Чунсоку идея не понравилась – как и ожидалось.
– Я не смогу защитить вас, если буду…
– Айщ [49], Чунсок! – возмутился Ли Хон. – Гаин и другие твои люди справятся с задачей, разве нет? Ты сам сказал, что они готовы отразить любую атаку на мою скромную персону, так что волноваться мне не о чем. Так?
Чунсок понял, что его поймали, и замялся.
Ли Хон знал, что пуримгарра будет против рисков, но недомолвки в Совете и странное поведение советников заставляло его действовать более решительно, чем могли бы позволить обстоятельства. По-хорошему, ему не следовало предпринимать никаких резких движений до возвращения Нагиля, но тот задерживался, вестей от него не было, а внутри дворца прямо под носом у молодого короля зрел какой-то заговор. И Ли Хон обязан был раскрыть его.
Наконец Первый Коготь вздохнул.
– Нам нужен чёткий план, ваше величество. И продуманная стратегия.
– И повод вытурить неугодных людей из моего Совета, – добавил Ли Хон. – Прежде всего, нам стоит предупредить нашего любопытного наместника о том, что готовится некое событие.
С этого дня они с Чунсоком строили планы по атаке на Алмазные горы, делая вид, что ничего важнее в их делах не было. И советники во главе с Лю Соннёном расслабились, считая, будто у молодого короля нет своих глаз и ушей в дворцовых лабиринтах, а наместник Императора Мин, сидящий в Хамхвадане как у себя в доме, получал сведения, которые мог передать своим шпионам, снующим по всему Чосону…
10
Храм Дерева, Чосон, месяц ипчхун 1593 года, год Водяной Змеи
Отряд в восемнадцать человек под командованием Первого Когтя прибыл на земли храма Дерева, чтобы отбить надвигающуюся атаку японского войска. И расспросить обо всём происходящем у Йонг не было ни малейшей возможности: едва она услышала Чунсока, его голос был перекрыт криками, дрожащими по склонам гор эхом, которое неслось вперёд японцев.
– Мер’тонъ, мы ждали их с юго-востока и не раньше вечера! – только и выругался Чунсок, прежде чем исчезнуть за углом развалившейся храмовой стены.
О нет, только не снова! Храм Дерева, похоже, притягивал к себе японцев, как сладкий медовый цвет – пчёл, раз уже дважды Йонг попадала в гущу сражения, разворачивающегося прямо на этих землях.
– Надо бежать сейчас же, – процедила она Рэвону, стоящему рядом. Тот оглянулся в поисках Харин, нашёл её у опрокинутой сломанной жаровни в тени храма.
– Вы с Хаджуном уводите наших иноземных приятелей, – затараторил он, Йонг никогда не слышала, чтобы сонбэ говорил так быстро и испуганно, – встретимся у подножия гор, там, где протекает Восточный Хан!
Он боялся едва ли не больше Йонг, и эта разительная перемена в Рэвоне несколько отрезвила, помогла избавиться от замутненной злости, которую Сон Йонг к нему испытывала: если сонбэ боится японского войска так, словно они враги, мог ли он, в самом деле, предать их и переметнуться обратно на сторону Чосона, на что намекал всё время их путешествия?
Думать об этом сейчас было некогда: Йонг дала знак Хаджуну, тот схватил свободного коня и протянул ей поводья.
– А ты?..
– Садитесь, сыта-голь, – велел Хаджун неожиданно грозным тоном. – Генерал приказал мне доставить вас в Хансон целой и невредимой, и я не нарушу обещание.
«Даже ценой своей жизни?» – с ужасом подумала Йонг, но вслух переспрашивать не стала. С известным упрямством Сон Йонг в этом мире могло посоперничать только одно: упрямство воинов дракона и их командира.
Японское войско уже вгрызалось в отряд воинов дракона, которыми руководил Чунсок, Йонг видела это со своего места на возвышении у самого храма и слышала слишком хорошо. Пуримгарра защищал тропу, ведущую вниз от храмовых земель, и японцы явно рвались сюда. Что им здесь надо? Они хотят разрушить святыню окончательно?..
– Я не могу… – залепетала Йонг, ругая себя последними словами за то, что мямлила в ответственный момент. Хаджун напрягся и вдруг толкнул Йонг в сторону. Она повалилась спиной в снег, выпустив поводья. Мимо просвистело копьё, вонзилось в стену храма с треском. Испуганный конь заржал и сбежал вниз по склону.
– Кетча путак! [50] – выругался Хаджун, прикрывая собой Йонг. Она отплёвывалась от попавшего в рот снега, открыла глаза и только тогда заметила мелькнувшую в свете солнца тень на храмовых ступенях.
– Сзади! – выкрикнула она. Хаджун обернулся, вскинул руку с мечом, и в лезвие, дрожа, ударила стрела. Йонг поняла, что надо выбираться отсюда, слишком поздно: их уже окружили трое спустившихся со склонов горы японцев. За ними шли ещё люди, и их, вместе с теми, что сражались у подножия гор, было больше, чем Чунсок наперёд насчитал.
Всё повторялось, всё повторялось и злило сильнее, чем пугало.
Йонг вскочила на ноги, заозиралась по сторонам: у неё в руках не было ничего, чем она могла бы защититься, её не охранял никакой Великий Зверь, никакой коварный змей не шипел ей в уши, что стоит лишь ослабить контроль, и он займёт тело и раздерёт глотки всех её врагов.
