Он склонился к ней, не смея противиться. Если его госпожа приказывает, кто он, чтобы не подчиниться? Йонг выдохнула ему в губы: «Наконец-то», – и прижалась к нему так, словно не могла больше дышать самостоятельно.
«Наконец-то», – подумал он тоже, целуя её и чувствуя, как усталость пластами сходит с его тела, а разумные мысли покидают голову.
22
Йонг не смогла бы привыкнуть к такому воссоединению, даже если бы сильно старалась: каждый раз, когда они с Нагилем расставались, он возвращался к ней с ворохом дурных новостей. Сейчас, сидя напротив него за столом в обеденном зале дома советника Чхве, Йонг хотела кинуть ему в лицо плошку с рисом.
– От того, что ты выдворишь меня из Ульджина, мне лучше не станет, – рявкнула она. Нагиль поджал губы, рассердился ещё больше.
Они спорили уже второй час, прерываясь на еду и текущие дела, и всё ещё не могли договориться. Нагиль сказал, что Йонг стоит вернуться в столицу под крыло короля этим же утром, едва Йонг окончательно проснулась и попросила поесть.
– Минджа, опальный город – вовсе не место для слабой женщ…
– Договоришь это слово, и языка лишишься. – Йонг указала пальцем в лицо Нагиля, как никогда жалея, что сейчас неспособна призвать имуги и схватить упрямого генерала за грудки.
– Я не имел в виду, что считаю всех женщин слабыми, – попытался объясниться Нагиль. – Но сейчас ты… Ты…
– Что? Умираю? – Йонг прорычала это слово, будто её им тошнило. Нагиль совсем помрачнел.
– Да, – ответил он и опустил голову. Йонг замерла, открыла рот, чтобы возразить, медленно его закрыла. Нагиль бы никогда не признался в том, что думает о смерти своей госпожи, если бы действительность не вынуждала его смотреть правде в глаза, а не с известным всему Чосону упорством искать способы избежать столь печальной участи.
– Я не умираю, – тихо произнесла Йонг. Она потянулась через стол к Нагилю, но тот вдруг вскинул голову, посмотрел на неё с выражением, которое Йонг видела на его лице лишь однажды. Тогда, когда они расставались с ним у Глаза Бездны, когда Нагиль думал, что больше её не увидит.
– Мне всё рассказали, – выдохнул он. – Ты кашляешь кровью, имуги съедает тебя изнутри.
– Глупости, – сердито отрезала Йонг. – Кто тебе сказки рассказывает?
– Король.
– А он откуда знает? Нет, не отвечай, Чжихо разболтал. Поверить не могу. О врачебной этике здесь никто не слышал? И как же конфиденциальность? А как же… – Она заметила, что лицо Нагиля темнеет и смеяться он не собирается, а потому притихла. – Со мной всё в порядке, я знаю, что делать.
– Сон Йонг, это не шутки.
– Мун Нагиль, я тоже серьёзна.
Она встала, обошла стол, чтобы сесть на скамью рядом с генералом. Тот смотрел прямо перед собой, будто любой взгляд на неё стоил бы ему выдержки. Возможно, так оно и было.
Где-то за стенами на полусогнутых ногах ходили воины драконьего войска, боясь потревожить своего командира. В дальнем крыле, из которого организовали лечебницу, бинтовал раненых куаргарра, которого в сердцах помянула Йонг. Он прибыл в Ульджин с ёнгданте и отказался ехать обратно, хотя в Хансоне, как Йонг знала, у него была налаженная сеть шпионов. Дэкван почти не отходил от Нагиля, они загадочно переглядывались и говорили вполголоса, пока Йонг делала вид, что не замечает их. Гаин была рядом, ей вместе с Дочерьми наказали жить под одной крышей с остальными воинами.
Почти вся Лапа Дракона собралась в Ульджине. Даже Рэвон – и тот приехал вместе с войском Нагиля и воинами Империи и вёл себя как хозяин дома советника Чхве, хотя теперь был здесь не почётным гостем, а пленником с привилегиями.
Нагиль что-то готовил и теперь хотел, чтобы Йонг уехала в Хансон, подальше от берега, подальше от японцев.
Если он считал, что сможет разжалобить её своим печальным видом, то либо совсем её не знал, либо думал, что переиграет на чужом поле. Стенать и плакать, устраивая демонстративную истерику со слезами, было игрой для Сон Йонг, её последним методом, который она испробовала ещё в первый день своего пребывания в не-Чосоне.
Йонг решила, что воспользуется этим в самом крайнем случае: не хотелось выставлять себя плаксой перед португальцами, очевидно, не готовыми к подобному спектаклю.
– Мне не станет легче, если ты оттолкнёшь меня, – сказала она спокойно. Нагиль напрягся, дёрнул губой, словно обиженный ребёнок. – Нагиль. То, что со мной происходит, не из-за тебя и ритуала Лан. И лечить не тебе.
– А кому? – выдохнул он так резко, что от дыхания и силы, в него вложенной, пошатнулась пустая миска на столе перед ним. – Ты и сама уже знаешь, что мы связаны, что это опасная связь, и нам стоит…
– Что? Разойтись по разным провинциям, натянув канат из Ци до скрипа? – На этих словах Нагиль неожиданно повернулся к ней с удивлением. – Это не поможет. Я знаю, что нужно делать.
