агиль решил, что осмотрится сам.
– Генерал? – недоверчиво позвал Дэкван. – Вы уверены, что стоит лететь? Может, верный конь был бы…
– Ночью мы выступаем против японцев, – перебил его Нагиль, – времени на конные прогулки у нас не осталось.
На самом деле он понимал, что действует несколько поспешно, несколько необдуманно: ему хотелось поскорее закончить всю боевую историю сражений и поражений, каждый новый день, в котором Нагиль просыпался главным врагом японского войска, вызывал зуд. Он хотел, чтобы война завершилась, и приближал её финал всеми силами.
– Надо предупредить остальных, – сказал Дэкван. Нагиль кивнул: действуй согласно плану.
– Мне хватит часа, – добавил он. – Подготовь войска, нам надо будет выступить на закате.
Он подумал о том, чтобы позвать Йонг, но не нашёл её в казармах среди воинов и спросил пробегающих мимо Намджу и Гана. Те указали в сторону моря. Значит, Йонг была на берегу. Ничего, Нагиль только проверит подступы к Ульджину и вернётся.
Он выбрался за пределы города через западные врата, кивнув стражникам.
– Будьте начеку.
Те поклонились. Город уже готовился к осаде: укреплялись стены, так до конца и не восстановленные после многочисленных атак японского войска, чосонцы вместе с воинами Императора Мина таскали на надвратные башни котлы для масла, выгружался порох в мешках.
За время войны Ульджин побывал в осаде и под властью врага, и его жители научились быть готовыми ко всему. То, что теперь Нагиль наблюдал, как оставшиеся в городе люди помогают оснащать стены – не только со стороны моря, но и с других направлений, на всякий случай собираясь в отряды ополчения у каждого из врат, – было понятным продолжением всеобщих забот.
Генерал Хигюн, с которым Нагиль виделся этим утром, собирал войска у восточных врат, и насчёт него Нагиль мог не волноваться. Несмотря на натянутые отношения Хигюн в первую очередь был хорошим военачальником и на поводу своих обид не шёл. По крайней мере, он не показывал больше, что хочет стереть Сон Йонг с лица земли, – с тех пор, как она согласилась на сделку с японскими торговцами и договорилась обо всём с Ли Хоном.
Все спутанные в один ком давние тревоги, что сковывали сознание и мешали спать по ночам, отпустили Нагиля, едва он вдохнул полной грудью и выдохнул гарь прямо из лёгких. На первый план вышла боль физическая: ломались кости, срастались под новым углом, лопались мышцы, увеличиваясь в размерах, вырастал прямо из позвоночника хребет и хвост.
Обращение в Дракона было тяжёлым испытанием для его тела – с каждым разом делать это становилось всё сложнее, всё медленнее, будто Великий Зверь не хотел больше покидать тело человека, что его сдерживал. Несмотря на Хранителя, несмотря на то что Нагиль правдами и неправдами ослабил связь между собой и Сон Йонг, Дракон Дерева молчал, Дракон Металла молчал, и чувствовал их Нагиль всё меньше и меньше. Как и Йонг, он догадывался о причинах таких изменений в себе. И ждал дня, когда проснётся с ощущением пустоты в дань-тяне, когда осознает, что ему стало легче дышать, потому что Великие Звери ушли.
Сон Йонг сказала, что новое должно сменять старое. Что разрушение не всегда противоположно созиданию. Что эпоха Великих Зверей уходит, как бы сильно почитатели их ни противились таким изменениям, но этот уход будет медленным, как бы горячо враги их ни пытались его ускорить.
– Рано или поздно, – сказала Йонг голосом, который Нагиль никогда у неё не слышал, – одна сила сменяет другую. Великие Звери покровительствовали Чосону долгое время, но их время подошло к концу.
Они были в храме Дерева, куда Йонг попросила заглянуть после Хансона. Нагиль считал, она хочет поклониться Дракону, но его своевольная госпожа нашла в храме кюпхё [92], небесный глобус, изготовленный изобретателем Чан Ён Силем, жившим во времена короля Седжона. Это был первый астрономический инструмент, который король распорядился отдать на хранение в храм Дерева как реликвию.
Нагиль слышал от Лан, что кюпхё вместе с другими изобретениями Чан Ён Силя служат напоминанием о том, что в Чосоне помимо Великих Зверей есть иная сила и подчас она больше Дракона и его ипостасей. Это сила разума, сила идеи, заложенной в каждой из священных реликвий.
Сон Йонг долго всматривалась в железные кольца глобуса, покрытые ржавчиной, коснулась их пальцами, провела вдоль начертаний иероглифов, означающих солнце, луну, некоторые звёзды и пять известных планет.
А потом попросила сжечь его в драконьем пламени.
– Минджа? – выдохнул Нагиль, пребывая в огромном удивлении.
– Ты слышал от Ли Хона и Рэвона, верно? – спросила его госпожа, даже не моргнув. – Что по пути из Хэнджу в Хансон я разрушила безымянную крепость и храм Воды? Ты знаешь, что я не донесла масло из факела Феникса в храм Огня? Я подожгла его в ритуале, вызвала духов, чтобы узнать будущее. А пруд в храме Земли я расколола ещё раньше, не понимая, что делаю.
– Теперь ты хочешь, чтобы я сжёг купхё специально? – уточнил Нагиль. Тогда Йонг повернулась к нему, и на её лице он не заметил ни тени раскаяния или сомнений. Наоборот, оно светилось, глаза её сияли, проступала змеиная чешуя на скуле и шее, поблескивая в дрожащем свете факелов, зажжённых вдоль стен павильона.
