Темза. Священная река — страница 66 из 83

Здесь прах речного стихотворца Джона.

Ведя свой челн по водам Геликона,

Он волн и скал прибрежных не боялся

И в вечной Гавани пришвартовался.

XIIIТени и глубины

Медменемское аббатство, где собирались члены Клуба адского пламени.

Глава 40Речные грезы

Льюис Кэрролл завершил “Алису в зазеркалье” (1871) – книгу, отчасти навеянную его лодочными прогулками по Темзе близ Оксфорда, – стихотворными строками:

Если мир подлунный сам

Лишь во сне явился нам,

Люди, как не верить снам?[91]

Темза рождает грезы – своего рода отражения реальности. В начале XIX века Теодор Хук сочинил в Темз-Диттоне стихотворение, темой которого стал его “безмятежный сон наяву” на берегу реки. Гастон Башляр в книге “Вода и грезы” (1993) пишет: “Когда я сижу у реки, я непременно погружаюсь в глубокое забытье, гляжу вспять на свое былое счастье”.

Есть, кроме того, стихи неизвестного автора о воде, “текущей под задумчивыми ивами”:

Зачем ты спешишь ухватить сновиденье,

Стремишься узнать, чем закончится сказка?

В “Земном рае” (1868–1870) Уильям Моррис пересказал сон, который приснился ему у реки в Келмскоте:

Вот Лондон – чистый, маленький и белый,

Вот Темза светлая среди садов.

Итак, река не только творит сновидения – она возникает внутри них. Эта связь идет из глубокой древности. В искусстве австралийских аборигенов (круговые узоры вальбири) концентрические круги обозначают воду или родник, откуда появляются грезы и куда они возвращаются. Вода и сновидения – единая стихия. Вот почему Джером К. Джером в романе “Трое в одной лодке” пишет о Соннинге, что “в этих местах хорошо мечтать об ушедших днях, об исчезнувших лицах и образах, о вещах, которые могли бы случиться и не случились…” У реки Тернер грезил об античном и мифологическом прошлом, и некоторые его наброски – это своего рода сновидения художника с исчезающими, смутными очертаниями предметов, которые и существуют, и не существуют. В Ричмонде навеки прощаются Дидона и Эней; в Айлворте Порция горюет о расставании с Брутом. По Темзе плывут триремы, на ее берегах стоят замысловатые дворцы. Это – грезы о величии.

Но кто может разграничить склонность к грезам и ясновидение? Вордсворт, очень хорошо понимавший мощь реки, писал в 1790 году близ Ричмонда:

Струись же до скончанья лет,

О Темза, в блеске нежных волн,

Чтоб здесь мечтал другой поэт,

Как я, видений чудных полн![92]

Река, текущая к океану, создала множество визионерских представлений; игра света на воде, мосты через реку (“мосты довольства”) – все это подхлестывает воображение. Река затуманивает сознательное мышление и смывает воспоминания; плеск и движение воды, как некий мягкий наркотик, унимают нашу потребность наблюдать за реальностью. Тут могут возникнуть видения. Вот почему водный поток ассоциируется с возникшим в XX веке понятием подсознательного. Грезит не что иное, как сама вода.


Поразмыслим о природе отражений. Они бросают занятный свет на границу между тенью и предметом. Когда по воде плывет лебедь, кажется, что он удвоен: лебедь и тень некоего другого лебедя. В тихий вечерний час – примерно за полчаса до захода солнца – каждый находящийся на берегу предмет может быть идеально отражен гладкой водой, и это отражение или тень мы зачастую видим более отчетливо, чем предмет, которому образ на воде обязан своим существованием. В эти минуты реальность словно бы переходит из того, что осязаемо, в эфемерное, наделяя его силой; при этом самые что ни на есть обычные предметы становятся незнакомыми и новыми. Словно смотришь на какой-то изменившийся мир. Воду при этом нельзя уподобить зеркалу – она нечто более нежное, более емкое, более манящее. Наделенная глубиной, она погружает в нее предмет, сообщая ему некую идеальную вещественность. Она делает отраженный мир истинным – возможно, более истинным, чем подлинный мир над водой. Отражение в этом смысле реальнее самой реальности. Это может, однако, вызвать замешательство и своего рода головокружение; глядя на перевернутый пейзаж, подспудно боишься попасть в него и затеряться – или оказаться поглощенным глубиной под ним.

Томас Трахерн, поэт и мистик, был настоятелем церкви св. Марии в Теддингтоне и жил там около реки. В стихотворении “Тени на воде”, сочиненном, вероятно, в начале 1670-х, он размышляет о природе речных отражений:

Перевернутые ступни идущих людей

Дали мне случай повстречаться с иным миром.

Хоть и призрачный на первый взгляд,

Этот мир – действительно мир,

Где небеса сияют под нами,

Где земля по воле Божьей

Иной лик являет нам внизу,

Где ступни идущих упираются в наши ступни[93].

