Субудай-багатур привычно щелкнул пальцами, давая знак великану Кинбаю, и обернулся плечами к жалкой, скорченной на грязном полу фигуре гадальщика. Личный охранник аталыка хорошо ведал, что должен делать, поэтому, не тратя попусту и мгновения, ухватил шамана за ноги, оторвал от земли, и уперев его челом в войлочную циновку, стал медленно пригибать жертве пятки к затылку.
Чувствуя на своем лице дыхание неумолимой смерти, гадальщик жалобно заскулил и, в поиске спасения, ухватился за последнюю мысль, которая неожиданно появилась в его охваченном ужасом мозгу.
– Погоди, Непобедимый! Милосердия! – прохрипел едва слышно, потому что горло уже сковывала судорога, а напряженный позвоночник вот-вот должен был треснуть, словно сухая ветка. – Я еще не все сказал!
Субудай-богатур, который было уже взялся рукой за закопченный полог палатки, заинтересованно остановился. Наученный понимать хозяина с одного взгляда, Кинбай в то же мгновение подхватил гадальщика и поставил на ровные ноги, – придерживая за воротник, поскольку у несчастного так дрожали колени, что сам он уже не мог стоять. А ко всем предыдущим нестерпимым запахам добавились еще и неповторимые «ароматы» выпорожненного кишечника и мочевого пузыря.
– Ну! – гаркнул аталык. – Только не пробуй крутить, Бекки. Иначе следующая твоя казнь будет намного страшнее. И ты, сын шелудивой верблюдицы, сто раз пожалеешь, что не умер теперь!
– Разве может несчастный раб, о Безжалостный Барс, даже помыслить, чтобы попытаться солгать, перед твоим всевидящим глазом? – едва слышно пробормотал, не имея даже возможности вдохнуть полной грудью, гадальщик.
Ответ обреченного понравилась Субудай-багатуру. Как все жестокосердные натуры он любил лесть, даже такую неприкрытую, а страх, который вызывал у людей, охотно воспринимал за преданность и почет.
– Ты принуждаешь нашего Повелителя ждать...
Аталык тоже говорил достаточно тихо, однако от звука его голоса вздрогнул даже верный Кинбай.
– Я говорил искреннюю правду, о Железный Барс, – затарахтел шаман. – Сегодня Боги не желали открыть мне будущее, но из увиденного я понял, что отхан-хатун Юлдуз, младшая жена джихангира, может дать совет, которым ты, самый Мудрый, останешься доволен, а войско сможет отправиться дальше.
Единственный глаз Субудай-багатура едва не вылез из орбиты от удивления. О Боги, он и сам думал, что нужно обратиться за помощью к любимой женщине своего воспитанника, и теперь услышал это от шамана. Вероятно, он поспешил засчитывать гадальщика к безголовому скоту. Если ему, пусть и перед лицом смерти, а все же приходят в голову подобные мысли, − то он еще не безнадежен и может еще пригодиться в будущем.
– Живи, – милостиво бросил несчастному и двинулся к выходу. А уже ступив одной ногой наружу, прибавил насмешливо. – Только в следующий раз, Бекки, советую шевелить мозгами быстрее, потому что можешь и не успеть... А Кинбая угости чашей хорошей арзы. Все-таки, он мог немного поторопиться и нажать сильнее. Тогда ты уже ничего не прибавил бы к сказанному, и псы таскали б сейчас по степи твою падаль... Хе-хе...
Однако гадальщик и без напоминания уже целовал сапоги своему недавнему палачу, потому что хорошо помнил, что над рабом и панский пес господин.
Вскочив в седло своего гнедого, Субудай-багатур медленным шагом направил коня к ханской палатке.
Наконец-то, все начало складываться одно с другому. Вдохновленный духом смерти, Бекки, дал хороший совет, и теперь только от него – военного наставника большого хана, зависело, как долго будут стоять еще на перепутье, объединенные под бунчуком внука Чингиза, силы монголов.
Юлдуз-хатун была «черной женой» Батыя, самой молодой из тех семи, что их отобрала мать Саин-хана Ори-Фуджинь для своего сына в далекий поход. Остальные шестеро красавиц, из богатых родов, сначала презрительно относились к хрупкой девушке, которая выросла в семье пастуха. Да и сам Батый, за ежедневными заботами и умелыми ласками других жен и наложниц, длительное время просто не замечал ее.
