от досадных и тревожных мыслей. И тогда – лишь жестокая казнь, вид пролитой крови врага или предателя могли вернуть ему душевное равновесие. А еще – Юлдуз, его юная и нежная красавица-жена, своими сладкими ласками и милым слуху щебетом умела развеселить Саин-хана, вернуть покой его мыслям. Поэтому-то и шел он так часто в ее палатку, и оставался там на целую ночь.
Юлдуз… Звезда…
Полог шатра отклонился, и она вошла внутрь. Одетая в шелковую китайскую одежду, разрисованную пышными золотыми цветами лотоса, высокую бархатную шапочку, украшенную бисером, улыбающаяся и веселая, словно утреннее солнышко.
Увидев своего мужа и повелителя опечаленным и встревоженным, молодая женщина поклонилась до самого ковра, который устилал шатер.
– Доброго утра, мой любимый повелитель... – поздоровалась звонко. – Позволишь войти рабе своей? Мне сказали, что ты, о Счастье глаз моих, хотел видеть свою маленькую хатун?
– Заходи, Зорька, – мягко ответил Батый, и лицо его просветлело. – Присаживайся рядом. Вчера я обещал тебе показать половецкого колдуна… Страшного Газука... Того, который приснился тебе перед походом. Припоминаешь? Сейчас Арапша приведет его сюда. Посмотрим, и в самом деле достоин ли старик той славы, которая идет о нем между половцами. А заодно – поинтересуюсь, где обещанный конь?
– Но то был лишь сон...
– Сон моей хурхе достоин больше, чем все сказанное целой толпой чужих гадальщиков.
Молчаливые рабы поставили около ног хана низенькую лавочку, застелили ее белоснежным руном молодого барашка, а незаменимая И Лахе помогла хозяйке усесться на ней. И едва лишь Юлдуз примостилась удобно, прислонившись щечкой к мужней ноге, как сначала послышался конский топот, потом тяжелые шаги – и внутрь ворвался запыхавшийся Субудай-багатур.
Чтобы оправдать свою, достойную наказания, неучтивость, к ханскому жилищу, старый воин опустился на колени и коснулся челом пола.
– Куда ты так спешишь, учитель? – удивленно поинтересовался в аталыка Батый. – Случилось что-то?
– Прости, Непобедимый, – еще раз коснулся челом пола Субудай-багатур, – боялся, что не успею увидеть колдуна... Решил вечером осмотреть войско, и немного замешкался... Думал, он уже здесь...
– Что это ты так заинтересовался пророчествами? – улыбнулся хан. – Никогда бы не подумал, что в теле славного воина, опоры Потрясателя Вселенной и моего учителя, живет женское любопытство...
Субудай-багатур зарделся, но смолчал, − хан забавлялся. Он не хотел оскорбить старого воина, а за притворной насмешливостью пытался скрыть собственную нетерпеливость и непонятную тревогу. Поэтому Одноглазый Барс только еще раз поклонился.
– Хорошо, хорошо, – сказал Саин-хан, к которому уже вернулось хорошее самочувствие. – Садись рядом с нами, учитель, думаю, ждать уже недолго... Сейчас его приведут. А пока, попробуй этого удивительного шербета...
И в самом деле, вскоре донесся торопливый цокот копыт нескольких коней. Потом послышались звуки какой-то возни, и двое нукеров втащили в шатер высокого худощавого мужчину.
На его почтенный возраст указывали лишь длинные седые, даже будто серебряные, волосы, к которым очень подходила густая огненно рыжая борода и усы, − такого же медно-яркого цвета. Зато глаза, на его морщинистом темном лице, выражали одновременно и молодецкий задор, и зрелость ума. Держался загадочный колдун, как на свой тысячелетний возраст, на удивление осанисто, а в размахе широких плеч – до сих пор угадывалась большая физическая сила. Нукер толкнул его в спину, одновременно подставив ногу, и колдун поневоле распростерся ниц перед сапогами монгольского хана.
Некоторое время все присутствующие молча рассматривали его.
– Ты действительно тот, кого называют Газуком? – от имени хана спросил Субудай-багатур, а Юлдуз на всякий случай плотнее прижалась к ногам мужа и обняла их руками.
Колдун неспешно поднялся и молча кивнул.
– Не мотай головой, будто лошадь среди слепней! – громыхнул аталык. – Отвечай, когда к тебе, ничтожный червяк, моими устами обращается Покоритель мира!
Колдун с улыбкой взглянул на одноглазого воина, потом перевел взгляд на Саин-хана и вежливо ответил:
– Да, Повелитель, я именно тот, кого называют Газуком.
Голос у него был сильным и глубоким, больше подобающий мужчине в расцвете сил, чем древнему старику.
