– В твоей районной больнице…
– Убили участковую, – закончил за Романова Шатов. – Да, убили. Дальше.
На скулах Романова проступил скандальный румянец, но, сделав над собой усилие телевизионщик удержался в рамках светского доверительного тона:
– И ты был к ней записан.
– Это откуда информация?
– У нашего техника в поликлинике работает мать.
– Тогда за комментариями – к технической матери.
– И ты, говорят, там был позавчера.
– И я там был, мед-пиво пил…
– Шатов, не выкобенивайся!
– Что значит «не выкобенивайся»? Какого черта ты лезешь ко мне с идиотскими вопросами? Хочешь узнать подробности – ищи. Накопаешь – все твое. Только смотри, может завалить на хрен, – Шатов посмотрело в упор в глаза Романова, – не лезь ты ко мне. Понял?
– А вот это уже, – зрачки Романова превратились в крошечные черные точки, – не твое дело. Я подошел к тебе как к человеку. Не хочешь нормально разговаривать – пошел…
– Вот и слава богу. Я пойду туда, куда ты меня послал, а ты двинешься в противоположную сторону, Вовочка, – Шатов сгреб Романова за отвороты серого плаща, – но если я услышу свою фамилию в твоем репортаже. Или, боже упаси, узнаю, что ты поддерживаешь обо мне слухи – пеняй на себя. Ты меня понял?
Романов попытался оттолкнуть Шатова, затрещали нитки.
– Руки убери… – прошипел Романов.
– Давай взаимно – я уберу руки, а ты не станешь протягивать свои, – Шатов был выше телевизионщика сантиметров на тридцать, поэтому Романову пришлось встать на носки, чтобы плащ не порвался. – Если не веришь, что можешь нарваться на неприятности, спроси в «Новостях» что произошло с их редактором, когда он попытался меня подставить.
Выражение лица Романова изменилось. Он явно помнил эти жуткие истории разъяренном Шатове и избитом редакторе. И истории произвели на него сильное впечатление.
– Мы поняли друг друга? – поинтересовался Шатов, отпуская Романова.
– По-поняли.
– Вот и отлично.
Двери зала распахнулись, и люди, переговариваясь, двинулись через вестибюль к выходу.
– Шатов, майор приказал тебе идти в машину, – негромко сказал Гремлин, остановившись рядом. – Пошли.
– Иду, – кивнул Шатов и пошел к машине, не оглядываясь на Романова.
Вряд ли таким путем удастся остановить разговоры. Не нужно было так срываться. Романов, в конце концов, тут ни при чем. Работа у него такая. Сам Шатов также неоднократно нарывался на попытки набить ему физиономию из-за назойливых вопросов.
«Мицубиси» стоял на соседней улице. Гремлин молча сел за руль, Шатов, так же молча, сел на свое заднее сидение.
Через десять минут появились Сергиевский и Пирог.
– На базу, – скомандовал майор.
Это были единственные слова, прозвучавшие в машине, пока она добиралась до места. Сергиевский смотрел прямо перед собой, Пирог сидел с закрытыми глазами, будто дремал.
Когда ворота открылись, Шатов обнаружил, что с позавчерашнего вечера произошли изменения. Во дворе был часовой. Самый настоящий боец, в бронежилете, каске и с коротким автоматом в руке.
Второй маячил на крыльце, рассматривая пассажиров микроавтобуса. Ворота за машиной закрылись, автоматчик на крыльце, по-видимому, пришел к выводу, что в машине только свои, и скрылся в доме.
Вопросов Шатов задавать не стал.
В небольшой прихожей, возле самой двери, в креслах расположились трое автоматчиков – сержант, выходивший на крыльцо, и два других.
– Это наш, – негромко сказал Сергиевский, указав большим пальцем на Шатова. – Евгений Шатов. Пропускать в любое время.
– А выпускать? – спросил сержант.
– Тоже. До дальнейших указаний. Кто-то из наших приехал?
– Климов и Балазанов. И еще Барановский, из информационного центра.
– Барановский где?
– Вместе с остальными в столовой.
– Хорошо, – Сергиевский открыл дверь своего кабинета и оглянулся на Пирога, – всех ко мне.
– Мне нужно с вами поговорить, – Шатов облизал губы, – наедине.
– Всех ко мне, – повторил майор, – через десять минут. Проходи.
Шатов вошел в кабинет, нерешительности постоял, потом взял свой стул и поставил его перед столом.
– Слушаю, – Сергиевский сел в кресло.
– Со мной вчера связывался по телефону Дракон, – без вступления сказал Шатов.
– Интересно, – бесцветным голосом сказал майор.
– Я не стал вам вчера говорить всего. Эта девочка…
– Без лирики, – оборвал Шатова Сергиевский, – точнее.
Шатов нервно потер руки. В горле пересохло.
– Я… в какой-то мере спровоцировал Дракона…
– Спровоцировал.
– Не совсем… Получился неприятный разговор. Я не сдержался, наговорил всякого… И так вышло, что, кажется, ткнул его в старую болячку. Он заявил, что теперь будет рассматривать еще и вашу группу, как своих личных врагов… И это отразится на ваших близких – семьях, друзьях, знакомых.
– Интересно, – снова произнес Сергиевский, глядя мимо Шатова. – Что-то еще?