Йонг невесело подумала, что умрёт, совсем чуть-чуть не достигнув столицы, но спасение пришло с неожиданной стороны: к Йонг кинулись, перекрикивая друг друга, иноземцы. С ржавыми мечами и вилами они отогнали удивлённых японцев – те тоже были вооружены слабо, снова представляли собой крестьян-асигару, уже знакомых Йонг по прошлым встречам.
– Ай, бэла, всё веселье бы пропустили, не раскричись ты, – улыбаясь, кинул Йонг Перу и скрылся за спинами своих друзей, размахивая вилами.
Она отбежала, прижалась спиной к стене храма. Сейчас противник из неё был слабый и беззащитный, ей в самом деле нужна была помощь со стороны. «Дура», – корила себя Йонг, наблюдая широко распахнутыми глазами, как худые и уставшие после долгой дороги иноземцы справляются с внезапным нападением таких же худых и несчастных асигару.
– Даби! – вскрикнул вдруг Коби-руан. Йонг не увидела этого, но отчётливо слышала: иноземец Даби, самый тощий из всех, упал в снег и больше не поднялся. Йонг огляделась, нашла тело в растекающейся луже крови: его пронзила стрела, пущенная кем-то с запада.
Йонг мысленно выругалась, по привычке натянула на себя вину за его смерть, но тут же, разозлившись, стряхнула подползающий к ногам холод.
Эту битву она не приводила к стенам храма, этих асигару она не приводила к иноземцам.
Кажется, те разозлились сильнее и теперь били яростнее. Йонг удивилась, что Перу расправился со своим противником в два длинных удара, а потом, не переводя дыхания, побежал выше по склону, встречая нового асигару. Хаджун снёс голову лучнику, убившему Даби.
Йонг поняла, что у неё трясутся колени, и села, прикрывая голову руками. Нужно было убираться с поля боя, раз толку от неё не было.
Она поползла вдоль стены к покосившемуся углу, за которым был вход в павильон, но битва закончилась раньше: Йонг преградил дорогу Хаджун. Стряхнул с лезвия меча кровь, воткнул его в снег привычным движением, чтобы почистить.
– Всё закончилось, сыта-голь, – выдохнул он, глядя на Йонг сверху вниз. Только теперь она прокляла себя за бессилие – такой слабой Йонг давно себя не ощущала, осознание этого было резким и болезненным.
– Спасибо, ра Хаджун, – пересиливая себя, кивнула она. – И все вы. Спасибо.
– Они первые напали, – серьёзно кивнул Хольхе. За его спиной причитал, сидя с телом Даби, Коби-руан. Слова «мне жаль» застряли в горле, и Йонг не смогла их выговорить, даже глядя в лицо Перу.
– Заберём его позже, – выдохнул он и перекрестился, посылая в небо молитву на родном языке.
– Что? – не поняла Йонг. Перу хмыкнул и вдруг подмигнул ей.
– Не знаю, за что ты воюешь, бэла, но мы поможем сейчас.
Йонг запоздало поняла, что иноземцы хотят присоединиться к битве в низине, и вскочила, мотая головой. Перу и Хольхе, да и все остальные, рылись в стоящей недалеко телеге, искали ржавые вилы и мечи поудобнее, словно позабыв о трупах асигару, которых только что убили своими руками, и о трупе своего друга, сражённого словно в насмешку над ними. Словно судьба предупреждала их, а они не слышали и не слушали: не стоит соваться на войну, которая не касается никого, кроме Чосона и Японии.
– Вы что делаете? – ахнула Йонг. – Нам надо бежать отсюда быстрее ветра!
– Тише, бэла, – осадил Перу. – У нас говорят: если хочешь славы, не задерживайся в постели.
– Что?..
– Он говорит, – пояснил терпеливый Хольхе, – мы, народ горячий, рисковать умеем и знаем, что делаем. Зря, что ли, тащили с собой эти ржавые иголки!
– Да какой от них толк! – разозлилась Йонг.
Кричать, привлекая внимание, было глупо, но смельчаки, что достались ей в невольные подопечные, уже подняли столько шума и звона, что не заметить их мог только совсем глухой. Впрочем, оставалось надеяться, что прямо сейчас отряд Чунсока отвлекает японское войско куда более важными делами.
– Нет, стойте. – Йонг кинулась наперерез уже заворачивающим за угол храма иноземцам, вооружённым только старым оружием. Такое не проткнуло бы и холщовый мешок с рисом, а уж рассчитывать на то, что они смогут вонзиться в тяжёлые доспехи японских воинов, не стоило тем более. Там, внизу, с отрядом Чунсока бились не простые асигару, а мужчины опытнее, самураи должно быть. Против таких отпускать иноземцев не стоило.
– Ай, бэла, – цокнул Перу. – Ты вроде смелая, воин. Не веди себя как курица на насесте.
– У нас говорят: даже если тигр загнал тебя в угол, успокойся – и сможешь выжить, – выпалила Йонг, вскинув руки. Ледяные пальцы упёрлись в грудь Перу, обтянутую грязной прохудившейся рубахой, поверх которой был накинут плащ имперского воина. Такой худой! Йонг чувствовала каждую тонкую кость в теле иноземца, обтянутую тонкой же кожей. Ну куда им сражаться, с кем?..
Йонг отвечала за них, за каждого из этих глупцов, что хотели ринуться в бой, уставшие и неподготовленные. Если ещё день назад она гадала, сможет ли уговорить иноземный отряд присоединиться к борьбе Чосона и Японии, то теперь готова была откусить себе язык за брошенные в запале слова. Со своим капитаном или без него – эти люди, похоже, желали драться и умирать, не имея веского на то повода.