Нагиль качнул головой, длинные мокрые волосы налипли на лицо. Он похудел, это было заметно вблизи, но невнимательный взгляд не нашёл бы в генерале драконьего войска изменений. Йонг видела, что за собранностью, присущей ему и раньше, теперь скрывалась под многими слоями усталость. Йонг видела в Нагиле отражение себя, и эта перемена в них обоих пугала больше возможных опасных диагнозов от Чжихо.
– Имуги сказал, мне надо найти силу, что вытянет его из моего тела, – пояснила Йонг. – Это метафора, конечно же, но я представляю, что нужно сделать, чтобы претворить её в жизнь.
Эта мысль пришла к ней во сне на полную луну, как и многое другое, явилось подсказкой от духов, когда завеса между их миром и этим была тоньше всего. Кроме шёпотов имуги и эха слов умерших, Йонг многое видела. И, в отличие от услышанного, видения ей не нравились. Она моргнула, гоня прочь воспоминания о кошмарах.
Образ бледного генерала на окровавленном поле, который являлся ей всё это время разлуки, растворился перед глазами, оставив на его месте Нагиля из настоящего. От него пахло чистой водой и травами, и рисом, и ароматом сливового дерева, проступающим сквозь тонкий запах его собственного тела.
– Ты уверена, что змей не врёт тебе? – спросил Нагиль. – Он не Дракон, он может солгать, мы прекрасно знаем, на что он способен.
– Брось. Я понимаю, ему веры мало, но, если я умру, он погибнет тоже. Ему это невыгодно. Так что дай мне время, чтобы достроить корабль, и я…
– Я не спрашиваю, почему ты это делаешь, – прервал вдруг Нагиль. Йонг задело его невнимание. Что с ним такое, он никогда раньше не пытался ею командовать, с чего бы теперь… Нагиль выдохнул, нашёл её руку и крепко сжал. – Послушай меня, Сон Йонг. Я доверяю тебе и знаю, на что ты способна. Но время… Я не уверен, что оно у нас есть в достатке.
– О чём ты?
Когда он ответил, Йонг поняла, что третьей разлуки с ним не переживёт, иначе он и в третий раз принесёт ей вести, от которых хотелось бы ломать мебель и крушить комнату.
– Дракон во мне тоже слабеет, – сказал Нагиль твёрдо, уверенный в своих словах. – Я теряю чешую, и я бы скрыл от тебя сей факт, если бы не знал, что тебя ничто не пугает. Мне пришлось… Мер’тонъ. Минджа, мне пришлось взять Хранителя.
Мысль о том, что Нагиль неправ и теперь Йонг боится каждого дня в не-Чосоне, потонула в заполняющем её тело неверии.
– Ты не мог… Кто бы… – залепетала она, прижимая руки ко рту. – Рэвон сказал, что Дракон убивает своего Хранителя. И ты не стал бы подвергать кого-то такой опасности, чтобы избежать смерти.
Вгляд Нагиля тускнел с каждым новым словом Йонг. Когда она, запинаясь, вывалила на него всё, что знала о Хранителях, её прострелило ясное, как день, понимание.
– Дэкван, не так ли? Ты сделал его Хранителем, потому что он сам на это пошёл.
Нагиль кивнул – опустил голову на их переплетённые пальцы, потёрся щекой о тыльную сторону ладони Йонг. От собственного бессилия хотелось выть.
– Нагиль…
– Я бы умер в Империи, – сказал он просто и тихо. – И не смог бы вернуться к тебе, если бы не пошёл на это. Минджа, я несу ответственность за тебя и Дэквана вместе и не могу рисковать вами обоими.
Она всё понимала. И отчаяние, затопившее взгляд Нагиля, точно тёмная вода со дна Великого моря, которая плескалась порой и в её глазах, и вину, которую он испытывал перед Дэкваном – за то, что не стал сопротивляться его решению. Она всё это понимала и всё равно не могла согласиться с доводами своего генерала.
– Мне жаль, Нагиль, – сказала Йонг, – но я никуда не уеду.
Она думала, что плакать будет только по принуждению, но сейчас слёзы текли по её щекам без усилий, она, наоборот, пыталась остановить их.
– Минджа, – выдохнул Нагиль, снова повышая голос. – Ты должна…
– Ничего я не должна, – резко оборвала Йонг. – Помнится, ты сказал, что не собираешься меня ограничивать, не собираешься диктовать мне условия. Я отвечаю за свою жизнь сама, и я остаюсь, потому что мне нужно достроить кобуксон и поставить его на воду. Ты не поймёшь.
Она встала со скамьи, в запале вырвала ладонь из рук Нагиля и вышла из-за стола. Нагиль наблюдал за ней с возрастающей злостью, что клокотала в горле.
– Ты готова подвергнуть себя огромной опасности, лишь бы доказать мне, что я неправ? – почти прорычал он. Йонг закрыла глаза, поджала губы. Не отвечай, не распаляй эту ссору ещё сильнее.
– Мы оба неправы, и доказывать тут нечего, – ответила она серьёзно. – И прямо сейчас я хочу побыть одна. Прошу прощения, ёнгданте.
Йонг развернулась и, громко топая, покинула обеденный зал. Горькая обида царапала ей грудь изнутри, она хотела заплакать снова – оттого, что не смогла донести свою мысль до Нагиля правильно, оттого, что они поругались в первый же день после воссоединения, оттого, что оба были упрямы и злы.
Она шла по короткому коридору и ругала себя. Не надо было бросать Нагилю это вероломное «ты не поймёшь», ведь он всё бы понял, поясни Йонг свою теорию. Не хватило сил и терпения, только и всего. Она успокоится и вернётся обратно, чтобы поговорить.