От страха, похоже, тошнота не проходила, и голова кружилась, словно Йонг испытывала слабость впервые. Она зажмурилась, попыталась сосредоточиться на своём дыхании. А потом неожиданно услышала в нём чужое. Хрип, звериное рычание, оно не принадлежало ни Йонг, ни имуги.
Пылала стена Ульджина, разносился вдоль берега грохот, звенела сталь клинков и обрывались крики умирающих в битве людей. От какофонии шума у Йонг закладывало уши. Она зажала голову руками, чтобы помочь себе справиться с нарастающей паникой.
Это был не её страх, не её тревога раздирала грудь. Густая вязкая кровь подкатила к горлу, Йонг выплюнула её себе под ноги и съехала по стене на землю. А через какое-то время услышала слабые крики, детские. Где-то на задворках улиц, рядом с которыми она пряталась, плакали дети. Йонг с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, двинулась на звук. Дрожали городские стены, со стороны берега доносились стоны и звон мечей. В глубине Ульджина плакали брошенные дети.
Йонг нашла их за оградой монастыря – похоже, сюда привели всех маленьких жителей города и оставили на попечение монахов, только тех не было. Йонг прошла через ворота во двор, сразу же попала в окружение нескольких десятков глаз. Мальчики, девочки, подростки и совсем крохотные дети, они все смотрели на Йонг, словно она несла в себе сразу два начала – созидание и разрушение, смерть и спасение.
– Вы здесь одни? – спросила она и тут же подумала, что это был абсолютно глупый вопрос. Стоящий ближе к Йонг чумазый мальчик лет десяти ткнул в неё пальцем.
– Нет. Теперь ты с нами.
Ну, конечно. Йонг зажмурилась, проглотила подступающий к горлу ком – всё ещё кружилась голова и было страшно, но теперь она знала, что это не её чувство, и могла с ним справиться.
Прежде всего надо было увести детей с открытого пространства, куда в любой момент могло угодить пушечное ядро, копьё, стрела… Так много вещей в этом мире могло ранить беззащитного человека.
– Пойдёмте под крышу, – позвала Йонг детей, и те, перепуганные, потянулись за ней, как рыбки кои в воде за блестящей заколкой, которой знатные дамы приманивали к себе питомцев в прудах богатых господ. Йонг подхватила на руки маленькую девочку лет трёх, которая прижимала к груди соломенную куклу. Та отвернула лицо, но из рук не вывернулась, и вместе они пошли в павильон монастыря с другими мальчиками и девочками.
Когда Сон Йонг пришла в не-Чосон впервые, она была такой же, как эти дети. Напуганной, растерянной. Она тянулась к знакомому человеку, даже если догадывалась, что добра он ей здесь не принесёт, и сторонилась капитана драконьего войска, хотя тот обещал ей помощь.
В монастыре было пусто. Йонг огляделась, прежде чем опустить девочку на пол и позволить остальным детям пройти внутрь и сесть вокруг постамента без статуи. Это место немного напоминало Йонг монастырь Ордена Сливы, первый, в котором она побывала в не-Чосоне. Только тот кишел людьми, и в каждом павильоне ей могли оказать помощь или отравить и отправить врагу на откуп. Здесь же… царила мрачная тишина.
– Где все? – нахмурилась Йонг и огляделась ещё раз.
– Монахи умерли, давно, – ответил ей чумазый мальчик. Похоже, он был одним из самых старших детей здесь. Йонг качнулась из стороны в сторону.
Плохо, что больше никого из взрослых тут нет. Монастырь стоял у западной стены города, и, если японцы прорвут оборону у берега и проникнут в Ульджин, у этих детей будет время, чтобы сбежать через западные ворота. Но куда они пойдут?..
Гремела битва, порой казалось, что сражение происходит прямо на улицах Ульджина. Йонг прислушивалась к звукам снаружи вместе с детьми, прижимала к себе маленькую девочку с куклой. Ждала.
Затем по улицам загрохотало. Йонг велела мальчишкам постарше присматривать за теми, кто младше, и встала с пола, сжимая в руках старый меч, который нашла под пустым постаментом. Раздались крики, несколько коротких приказов на языке, который Йонг не понимала. Распахнулись с оглушительным стоном врата монастыря. Одетые в красное люди стекались во внутренний двор, словно реки крови.
Йонг сжала рукоять меча, но испугаться как следует не успела – за тёмными силуэтами, освещаемыми со спины факелами, раздался голос Нагиля:
– Опусти меч, госпожа. Тебе ничто больше не угрожает.
Йонг медленно опустила оружие и выдохнула. Проклятье.
– Мун Нагиль?
– Да, госпожа.
Он вышел вперёд и поклонился Сон Йонг, как, должно быть, и королю не кланялся. Она почувствовала подкатывающую к горлу истерику.
– Ох, тебе бы лучше объясниться сейчас же… – выдохнула Йонг, чувствуя, как усталость, тревога, болезненная слабость берут над ней вверх, и медленно осела. Нагиль подхватил её быстрее, чем она упала, прижал к себе.
«Горячий, – подумала Йонг, проваливаясь в липкий обморок. – Убью его, как очнусь».
Жемчужина драконаВосемь гуа
21
Хэнджу, Чосон, месяц усу 1593 года, год Водяной Змеи
«Можете собрать пепел дворца Хэнджу, и найдёте там прах секретаря Ван Шоужаня».
