– Этот Кобенко настолько хорош, что из-за него стоило портить отношения с подругой?
Наполеонов вспомнил о Люсе Стефанович, которая давно положила глаз на Миндаугаса, посмотрел на него, потом покосился на Мирославу и, решив, что это не тот случай, продолжил:
– Я бы не сказал, что он красавец мужчина. Но как бычок он имеет вес.
– То есть? – удивилась Мирослава. – Годится в быки-производители?
– Насчёт его производительности не знаю, – захохотал Наполеонов, – но вот мясцо на нём явно имеется!
– Ты хочешь сказать, что Сафронкова собиралась отправить Кобенко на мясозаготовки?
– Не в прямом смысле, а в переносном. Деньжата у него имеются. Как-никак магазин в собственности.
– Что же заставило её перекинуться с Кобенко на Сафронкова?
– Ой, какая ты у меня, у нас, – поправился он, покосившись на Мориса, – наивная.
– Разве?
– Конечно! Пока Сафронкова не было, Кобенко был для Софьи желанной добычей. А с появлением Данилы Ильича акции владельца магазина резко упали.
– И что?
– Как что?! – уставился на неё Шура. – Софья вышла за Данилу.
– Это понятно. А что случилось с Кобенко?
– Ничего с ним не случилось, – отмахнулся Шура. – Я так думаю, что он вернулся к Кочетковой. Но не в этом суть!
– А в чём?
– Накануне своего убийства Софья вломилась в магазин Кобенко и устроила ему скандал!
– И что стало поводом?
– По словам Кобенко, банальная ревность.
– То есть? Софья же вышла замуж.
– Выйти-то она вышла. Но смириться с тем, что бывший возлюбленный так быстро утешился, не смогла. А может, её и ещё что-то напрягало, – проговорил он задумчиво.
– Что же?
– Откуда мне знать. Но скандалить она отправилась к Кобенко. А тот приказал охраннику выставить её из магазина.
– Сам он со своей бывшей любовницей справиться не смог?
– Наверное, не захотел марать руки. Или боялся не сдержаться.
– А охранник вывел её вежливо и аккуратно?
– Какой там вежливо, – хмыкнул Наполеонов, – этот бугай буквально вышвырнул её из магазина, да, видно, силу не рассчитал, свидетельница сказала, что Софья упала и разбила колени.
– Ты уверен, что это случилось в вечер перед её убийством?
– Свидетельница сказала именно так. Да и Кобенко не отрицал. Кроме того, я опросил его заместительницу и этого бугая-охранника. Они тоже подтвердили, что инцидент произошёл накануне дня удушения Софьи.
– Ты хочешь сказать, что она отправилась в салон красоты с разбитыми коленями?
– Вероятно, они не были слишком разбиты.
– Всё равно странно, к чему такая спешка.
– Женщины вообще странные существа, – отозвался Наполеонов.
– Шовинист, – беззлобно обругала его Мирослава.
– Ничего подобного, я люблю женщин, можно даже сказать, восхищаюсь ими. Просто констатирую, что они часто совершают поступки, которые не объяснить с точки зрения…
– Человека разумного, – насмешливо вставила Мирослава.
Шура бросил на неё испепеляющий взгляд и сказал:
– Необъяснимые с позиции логики.
– Мужской?
– Естественно. Разве бывает женская логика? – не остался в долгу Наполеонов.
– Логика бывает всякая, – усмехнулась Мирослава, – вот у Дона своя, кошачья логика.
– Угу, – хмыкнул Наполеонов, но тут же опасливо посмотрел на кота. Следователь ни за что и самому себе не признался бы, что кота он слегка побаивается. Вернее, не самого кота, а его отношения к себе. «Ведь тут как, – порой думал Наполеонов, – не угодил четырёхлапому – и нарвался на недовольство хозяйки».
– Шура, ты мне лучше вот что скажи, почему Кочеткова так великодушно отнеслась к вероломству подруги?
– Этого я не знаю. Но подозреваю, потому, что против лома нет приёма.
– То есть?
– Ну, допустим, она выдрала бы часть волос у Сафронковой. И что бы это ей дало? Выпустила бы пар, да и только. А так она подругу сохранила.
– Хороша подруга, – хмыкнула Мирослава.
– Какая-никакая, а всё-таки. И потом, у Кочетковой сохранялась возможность вернуть себе Кобенко. Что в результате и произошло.
– А тебе не кажется, что Кочеткова могла Сафронковой рекомендовать «Шамаханскую царицу» с тайным умыслом?
– То есть ты думаешь, что она подстерегла момент, когда Софья останется одна, и отомстила ей?
Мирослава кивнула.
– Нет, – Наполеонов покачал головой, – у Кочетковой алиби.
– Она могла посчитаться с Софьей чужими руками?
– Киллера, что ли, нанять? Так это рискованно.
– Шура! Ты даже представить себе не можешь, на что может быть способна обиженная женщина.
– А я вот тоже не могу понять одной вещи, – неожиданно заговорил Морис.
– Какой же? – И Мирослава, и Шура перевели взгляды на Миндаугаса.
И он продолжил свою мысль:
– Почему женщины не вымещают свой гнев на мужчине, который им изменил, а набрасываются друг на друга?
Наполеонов расхохотался:
– Лично тебе в этом вопросе крупно повезло!
– То есть? – не понял Морис.