– Да, Мун Нагиль, – спокойно сказала Йонг. – Я хочу, чтобы ты сжёг его.
И Нагиль сделал это, ни о чём больше не спрашивая.
Теперь, когда он летел над землями Медной Козы вдоль дороги, ведущей от Ульджина к столице, он понимал всё, о чём ему говорила Сон Йонг. Она мало спала по ночам, жалуясь, что сны перестали приносить ей успокоение, что теперь она видит в них будущее вперемешку с образами из кошмаров и не понимает, где правда, а где – надуманные ею страхи. «Но одно я знаю точно, – шептала она тихо, утыкаясь Нагилю в шею, – грядёт новая эпоха для Чосона, и новые силы должны защищать его».
Закатное солнце играло в водах текущей вниз по горному склону реки, пахло приближающейся ночью и чем-то жжёным, но так слабо, что Нагиль не смог распознать запах. Он ушёл вниз, уводя длинное драконье тело от резкого порыва ветра, коснулся лапой кроны деревьев, растущих в долине, повернул за гору…
И вылетел прямо к горящему алым пламенем полю, на котором горели люди, кони, плавились доспехи и мечи в руках воинов. Он даже замер, едва ли осознавая, что видит перед собой. Полыхала вся земля, от берегов изворотливой реки Накто до подножия Единых гор, ветер уносил предсмертные стоны прочь от слуха Великого Зверя, и потому, похоже, Нагиль не сразу распознал беду, которая подстерегла его здесь.
«Кто? – лихорадочно думал он, выискивая среди мёртвых тел живых. – Кто сделал это, кто предал их?»
Двадцать воинов дракона, лучших воинов всего государства, сгорели в один миг из-за ошибки, просчёта своего ёнгданте.
– Генерал! – донеслось со стороны перелеска, на том берегу реки, куда не добрался огонь. Нагиль выискал среди деревьев силуэт Досана. Сковавший грудь страх на мгновение разжал свои тиски, стало чуть легче дышать.
Нагиль спустился к нему и оставшимся в живых воинам, ударился о землю, возвращая себе человеческий облик.
Досан подошёл, хромая: у него был обожжён весь бок, распухала щека и глаз с левой стороны. Пахло палёной плотью, тяжело дышали сквозь стиснутые от боли зубы люди. Его люди, хорошо обученные воины, готовые ко всему.
– Кэму? – спросил, срываясь на рык, Нагиль. Досан помотал головой, на мгновение прикрывая глаза.
– Взорвался ящик с порохом, который мы везли из столицы, – сказал он, еле шевеля обожжёнными губами. – Мы никого не заметили, в суматохе стало не разобрать. Взрыв поджёг сухое поле, все разом потеряли ориентир. Еле выбрались, остальные вот…
Досан глянул за сгорбленную спину, туда, где на поле догорали остатки воинов дракона.
Нагиль опустил голову, впился дрожащими от гнева пальцами в гальку на берегу. С него капал пот вперемешку с кровью – возвращение к настоящему себе теперь тоже причиняло боль, и раны не сразу затягивались, и потому Дэкван велел Нагилю не усердствовать слишком сильно, и потому Йонг просила беречь себя. Но сейчас Нагиль не ощущал боли в теле, всё ушло в сердце.
Мер’тонъ, его люди…
– Это был порох от Императора? – сипло спросил Нагиль. Досан тут же кивнул.
– Нас подставили, генерал. Я не был бы так уверен, если бы…
– Даже если ты ошибаешься и я ошибаюсь, – прорычал Нагиль, – даже если я поплачусь за это в будущем. Досан, собери всех оставшихся в живых и приведи в Ульджин, как сможешь. Я покину вас, чтобы разобраться с командиром Чжанем.
– Прежде вам придётся разобраться с генералом Тоётоми, – напомнил Досан. Нагиль вскинул голову: он всё ещё сидел, и слова воина упали ему на голову точно камни. – Генерал, это важнее.
Нагиль выругался, громко, отчаянно.
– Вернись в строй, – сказал Нагиль. – Приезжай в Ульджин, как сможешь. Чжихо вылечит тебя и всех, кто остался жив. Спасибо за службу, Досан.
Досан слабо улыбнулся.
– Я приеду, как только смогу, генерал. Не думайте о нас, здесь вы ничем и никому не поможете.
Нагиль поднялся на ноги, стряхнул с себя оседающий с поля пепел, вновь втянул носом воздух. Горело всё: каждая клетка его тела – от ярости, каждая частица пыли в воздухе вокруг, каждый взгляд живых воинов дракона, мечтающих о мести.
Когда Дракон взмыл в небо во второй раз за вечер, Нагиль понял, что сегодня ночью решится судьба Чосона. Хотел он того или нет, ждал он такого исхода событий или оттягивал его неосознанно, сегодня, сейчас всё, наконец, разрешится.
И когда он вернулся к Ульджину, то увидел, как пылает в огненном мареве небо: на город напали. Где-то там, среди воинственных людей, готовых биться до самой смерти с врагом, которого никто не звал на земли Чосона, была Сон Йонг.
Великое мореПять стихий
27
Йонг увидела, как взвился в небо Дракон, и вздохнула. Сейчас Нагиль будет искать Досана, а найдёт горе – она узнала это за минуту до того, как почувствовала лёгкое натяжение в центре дань-тяня. Нить Ци, что соединяла её, Нагиля, а теперь и Дэквана, совсем ослабла, но Йонг всё ещё могла ощущать их связь в моменты сильного потрясения.