– Да, – Шатов откашлялся, – мне кажется, что в том разговоре я смог кое-что понять о Драконе, о его побудительных мотивах.
– Это – когда соберутся все. Больше ничего?
– Еще одно – на него кто-то работает в управлении, – Шатов ожидал от майора хоть какой-нибудь реакции, но ошибся – Сергиевский был невозмутим. – Вы ничего не хотите предпринять по этому поводу?
– Что? Учинить допросы с пристрастием всем сотрудникам Управления? То, что на него кто-то из наших работает было понятно давно.
– Как это?
– Не корчите из себя идиота, Шатов, – резко сказал Сергиевский, – вы меня прекрасно поняли. Естественно, что он позаботился об источнике информации внутри структуры, раз уж вообще оказался таким проницательным и информированным.
– Он вчера назвал не только фамилии, но и клички…
– Что тоже не есть военная тайна. Еще что-то?
– Все.
– Входите, – повысил голос майор, и дверь открылась.
Первым вошел незнакомый парень лет двадцати пяти, огляделся и сел на вращающийся стул перед компьютером.
«Барановский из информационного центра» – вспомнил Шатов слова сержанта.
Майор дал всем время рассесться по местам, потом встал, тяжело опершись руками о крышку стола:
– Дима, как там дела у Таранова?
– Стабильное состояние, – коротко ответил Климов.
– Точнее, – потребовал Сергиевский.
– Сделали переливание крови. Врач сказал, что пока все вроде бы без особых осложнений. Пуля прошла навылет, нож… Ну, в общем, состояние стабильное, – Климов развел руками.
– Что-нибудь нужно?
– Нет, всем нормально.
– Димка сдал кровь, – сказал Балазанов, – у них группа совпала.
– Сколько? – быстро спросил Сергиевский.
– Да какая разница? – Климов поерзал на диване.
– Четыреста, – сказал Балазанов.
– После совещания пойдешь домой и поспишь, – майор сказал это тоном, не терпящим возражения. – Теперь организационный вопрос. На место выбывшего Таранова к нам в группу включен лейтенант Барановский Илья Федорович, из Информационного центра. Опыта оперативной работы нет, но с компьютером работает хорошо. Тем более что вызвался добровольцем.
Барановский встал со своего места и отвесил полупоклон.
– На хрена? – спросил Пирог.
– Работать с базами данных, – сказал Сергиевский.
– На хрена поперся добровольцем? – уточнил свой вопрос Пирог.
Барановский улыбнулся. Шатову улыбка не понравилась. Вообще лейтенант относился к тому типу людей, который всегда вызывал у Шатова взаимную антипатию. Худощавый, с плавными движениями и вальяжными интонациями.
Судя по выражению лиц оперов, пополнение также не вызвало у них приступа оптимизма.
– Я давно хотел поработать с опера… тивниками, – протянул Барановский.
– Ага, – кивнул Климов, – и еще хочешь поймать кайф от оружия на постоянном ношении.
– Нет, ну почему… – лейтенант механически поправил под пиджаком лямку от кобуры.
– Вот и я об этом, – удовлетворенно сказал Климов.
– Присаживайся, Барановский, – разрешил Сергиевский и обернулся к Шатову, – вчера мы выезжали на убийство…
Шатов услышал, как скрипнули чьи-то зубы.
Они приезжали к школе. Все. И все слышали вой матери, которая бросилась к своей дочери и вдруг поняла, что дочь мертва, что это на самом деле и что чуда произойти не может.
Красивая тридцатилетняя женщина извивалась в грязи, пытаясь дотянуться до тела дочери, оперативники держали ее, а Гремлин что-то пытался ей сказать.
А потом мать хлестнула оперативника ладонью по лицу, потом еще раз, а Гремлин стоял перед ней, даже не пытаясь защититься.
– Шатов хочет что-то сообщить нам по поводу этого убийства. И что-то еще в связи с позавчерашними делами, – Сергиевский сел.
Шатов встал со стула. Откашлялся.
Снова он говорит. Как позавчера. Рыжего не было, он как раз тащил упирающуюся Ляльку сюда. А Таранов сидел перед компьютером…
Только сейчас Шатов вдруг понял, что Рыжий мертв. Только сейчас. Рука поднялась к горлу. Рыжий мертв. И не вина Шатова была в этом, но…
Он слишком поздно бросился тогда через зал. Слишком поздно сообразил. Но ведь мог предугадать и предупредить. Нужно было просто задуматься. Не комплексовать, не слушать рассказ Таранова, а думать. Вычислять действия Дракона.
Опера выслушали Шатова молча. О вчерашних телефонных разговорах Шатов рассказал кратко, не вдаваясь в подробности, и рассказ получился лаконичным и стройным. С выводами и рассуждениями получилось значительно хуже. Несколько раз Шатов сбивался, противоречил сам себе. Но опера слушали молча.
Лучше бы они перебивали. Или возражали. Пусть бы Климов, срываясь на крик, обвинял Шатова во лжи. Опера молчали.
Барановский только собрался было что-то спросить, но в последний момент, уловив общее настроение, тоже промолчал.
– Вопросы есть? – спросил Сергиевский, как только Шатов замолчал.
Тишина.
– В индивидуальном порядке, – сказал Сергиевский. – Дальше…