Тень Беркута — страница 9 из 42

И вот этот день наступил.

После четвертого кубка Громыхало начал мурлыкать какую-то свою скальную песню, от чего в лабораторию прибежало несколько гномов и поветруль, – узнать, что случилось. Пятый кубок настроил чудище на меланхоличный лад, и он стал жаловаться на свою жизнь, − мол, все это сидение в камне ему уже поперек горла. Другое дело – Тот Что Запруды Рвет! Хоть время от времени может душу отвести. Это если не вспоминать о бесконечных шалостях Перелесника. Шестой кубок поставил точку на говорливости Громыхала. Он уронил голову на грудь и сполз с кресла на пол. Однако Захар, на всякий случай, перелил ему в рот все остатки, вместившиеся в седьмой кубок.

Дорога к тайне была свободной.


* * *


Отклонив левой рукой гобелен с волшебным сторожем, вышитым золотым люрексом, Захар осторожно взялся десницей за толстую, бронзовую щеколду. Нажал, сдерживая дыхание, готовый мгновенно отпрыгнуть в сторону в случае опасности. Но в этот раз еще ничего не случилось. Тяжелые двери поддались на удивление легко, открывая глазам парня каменную лестницу, которая достаточно полого вела куда-то в глубь горы.

На какое-то мгновение Захар замер. Одно дело – быстренько приоткрыть таинственную дверь и, в случай чего, столь же резво их плотно захлопнуть. Мол, я ничего не видел, ничего не ведаю. И совсем другое дело – когда придется влезть туда целиком. В этом случае уже не разведешь руками, не скажешь, что случайно ошибся дверью, когда поймают. Парень даже шагнул было назад, но любопытство одолело осторожность.

− Я лишь на пару ступенек спущусь и сразу – обратно, – прошептал самому себе, для укрепления решимости.

И ступенька за ступенькой, шаг за шагом Захар медленно двинулся вниз. Света на лестнице хватало, чтоб не споткнуться о собственные ноги.

Если бы парень вел подсчет пройденного, то дошел бы уже не менее чем до сотой ступеньки, прежде чем задержался во второй раз. Лестница, казавшаяся из дверей не слишком длинной, в действительности оказалась почти бесконечной. И Захар опять задумался над тем, стоит ли ему соваться дальше? Сказано же: «не зная броду, не суйся в воду». Но, он уже зашел слишком далеко, чтобы возвращаться, так ничего и не разведав. Да и призрачный свет в конце лестничного марша, внизу было гораздо ярче, – в множестве зеленоватых лучей, в нем появились еще и красные. Но не зловещие, как в отблесках пожара, а мягкие, будто июльский закат.

Наконец каменные ступени закончились, и Захар очутился в еще одной пещере, (в сущности, весь замок был, не чем иным, как одной громадной пещерой) только уже не такой просторной, потому что при желании, подпрыгнув, можно было достать руками свода. И этот зал уже ничем особенным не отличался, более всего напоминая аскетическую келью, жилье затворника, чем один из множества апартаментов Владычицы Судьбы.

Это были еще одни сени, потому что кроме лестницы, которая привела сюда Захара, сюда выходило еще двое дверей, слева и напротив. Если бы только не...

Едва лишь глаза парня привыкли и к этому освещению, он увидел, в дальнем правом углу, прикипевший к потолку огромный сталактит. Каменной сосулькою нависая над глубокой, может, трехведерною чашей, вырезанной из одного кристалла горного хрусталя, и будто корона, укрепленного на голове в громадного, серебряного, потемневшего от возраста, беркута. Сделанного так искусно, что казалось: мгновение – и в хризолитовых глазах его вспыхнет жизнь, − птица расправит могучие крылья, заклекочет и вырвется на волю. Захару даже стало жаль орла. Испытав радость полета, парень знал, как должна страдать птица, заключенная навек в этой норе.

Из искристого, словно усеянного мелкими бриллиантами или кристалликами соли, сталактита медленно, по капле, в чашу стекала чистая вода. И собиралась она там долго, потому что, невзирая на значительную вместимость хрустального сосуда, было в нем той водицы почти доверху. Несколько кварт – и перельется через край, выплеснется на голову серебряному беркуту.

Будто заколдованный, Захар ступил ближе и поймал в ладонь одну капельку, которая именно сорвалась с кончика сталактита. Поймал и сразу же выпустил. Маленькая капля прозрачной жидкости оказалась тяжелее, чем ведро воды. Под неожиданным грузом ладонь у парня прогнулась, и капля скатилась из нее в чашу, − присоединившись к бесчисленному количеству своих подруг. Захар коснулся растерянно устами ладони и почувствовал под ними невероятную горечь и соленость, которая осталась на его коже после соприкосновения со странной жидкостью.