Однако маленькая Юлдуз выделялась среди всего ханского цветника острым умом и наблюдательностью. К тому же, ее верная служанка, китаянка И Лахе, к которой недавняя еще дочка пастуха относилась скорее как к сестре, чем как к рабыне, сумела подружиться из нелюдимою шаманкою Керинкей-Задан. При их помощи отхан-хатун первой узнавала обо всех важных новостях. Поэтому и сумела спасти жизнь новоизбранному джихангиру, когда Гуюк-хан, наследник монгольского престола, с верными ему ханами попытался убить Батыя. Предупрежденный женой, Саин-хан не попал в яму-ловушку, вырытую изменниками под ковром. А «черная жена» с того дня стала его первой советчицей и любовницей.
Именно с ее помощью Субудай-багатур собирался заставить джихангира отказаться от промедления и сдвинуть с места. Тем более, что ее совет или пророчество должно было стать девятым, а значит – счастливым...
Перед палаткой джихангира замерла охрана из «непобедимых», и сам Арапша Ан-Насир прохаживался рядом, в ожидании приказов повелителя. Он – увидел перед собой Субудай-багатура, и поторопился придержать ему коня, подчеркивая такой услугой свое уважение аталыку. Хотя, месту темника тургаудов джихангира, мог бы позавидовать и нойон не из рода чингисидов.
– Хан в шатре?
– Да, Раненый Барс...
– Один?
– Один... Примчался сломя голову. Ворвался в палатку. Никого к себе не зовет и сам не выходит. Случилось что-то?
– Это хорошо... – промолвил задумавшись Субудай-багатур.
– Хорошо? – не понял Арапша.
– Что? А… Имею в виду, что у меня есть новость, от которой наш повелитель вскоре опять развеселится. Кстати, пошли кого-то в шатер к Юлдуз-хатун... Пусть готовится. Могу поклясться, что вскоре хан пошлет за ней.
Арапша лишь кивнул в знак того, что все понял и приказ будет выполнен, а еще спустя какое-то мгновение Ору-Зан, один из доверенных охранников, уже спешил предупредить любимую жену джихангира.
Молчаливый раб из китайцев торопливо отклонил перед Субудай-багатуром завесу ханской палатки. Аталык, хотя и не был должен, покашлял громко несколько раз и вошел внутрь, уважительно наклонив голову. Как учитель юного хана он пользовался многими привилегиями чингисида.
Саин-хан сидел на высокой куче беленых бараньих шкур, вперив невидящий взгляд в тонкую, вышитую золотом шелковую завесу, которая отделяла эту часть шатра от спальной. Пальцы его бессознательно забавлялись золотой пайцзой с вычеканенной на ней головой тигра, которую он получил в наследство от своего отца – славного Джуччи-хана – любимого сына Большого Воина.
– Чего тебе, учитель? – недовольно буркнул джихангир, выныривая из своих не слишком веселых дум. Оно и понятно – почему радоваться? Монголы поверили в его счастливую зарю, − объединились под его знаменами, выражая почет талантливому воину и любимому внуку Потрясателя мира. А он... Сидит около порога чужой страны и никак не может осмелиться на решительный шаг. Ожидает благословения богов, и побаивается сделать то, что действительно важно, как малый ребенок, не отваживается на самостоятельные поступки, без предыдущего согласия родителей.
– Ты поспешил выйти, самый Мудрый, – еще раз уклонился аталык. – И все, что предназначалось для твоих ушей, досталось мне.
– Ет, – пренебрежительно отмахнулся Бату-хан, и только теперь заметил, что держит в руке пайцзу. Уважительно коснулся устами реликвии и повесил ее на шею. – О чем там еще можно было говорить... Похоже на то, что добрые духи отвернули от нас свои лики. И даже бессмертный Тенгри, прародитель всех чингисидов не хочет говорить со своим правнуком...
– Можно ли быть в этом уверенном? А может, голос Тенгри раздается только в ушах достойных услышать его?
– Что ты хочешь этим сказать, учитель? – заинтересованно поднял голову молодой хан, потому что хорошо знал, − темник не принадлежит к тем, кто любит играть словами, и никогда не открывает рот ради красного словца. Он так устал от тяжелых дум, что готов был ухватится и за самый невероятный совет – лишь бы как-то освободиться из сетей неразрешимых проблем.
– Вспомни, Надежда великого полководца, кто предупредил тебя о ловушке, которую, в день принесения присяги, устроил коварный Гуюк-хан? Не Тенгри ли тебя тогда остерег?.. Вот и мыслю я, может, тот, кто однажды смог внять голосу Духа, услышит его и во второй раз?..
– Юлдуз? – подался вперед Батый.
– Да, повелитель молний?
– Возможно, возможно... – и Батый громко хлопнул в ладони.
Еще один раб, согнувшись так, что косичка его волос касалась пола, вырос будто из-под земли.
– Позвать Юлдуз-хатун! Пусть поторопится сюда! Как есть! Не переодеваясь!
Раб так же молча попятился из шатра.
Ожидая жену, Саин-хан беспокойно похаживал палаткой.