– И тебе тысяча лет? – сорвалось неожиданно с губ удивленной Юлдуз, что неожиданно осмелела, почувствовав доброжелательность в словах колдуна.
– Мне очень много лет, Нежный цветок из ханского сада... Столько, что считать их слишком скучное дело, даже если в это время на меня будут смотреть такие волшебные глаза, – поклонился молодой женщине Газук.
– То, может, ты вообще бессмертный, – ехидно поинтересовался Субудай-багатур, прищуривая свой единственный глаз, – старый болтун?
Тот кто хорошо знал Изуродованного Барса, понял бы, что он готовит старику смертельную ловушку, и нужно быть очень осторожным, чтобы не попасть в нее. Но Газук легкомысленно дал себя туда завлечь.
– Да, – ответил спокойно, не сводя глаз с Саин-хана. И было во взгляде колдуна что-то такое, от чего Батый недовольно поморщился и впервые, от начала разговора, отозвался сам:
– Это можно легко проверить, дерзкий старче... И тогда за слова придется отвечать. Ты не боишься?
Газук не ответил, вероятно, поняв, что перегнул палку и теперь его уже ничего не спасет. Но отказываться от сказанного не стал, и глаз не отвел. Не позволяла гордость...
В шатре залегла такая глубокая тишина, что можно было различить дыхание каждого из собравшихся. И только немой поединок взглядов продолжался дальше между монгольским ханом и половецким колдуном.
– Что ж, – вздохнул Саин-хан, – ты сам напросился... Я хотел всего лишь услышать твое пророчество, но теперь – не проверив правдивости твоих слов, – как смогу доверять всему дальше сказанному? Ведь так?
Ужас происходящего на ее глазах, дошел до сознания Юлдуз-хатун, и женщина тихонько ойкнула, жалея старика, но вмешаться не посмела. В то же мгновение Газук перевел взгляд с ханского лица на нее. И неожиданно мягко произнес:
– Благодарю за беспокойство, Весенняя Ласточка, и все не так страшно, как кажется... – А тогда прибавил, обращаясь к Саин-хану:
– Не сомневайся, Повелитель: у нас еще достаточно времени, чтобы продолжить беседу... Ты еще будешь иметь возможность услышать ответы на все вопросы, которые захочешь мне задать...
И говорил с такой уверенностью, что Батый даже заколебался на мгновение: стоит ли делать то, что замыслил. Но потом решительно мотнул головой и щелкнул пальцами.
На поданный знак к палатке сразу же вошел тысяцкий Арапша в сопровождении еще двух тургаудов.
– Убей этого мужчину, – приказал хан так обыденно, будто шла речь о мухе или жуке.
Арапша выхватил меч и занес над головой несчастного. Однако прежде чем острое лезвие коснулось шеи колдуна, тот успел поднять руку.
– Одно мгновение, мой повелитель!
– Что еще? – улыбнулся презрительно Батый. – Ты передумал поддавать испытанию свое бессмертие? Что ж, похвальная рассудительность... Но, к сожалению, запоздалая. Я никогда не изменяю своих решений. А кроме того, мне уже и самому стало интересно убедиться в правдивости разговоров о вечной жи...
На эти, полные издевательства, слова Газук ответил таким горделивым взглядом, что хан даже запнулся на полуслове.
– Не в том дело, о Мунке-Сал, – молвил совершенно спокойно. – Я хотел бы лишь просить, чтобы ты приказал воину не отрубать мне голову, а, к примеру, заколоть. Можно даже в сердце. А прошу об этом по единственной причине... Такая смерть меньше заберет времени на оживление, да и для женских глаз зрелище будет не столь отталкивающим. Вот и все...
Саин-хана, который уже приготовился выслушать какую-то побасенку, о том, почему именно сейчас нельзя убивать колдуна, и почему обязательно нужно подождать другого, более подходящего часа, например полнолуния или еще там чего-то, – поразило спокойствие Газука, и он только кивнул Арапше:
– Сделай, как говорит.
Воин поклонился, перехватил меч обеими руками, направляя острие в спину колдуна, подождал мгновение, но поскольку больше никто не останавливал его и не изменял приказа, сильно ткнул острием перед собой.
Колдун дернулся, когда окровавленное железо показалось из его груди на хорошую пядь, покачнулся и упал на колени. А после того, как Арапша вынул меча из его тела, Газук повалился набок и нерушимо застыл на полу, мертвый, будто обычная падаль.
Чуда, на которое тайком надеялись все, не произошло. Колдун расстался с жизнью как любой из смертных, разве что спокойнее и более дерзко. Без мольбы о помиловании и душераздирающего воя. Но этим невозможно было удивить Покорителя Народов. Приходилось видеть разное...