Река изобилует такими странными примерами спаренных противоположностей. Она поощряет двойничество. Она может также являть собой “мир наоборот” – это старинное выражение обозначает либертарианскую, эгалитаристскую, карнавальную власть низов над верхами. Река – царство свободы во всех ее проявлениях.

Древние курсусы в Лечлейде имеют одну важную особенность. Параллельно небольшому курсусу расположен более крупный комплекс на другой стороне реки – в Баскот-Уике. Похоже на попытку создать спаренное сооружение, в котором Темза играла роль естественной границы. Подобные явления наблюдаются и в других местах на Темзе – например, в Дорчестере, – и их можно рассматривать как любопытные предвестья возникновения “городов-близнецов”, разделенных рекой, – таких, как Стритли и Горинг, Пангборн и Уитчерч, Рединг и Кавершем, Патни и Фулем. Возможно ли, что спаренные города имеют доисторические корни – спаренные земляные сооружения? Не связано ли это с неким атавистическим побуждением. возникающим, когда человек созерцает реку? Не играет ли здесь роль идея двойственности, связанная с природой отражающей воды?

Есть и более причудливые примеры отражений. Когда проходишь по береговой тропе под пролетом моста в Мейденхеде, можно услышать эхо, которое славится своей силой. В Твикнеме на самом берегу Темзы была вывеска питейного заведения “Пенистый герб”, изображавшая злую Герцогиню из “Алисы в стране чудес” вниз головой. Поскольку сама “Алиса” – это мир вниз головой, на изображение которого Кэрролла вдохновили лодочные прогулки по Темзе, вывеску можно приветствовать как верный речной образ. На берегах Темзы видели немало призраков, и, возможно, они имеют ту же природу, что и отражения в воде, и не уступают им в реальности. К стихотворению Трахерна мы можем добавить строки Поупа из “Виндзорского леса” об отражающей способности Темзы:

И в этом зеркале находит взор

Небесный свод и склоны ближних гор;

Лесная даль в том зеркале жива,

Трепещут, расплываясь, дерева;

Сливаются стада с голубизной,

Поток раскрашен зеленью лесной…[94]

Глава 41Речные легенды

Темза создала свои местные мифы. Говорили, например, о городах, существующих на дне реки: древний Тилбери, как считалось, лежал на дне эстуария. Район ниже Дагнема был, по тамошнему поверью, местом, где произошел библейский Потоп. Ходили рассказы о чудесным образом сотворенных каменных деревьях на берегу. В Годстоу одна монахиня, показывая на дерево, говорила, что оно обратится в камень, когда она окажется на небесах среди святых. Паломники почитали это дерево вплоть до начала XVI века. Ныне мы, разумеется, понимаем, что каменные деревья около Темзы или в ней самой действительно существуют; но мы объясняем их окаменение другими причинами. В Фэрфорде близ Инглшема случилось внезапное нашествие лягушек и жаб, которые двинулись к дому местного судьи; там, согласно брошюре 1660 года, “они отчетливо разделились на два отряда и строем направились к жилищу упомянутого судьи; иные полезли на стены и через окна проникали в покои”. Когда судья перестал преследовать городских нонконформистов (протестантов, не принадлежавших к англиканской церкви), существа “странно и неожиданно исчезли”. Ходили слухи о черной магии в Кукеме и в Бернем-Бичез – и, конечно, о “Клубе адского пламени” в Медменемском аббатстве.

Подле Темзы в Калеме были глубокие ямы, одну из которых называли “ямой Гледди”, или “ямой Глэди”. Окрестные жители верили, что рыбак по фамилии Гледди упал в эту яму и утонул; говорили, что пузыри, поднимавшиеся на поверхность, лопаясь, изрыгали громкие ругательства. Один островок близ Бинзи был известен как “Западня Черного Джона”: оттуда будто бы выскакивал гоблин, который топил детей, держа их головы под водой. Подобные легенды ясно указывают на боязнь утонуть, но кроме того, возможно, и на ужас перед неким подземным миром расселин и пещер, существовавшим якобы под речным дном. Потусторонний мир, в который верили древние, жил в местных историях, не изгладившихся до конца в памяти людей и поныне.

На южном берегу Темзы, между Вестминстером и Хангерфордом, было место, которое в XVII веке называлось “землей коробейника”. Владевший участком коробейник завещал его церкви св. Марии в Ламбете. Эта церковь, как говорили, однажды предоставила ему убежище, и он оставил ей землю с условием, что он и его собака будут увековечены в витраже. В церкви действительно имеется витраж с коробейником и собакой. Табличка гласит: “На этом витраже по традиции изображен жертвователь, который около 1500 года оставил церкви участок земли, известный под названием ‘земля коробейника’, с условием, что в церкви поместят и по мере необходимости будут обновлять его изображение. Витраж починен в 1608 году; восстановлен в 1703 году; перемещен в этот придел в 1884 году; разрушен в 1941 году; восстановлен в 1956 году”. В истинности этой истории нет причин сомневаться. Во время земляных работ, когда участок готовили к строительству административного здания графства, был найден межевой камень с надписью: “Граница земли коробейника. 1777 год”. Административное здание и теперь стоит на древней земле коробейника.