– Если ты гульнёшь от Славки, она и пальцем не тронет твою пассию, зато тебе открутит все органы, что ей под руку попадутся.
– Я не собираюсь ни от кого гулять, – нахмурился Морис. А Мирослава показала Шуре кулак, чем ещё больше его развеселила.
– Ладно, – сказал следователь, – давайте лучше поговорим о чём-то хорошем.
– Например?
– О прекрасных девушках. – Шура скромно потупил взгляд.
– Наполеонов! Ты что, наконец-то влюбился? – воскликнула Мирослава.
– Почему сразу влюбился…
– Не виляй!
– Я не виляю, просто уточняю, не влюбился, а восхитился и вдохновился!
– А дать более вразумительный ответ ты не можешь?
– Могу. В процессе разработки разных версий я познакомился с Нонной Потаповой, дочерью друзей вдовца. Поначалу я заподозрил, что в их отношениях не всё так чисто и возвышенно, как это пытались мне представить сам Данила Ильич и его близкие. Но потом, разобравшись, понял, что Нонна – чистый ангел. И со стороны Данилы Ильича по отношению к ней нет никаких грязных поползновений. Только отеческая забота. А если бы вы видели, какая у неё бабушка! – Наполеонов зажмурил глаза и увидел тарелку с вкуснейшими пельменями, которыми его угощала Евдокия Ивановна. У него даже кончик носа зашевелился, пытаясь уловить поднимающийся от пельменей аромат.
– Понятно, – сказала Мирослава, – ты влюбился в бабушку Нонны Потаповой и готов предложить ей руку и сердце в обмен на еду, которую она готовит.
– Славка! В тебе нет никакой романтики! – воскликнул Наполеонов и обернулся к Миндаугасу: – Морис, пожалуйста, принеси гитару.
– Ты сочинил новую песню?
– Точно.
Миндаугас сходил за гитарой и протянул её Шуре. И тот, устроившись поудобнее, запел:
Всё начинается с апреля,
Всё начинается с любви.
И марши звонкие капели
Отбарабанили свои.
Минует май, июнь промчится,
Сгорит июль, и август с ним.
Сентябрь тихо постучится,
Приблизившись к дверям моим.
Октябрь улыбнётся дивно
И отвернётся тот же час.
Польются наземь шумно ливни,
А там снега пойдут зараз.
И надо в этих серых буднях
Нам сохранить любовь, мой друг.
Чтоб с нами вновь случилось чудо,
Капель апрельская – тук-тук…
После того как растаял последний звук, воцарилась тишина. И лишь минут через пять Мирослава тихо спросила:
– Шура! А ты точно не влюбился в эту Нонну?
– Точно, – ответил он, – так что не переживай, сестрёнка. Кстати, у Нонны есть жених. И вы оба, – он окинул взглядом Волгину и Миндаугаса, – ни за что не догадаетесь, как его имя и фамилия.
– Где уж нам, убогим, – притворно вздохнула Мирослава, и взгляд её стал хитрым, как у лисы Алисы из «Буратино». Но Наполеонов ничего не заметил и проговорил тоном благодетеля:
– Борислав Богданович Труба – любимый человек Нонны, студент филфака.
– Что ж, – сказала Мирослава, – мы рады за Нонну и её Трубу. Но лично мне не даёт покоя одна вещь.
– Какая? – заинтересовался следователь.
– Тебе не кажется, что первая жена Сафронкова и вторая имеют большое внешнее сходство?
– Я тоже обратил на это внимание, – согласился Наполеонов и как бы невзначай спросил: – А где ты видела первую жену Данилы Ильича?
– Неважно, – не поддалась на его уловку Мирослава.
«Ещё как важно», – подумал Наполеонов, но настаивать не стал, ведь всё равно не скажет. Зато для себя сделал отметку, что Мирослава, скорее всего, тоже занялась этим делом.
– Нередко мужчины, так же, впрочем, как и женщины, выбирают жён и мужей одного типа, – заметил Морис.
– С этим можно согласиться, – ответила Мирослава. – Но у меня сложилось такое впечатление, что София в юности была почти такой же, как Софья. Правда, с небольшой поправкой.
– С какой же? – не выдержал Наполеонов.
– София – голубоглазая блондинка от природы, а у Софьи волосы крашеные, а на глазах линзы.
– Угу, – согласился Наполеонов и заметил ехидно: – Как же ты их хорошо рассмотрела.
– По всей видимости, Сафронков попытался войти в одну реку дважды, – грустно проговорил Морис.
– Точно. И остался у разбитого корыта, – отрезал следователь.
– Возможно, на самом деле Сафронков любит свою первую жену, – предположил Морис, – его вторая женитьба – всего лишь неудачная попытка вернуться в юность.
– Так и я о том же, мил человек, – хмыкнул следователь.
– И тем не менее жёны Сафронкова очень разные. Первая элегантная и умная, а вторая – всего лишь охотница за шикарной жизнью.
– Я уверен, что Данила Ильич ещё захочет вернуться к Софии Александровне, но ничего у него не получится, – серьёзно проговорил Наполеонов.
– Почему? – спросил Морис.
– Потому что первая его жена – женщина гордая и не захочет начинать всё сначала с тем, кто её единожды предал.
– Мне кажется, что если по-настоящему любишь человека, то многое ему прощаешь. Разве не так? – спросил Морис.