людей?
Самые ранние жители долины Темзы верили во внутреннюю силу, присущую камню, и создатели гигантских британских памятников считали необходимым использовать для своего предприятия какой-то определенный вид камня. Разные его типы, взятые из разных мест, неодинаковы по воздействию и по ассоциациям. Люди из древних племен были, возможно, более чутки к природному миру и ощущали то, что в XXI веке обитатели долины Темзы не замечают или отвергают.
Есть, например, основания считать, что люди, жившие севернее Темзы, в свое время отличались от тех, кто жил к югу от реки. Во многом это может быть связано с племенными особенностями, с особенностями графств и общей разъединенностью; но земля как таковая – ее топография и геология, – возможно, тоже сыграла свою роль. В прошлом разница между севером и югом была, конечно, более заметна. В начале XX века один историк региона Темзы много лет исследовал песни и обычаи приречных жителей. В книге “Народные песни верхней Темзы” (1923) Альфред Уильямс пишет, что в Уилтшире и Букингемшире – графствах, прилегающих к Темзе с юга, – люди “несколько более шумны и непосредственны, они здоровей, выносливей, сильней, прямей, решительней и чуть менее музыкальны”; напротив, жители Глостершира и Оксфордшира к северу от Темзы “добрей, покладистей, мягче, но при этом слабей, податливей и менее стойки”. Северяне более утонченны и артистичны, чем южане, но “у них нет того упорства и той внутренней независимости”.
Сходные тенденции подмечали и другие наблюдатели. В XIX веке в северных графствах главным развлечением был танец моррис[13], тогда как в южных – борьба и фехтование. Ни в одном из графств южнее Темзы пристрастия к танцу моррис не отмечено. При этом к северу от реки преобладает мягкий котсуолдский камень; камень юга – кремень и кирпич. Прослеживается некая человеческая преемственность: те же самые различия в темпераменте и характере обнаруживались в древности между англами к северу от Темзы и саксами к югу. Определенная связь, возможно, существует и с особенностями законодательства: различия между датскими и саксонскими установлениями по ту и другую стороны Темзы вели к различиям в поведении.