— Однако стена цела, я проверила.
Я провел пальцем по каменной стене, и примерно сантиметрах в сорока от земли почувствовал, как известковый раствор рассыпался словно песок.
— Эти камни были переставлены.
В свете фонаря мы заметили, что местами раствор отсутствует, а между камнями имеются зазоры от одного-двух миллиметров почти до сантиметра.
— Вот здесь и проскользнула наша приятельница, — сказала Амина, широко улыбнувшись. — Там, за этой стеной, что-то есть.
— Может, погреб кого-нибудь из соседей?
— Не исключено, — согласилась она. — Нужно подсунуть под стену что-нибудь плоское и длинное и попытаться вытащить один камень.
— Или… вытолкнуть его, — сказал я, положив ладони на один из камней.
— Морган, не делайте этого! Вы можете повредить то, что… Скажем так, нечто священное.
— Да… — пробормотал я сквозь зубы. — Эти камешки весят добрых тридцать кило каждый.
— Я имела в виду вас, — прошептала она мне в ухо, словно подтрунивая надо мной.
Я услышал, как Махмуд нарочито покашливает. Амина рассмеялась и положила ладони на мои руки, чтобы помочь мне. Конечно, я постарался продемонстрировать, насколько неотразимы мои бицепсы и мышцы груди… Стоит лишь красивой молодой женщине оказаться рядом, и я не могу удержаться, чтобы в очередной раз не изобразить из себя Адониса.[54]
Через несколько минут наших усилий блок дрогнул.
— Еще немного.
Камень подался, и мы нажали на него изо всех сил. Потом раздался грохот, камень отлетел примерно на сорок сантиметров, и мы оба, Амина и я, приникли лицами к проему, направив туда свет фонаря.
— О мой Бог! — вскричала Амина. — Это она!
— Черт возьми… — с трудом выдавил я из себя, потому что у меня перехватило горло.
— Что, что там такое? — спросил Ганс, пытаясь заглянуть туда между нашими головами.
— Мы нашли ее? — спросил мулла дрожащим голосом.
— О мой Бог! — повторяла Амина, и голос ее срывался от волнения. — Она в сохранности.
Я с сожалением отодвинулся и сделал знак нашим дрожащим от нетерпения спутникам подойти.
— Посмотрите, — сказал я, протягивая мулле фонарик. — И вы тоже, Махмуд, идите взгляните.
— Если бы дед увидел это… — тихо сказал Ганс.
Я оттащил его в сторону, чтобы освободить место Юрси Марзуку и его молодому единоверцу, который в изумлении застыл перед разломом, направив туда луч света.
— О Всемогущий… — молитвенно твердил мулла. — О Всемогущий… Это потрясающе. Потрясающе…
Амина, взволнованная до слез, прижалась ко мне, а я начал дико хохотать. Мы добились своего!
Мы миновали еще две кладки, прежде чем смогли проникнуть в гробницу. В другое время я никогда бы не допустил, чтобы в подобное место ступила нога неспециалиста, но времени у нас оставалось мало. Мы должны были покинуть гробницу перед утренней молитвой, с восходом солнца.
— Главное, ничего не трогайте, — строго сказала Амина, но это предупреждение было излишним.
Юрси Марзук и Махмуд словно окаменели.
Усыпальница площадью в двадцать квадратных метров и высотой метра в два являла собой причудливое сочетание греческого и египетского стилей. Три из четырех стен, облицованные плитками из алебастра шириной в кисть руки, были покрыты фресками, а четвертая, которая находилась прямо перед нами, — исписана греческим текстом. С первых же строк стало ясно, что это панегирик во славу Александра. На подставках, колоннах и мебели из алебастра или красного дерева, украшенных серебряными или золотыми пластинами, громоздились оружие, драгоценности и другие подношения. Это были сокровища, каких мне еще никогда не приходилось видеть. А в центре усыпальницы на огромном прозрачном блоке лазурита, похожем на солнце, возвышался золотой — а не стеклянный, как гласила легенда, — саркофаг.
Амина вдруг обеими руками зажала рот, чтобы сдержать крик, и я почувствовал, как меня охватывает ярость. Саркофаг был открыт.
— Подонки! — выругался Ганс, оглядывая крышку, которая лежала на полу. — Они его ободрали… — Бросив взгляд в саркофаг, он резко отшатнулся. — Что это такое?
Я сделал несколько шагов, которые отделяли меня от саркофага, и посмотрел на тело, которое вопреки моим ожиданиям не было похищено. Но насколько лучше было бы, чтобы это произошло…
Амина обернулась, стиснув зубы.
— Что там, профессор Лафет? — робко спросил мулла.
— Тело… — пробормотал я, с усилием вылавливая слова. — Кто-то облил мумию кислотой.
Юрси Марзук, сделав рукой какой-то знак — возможно, чтобы прогнать злых духов и призвать на помощь своего Бога, — заставил себя взглянуть на останки того, кто своими завоеваниями создал огромную империю, кого знал весь мир.
— Боже милосердный…
— Не будем поддаваться унынию, у нас мало времени. Надо сфотографировать и описать все, что можно. Ганс, сходи за камерой.
— Я займусь описью, — сказала Амина.