Нагиль отправил это короткое послание Императору с перепуганным гонцом, пока остывал за его спиной Богандан. Дэкван стоял рядом, стирая с лезвия меча кровь – похоже, не все были рады возвращению Дракона на земли Чосона: тырсэгарра заявил, что устранил предателей, едва к Нагилю вернулось человеческое сознание.
На длинное затянутое мгновение он потерял себя в Великом Звере: голоса Драконов слились воедино вместе с криком Нагиля, рёв перерос в струю огня, в каждую клеточку тела просочилась животная, чудовищная ярость.
Теперь Нагиль сидел посреди сожжённого дворца и наблюдал с безжалостным равнодушием, как вздымается от земли в небо чёрный едкий дым. Словно повторялся момент из своего прошлого, о котором вспоминать не хотелось.
– Хорошо горит, – заявил вдруг Дэкван, опуская на плечи Нагиля турумаги.
– Побойся короля, – сипло отозвался Нагиль.
– Король сказал бы то же самое, генерал. Дворцы хорошо горят, особенно если их занимают неправильные люди.
Задерживаться в Хэнджу они не планировали, но после «учинённого беспорядка», как выразился Дэкван, люди генерала Муна обязаны были помочь городу восстановить хотя бы часть улиц.
– Пусть король пришлёт сюда провизию, – приказал Нагиль на третий день работ. Уставшие мужчины и женщины не могли протянуть весь холодный сезон на одной лишь благодарности за свободу, им необходимы были еда, тёплая одежда.
Командиру Чжаню промедление не нравилось, но он согласился подождать. Он и его люди размещались в уцелевших крылах дворца, ели то же, что и горожане и воины Нагиля, спали по одному режиму с городской стражей.
Через неделю Нагиль добрался до тюрем, в которых разместили примкнувших к секретарю стражников дворца и Лю Соджоля.
– Я зарекался сохранять жизнь предателям, – начал Нагиль, едва пересёк порог тюрьмы. Тут были низкие потолки, холодные стены. Выходцу из знатной семьи наверняка было тяжело проводить в тесном неуютном помещении столько дней и ночей.
Лю Соджоль поднял к пришедшему генералу пустой взгляд. Прежней спеси в нём не было, в глазах застыло неверие и та же усталость, что Нагиль отмечал порой и в себе.
– Пришли позлорадствовать, генерал Мун, – осклабился Лю Соджоль лениво. – Жаль, из меня не выйдет благодарного собеседника или хотя бы слушателя.
– Знаю, – отрезал Нагиль. – Я не радоваться вашей участи пришёл. Поверьте, мне тоже не доставляет удовольствия с вами беседовать.
– Тогда зачем явились?
– Рассказать вам о будущем.
Нагиль прислонился спиной к стене, скосил взгляд на сидящего на полу Лю Соджоля. От прежнего облика в нём ничего не осталось, даже краски на дорогих одеждах потускнели.
– Вашего отца уже посадили в тюрьму и ждут суда, я уверен, – заговорил Нагиль медленно и тихо. – Сестру отослали из Хансона, сейчас она в Кванджу. Как только мы отвоюем у Японии острова, она отправится туда с парой служанок и будет жить там в одиночестве.
– Генерал, – сухо простонал Лю Соджоль, – вы всё-таки злорадствуете.
– Нет, господин Лю. Я, как и заявил, не получаю удовольствия от того, что рассказываю вам это. И всё же…
Нагиль посмотрел прямо на Лю Соджоля, теперь позволяя себе отпустить сдерживаемые злость и горькое разочарование.
– Всё же несмотря на жалость, которую я испытываю к вашей сестре, но не к отцу, мне хочется, чтобы вы прочувствовали хотя бы часть того отчаяния, что подарили мне в прошлом.
Лю Соджоль прикрыл глаза. Из рассеченной губы от широкой улыбки у него снова пошла кровь.
– Я знал, что поплачусь за пытки над вашей женщиной.
– О нет, – скрипнул зубами Нагиль, – за это вы ответите перед ней. Сейчас за ваши грехи расплачивается ваша семья.
Нагиль оттолкнулся от стены, шагнул вдоль деревянных балок решётки. В тень, во влажную липкую прохладу, холод.
– Советника Лю наверняка ждёт казнь, – продолжил он. – Совсем как мудан Ордена Белого Тигра, что умерла по вашей вине.
Лю Соджоль распахнул глаза, вскинул к Нагилю бледно-жёлтое, почти серое лицо.
– Она погибла не из-за меня, генерал. Я думал, вы знаете это.
– Знаю, – не стал умалчивать Нагиль. – И тем не менее это ваши действия запустили цепочку трагических событий. С вас всё началось.
– Правда? – ощетинился Соджоль. – А мне казалось, всему виной вы и ваш названый брат.
Нагиль вернулся к узкому окну, сквозь которое на пол тюрьмы падали три полосы белого дневного света.
– Имей вы чуть больше терпения, господин Лю, – сказал он задумчиво, – из вас вышел бы хороший политик. Вы молчите, когда это выгодно, и говорите, когда выгодно.
– Как и вы, – усмехнулся Лю Соджоль. – Знаете первое правило политики, генерал Мун? Нельзя лгать народу, если хочешь получить его доверие. Из вас тоже вышел бы хороший политик. Или, может, даже король?
Нагиль не сдержался и выдохнул со смешком.
– А вы не из пугливых, господин Лю, раз говорите такие вещи.