Удивленно покрутив головой, парень присоединил это диво к тому бесконечному ряду вопросов, которые уже набрались, и ответы на которые он собирался впоследствии выведать у Морены. Оставалось осмотреть еще двое дверей.

Не раздумывая долго, Захар ткнулся в ближайшее. Те, которые были напротив лестницы.

В замке Владычицы Судьбы он уже видел разное, но и представить себе не мог, что бывают помещения таких размеров. Невзирая на достаточно яркое освещение, Захар, хоть сколько вглядывался, так и не смог увидеть, где оно заканчивается. И эта бесконечность почему-то вселяла в душу парня такую тревогу, что он так и не сумел заставить себя переступить через порог, − и слева, и справа от дверей, вдоль уходящих вдаль стен, тянулись очень высокие полки, заваленные множеством клубков и пасм пряжи. Причем сваливал их здесь кто-то совсем бестолковый. Потому что все это прядево так переплелось между собой, что нечего было и пытаться взять какой-то один моток, чтобы не выпутывать его из сотни других. Там-сям между обычной шерстью проглядывали разноцветные шелковые и даже нити люрекса. Постоял, постоял Захар в дверях и решил, что это, какое-то хранилище. Покачал неодобрительно головой, да и запер дверь. Даже среди ближайших родственников не заведено без хозяина по клети слоняться.

Вторые двери вели в конюшню.

Лишь только чуть приоткрыв их, Захар сразу уловил характерный, для конского стойла запах. А дальше и увидел то, о чем столько мечтал.

Боже, какой это был конь! Масти белоснежной, будто саван! От кончиков ушей и до копыт. А грива и хвост – еще белее. Так отличается только что выпавший снег от уже лежалого. Зато глаза – словно два жарких уголька! Змей, а не конь! Казалось, что он прямо сейчас дыхнет пламенем из ноздрей. Даже стойло для него – не из каких-то там жердей или брусьев, а выдолблено в сплошном граните.

Со страхом парень попятился к двери. Потому что хоть лебединую шею скакуна окутывала такая цепь, что и трех бугаев сдержала бы, Захар почувствовал: привязь лопнет мгновенно, как только снежко захочет освободится и выйти наружу. Ну а попасть под его копыта – верная смерть.

− Так вот где ты! – услышал Захар неожиданно голос у себя за плечами и сразу вспотел. – Ох, не доведет тебя до добра чрезмерное любопытство. Все успел оглянуть?

Захару отлегло от сердца, потому что Морена явно не сердилась. Глотнув комок, что собрался в горле, парень смог выдавить из себя лишь несколько слов, из последних сил, пытаясь не показать своего испуга.

− Вот это конь, госпожа! Вот это конь! Такого и в самом деле кроме бога и оседлать никому не дано! Обычному человеку к такому змею и приступится страшно.

− Вот и хорошо, что страшно. Меньше желающих будет взнуздать его. А, чтоб ты знал, тот, кому это удастся, непобедимым станет. Весь мир покорить сможет, если в седле удержится.

Захар лишь глазами мигнул.

− Смотри мне, даже не вздумай пытаться! Ты не воин, хоть храбрости, а еще больше – безрассудства, тебе не занимать. Воином надо родится! Да и воину он без волшебной сбруи в руки не дастся. А каждый, кто без Перунового седла проехаться на нем попробует, в то же мгновение погибнет. Умный ты парень, большая помощь от твоих знаний может людям выйти. Да и моего труда жаль… Поэтому, либо обещай мне, что больше никогда сюда не сунешься, либо на этом и распростимся!

И был ее голос таким, что понял Захар − в этот раз Морена не склонна шутить. Что же оставалось ему делать? Должен был пообещать. А когда выходили, остановился перед скульптурой беркута.

− Госпожа, если можно, скажи, а почему вода, которая натекает из горы в эту чашу, такая странная? Я даже не каплю, а след оставленный ею лизнул, но и до сих пор уста немеют от горечи. И тяжелее ртути…

− Вода? – переспросила Морена. – Это не вода, хлопче, − то горе, людское. Слезы кровавые, страдание невыносимое. Поэтому и горькое. Оттого и тяжелое.

Услышав такое, Захар отшатнулся.

− Что чужое горе тяжелым и горьким показалось тебе, радует меня, − не каждому оно таким кажется. Ой, не каждому, − продолжила богиня.

Вроде бы уже достаточно было для парня и тех новостей, но любопытство человеческое – зверь ненасытный.