— Вы поможете мне положить крышку на место? — попросил я муллу и Махмуда. — Погодите, — тут же поправился я, ибо во мне пробудилась профессиональная совесть. — Сначала нужно осмотреть это… эту кашу.
Я склонился над саркофагом, чтобы осмотреть то, что осталось от мумии, а именно — месиво из повязок, смолы и костей. Со временем кислота, которая не успела испариться, превратилась в омерзительное желе. Сохранились лишь кусок сандала и золотая монета, которую положили под язык покойному, чтобы заплатить за перевозку Харону,[55] несколько амулетов из драгоценного металла и еще что-то напоминающее металлическую пряжку.
— Ганс, дай мне отвертку.
— Тебе удалось что-то обнаружить?
— Похоже, кислота разъела только органику, но не металл.
— А что это за штуковина?
— Напоминает пряжку от пояса.
— Доспехи. Вот что они уволокли! Ведь ты говорил, что Александра похоронили вместе с доспехами, так?
Я лихорадочно осмотрелся. Оружия, нагрудников, мечей и щитов имелось здесь во множестве, но все это было парадным оружием, которым никогда не пользовались.
— Ты прав… — сказал я, рассматривая металлическую пряжку, слишком мягкую для своего размера. — Посвети-ка мне. И дай лупу. — Я осмотрел пряжку и подозвал Амину. — Что это за металл, по-вашему?
— Он легкий, как алюминий, но выглядит очень прочным. И он почернел от кислоты…
— Алюминиевый титан, — прервал я ее. — Возможно, это одна из застежек, что были на нагруднике.
Ганс грубо выругался.
— Они свистнули его доспехи, а самого ободрали, как цыпленка.
Мулла робко приблизился.
— Простите меня, но… о чем идет речь?
— Люди, которые разграбили гробницу, унесли доспехи Александра. Они только за этим и приходили. — Я протянул Гансу отвертку, подцепив ею пряжку. — Заверни это во что-нибудь и смотри не касайся ее пальцами, ведь неизвестно…
— Но… чего ради они осквернили труп, если получили то, что хотели? — настойчиво спросил Юрси Марзук.
— Это известно только им. По крайней мере саркофаг почти не тронут. Как и золотая подушка, на которой должна была покоиться голова… — Я вдруг замолчал, вспомнив: «Человек сомневающийся, как и великий человек, всегда должен спать с кинжалом под подушкой». Я повторил эти слова и закричал: — Ганс! Верни мне отвертку.
Он протянул мне инструмент, и все четверо моих спутников сгрудились вокруг саркофага, чтобы посмотреть, как я осторожно переворачиваю металлическую подушку, украшенную золотыми нитями. Усопшему не слишком комфортно было покоиться на ней. Весом килограммов в пять, она выскальзывала из моих рук, и я опустил ее, чтобы ничего не повредить. Я предпринял новую попытку, и опять безуспешно. Третья попытка принесла результат, мне удалось поставить подушку на ребро.
— Кинжал! — вскричал Ганс.
— Найдите что-нибудь, чем это ухватить, и поскорее.
— Подождите, — сказал Махмуд, снял рубашку и обмотал ею руку. — Я его держу.
Он осторожно положил кинжал на пол, и я наклонился, чтобы осмотреть его. Гарда была немного попорчена кислотой, но подушка все же защитила ее. Я перевернул кинжал концом отвертки и увидел на лезвии, прямо под гардой, печать Гефеста.
— Вот молодцы! — завопил Ганс. — Они оставили половину!
— Не совсем, но все это уже кое-что.
— Простите, что я так грубо прерываю это знаменательное событие, но уже приближается час молитвы, — неожиданно сказал мулла.
Амина стала поспешно фотографировать все, что можно, а я разочарованно покачал головой.
— А не могли бы мы остаться здесь, чтобы…
— Нет, мсье Лафет. Сейчас самое время закрыть саркофаг и поставить кирпичи на место. Что делать? Пусть этот бедняга почивает здесь в мире. Все останется в таком же виде, даю вам слово. Я думаю, у вас есть доказательства, чтобы сообщить о существовании гробницы и получить необходимые разрешения. Но я прошу вас только об одном: нигде не упоминайте ни моего имени, ни имени Махмуда, как было договорено с Аминой. Вы вошли сюда по собственной инициативе, минуя мечеть, мы через какое-то время найдем оправдание. В случае надобности я сделаю еще один проем в стене своими собственными руками, у ближайшего водостока, но договоримся: никто из членов нашей общины вам не помогал и вы не оскверняли мечети. Вы даете мне слово?
— Даю, — пообещал я, пожимая его руку. — Но должен предупредить вас, давление будет таким сильным, что вы вынуждены будете разрешить проведение раскопок.
Он с улыбкой покачал головой:
— Если правительство принудит меня к этому… что же делать? Я всего лишь служитель Всевышнего и подчиняюсь законам нашей страны, как и все граждане.
— Спасибо за все, Юрси Марзук. Я ваш должник.
— Вовсе нет. Эта ночь стоит всех благодарностей. Идемте, и пусть хранит вас Всевышний. Махмуд сейчас уложит кирпичи на место, и никто сюда больше не сможет проникнуть. Пойдемте, я провожу вас до двери.
Мы сердечно попрощались с Махмудом, взяли свои вещи и выбрались в коридор. Выйдя из подземелья, мы с облегчением вздохнули.