Итак, Бонжур поравнялась с компанией пьянчуг, которые громко смеялись и похабничали. Один из них указал на Бонжур:
— Гляньте, какая краля! Что-то я не встречал здесь этой ночной бабочки!
Словами «краля» и «ночная бабочка» вульгарные представители низших слоев обозначали проституток, что выходят на промысел исключительно ночью.
Бонжур проигнорировала замечание. Тогда мужлан вытянул руку, преграждая ей путь. К слову, размерами он чуть ли не вдвое превосходил Бонжур. Она остановилась и принялась рассматривать эту толстую, с дурной кожей ручищу, непристойно открытую взгляду (рукав был закатан).
— Что это у тебя, детка? — Мужлан выхватил у Бонжур клочок бумаги. — Небось письмецо любовное? Ну-ка, прочтем: «…находится джентльмен в весьма плачевном состоянии…»
— Руки убери, — распорядилась Бонжур, делая шаг вперед.
Мужлан поднял письмо над головой так, чтобы она не могла дотянуться, чем вызвал веселье своих приятелей — веселье, едва ли соразмерное инциденту. Правда, один из них, низенький и коренастый, вдоволь посмеявшись, предложил вернуть письмо «деточке», но добился этим только тычка и эпитета «слюнтяй».
Бонжур с легким вздохом шагнула к обидчику; глаза ее были вровень с толстой его шеей. Пальчиком Бонжур коснулась вздутой мышцы, повела по руке мужлана, как бы чертя невидимую линию.
— А знаете, мистер, таких сильных рук, как ваши, я в Балтиморе еще не видала, — сообщила Бонжур завораживающим шепотом, однако так, чтобы ее слышала вся компания.
— Не надейся, крошка, что я сейчас растаю от твоих слов и руку-то опущу.
— Да мне вовсе и не надо, чтоб вы ее опускали. Мне надо, чтоб вы ее повыше подняли — вот так!
Мужлан, возможно, против собственной воли, повиновался и поднял руку. Бонжур потянулась к его толстой шее.
— Гляньте, гляньте, — обрадовался мужлан, — бабочка сейчас вспорхнет и чмокнет меня!
Раздался дружный хохот. Сам негодяй хихикал, словно девица.
— У бабочек, — заговорила Бонжур, — головки такие маленькие, что мозгам поместиться негде. — Одним молниеносным движением она закинула руку за голову и коснулась шеи мужлана сбоку. Рука его была высоко поднята — он не мог воспрепятствовать Бонжур.
Через секунду воротники рубашки и сюртука упали на землю, ловко отрезанные пониже шва. Компания застыла в изумлении. А Бонжур вернула клинок, тонкий, как шпилька, обратно в свои растрепанные, кое-как прихваченные на затылке волосы. Мужлан ощупывал шею сзади — боялся, что Бонжур отхватила заодно и кусок кожи, а не найдя ни намека на царапину, попятился. Бонжур подняла с земли письмо и продолжала путь. Но прежде чем уйти, она взглянула на меня, прятавшегося в тени на противоположной стороне улицы, и усмехнулась моей явной готовности броситься ей на подмогу. Впрочем, не исключено, что у меня просто разыгралось воображение.
Я продолжал наблюдать за домом доктора Снодграсса. Однажды утром, едва заступив на пост, я заметил приближающегося Дюпона, одетого, как всегда, в черный сюртук и плащ с пелериной.
— Сударь, куда вы собрались? — спросил я, ибо давно уже не видел Дюпона при дневном свете. — Что-то случилось?
— Мы с вами, мосье Кларк, отправляемся на экскурсию — разумеется, для пользы нашего следствия.
— Куда мы пойдем?
— Мы уже на месте.
И Дюпон вошел в ворота и двинулся по подъездной аллее прямо к дому Снодграсса.
— Смелее, мосье Кларк! — подбодрил он меня, застывшего в изумлении.
— Но, сударь, Снодграссов в это время не бывает дома. Вдобавок вам не худо бы помнить, что нас может увидеть Бонжур!
— Очень на это рассчитываю, — отвечал Дюпон.
Он взялся за посеребренный дверной молоток, и на пороге немедленно возникла горничная-ирландка. Дюпон огляделся и с удовлетворением зафиксировал в окне на лестнице напряженное лицо Бонжур; вероятно, оттуда она отслеживала посетителей доктора Снодграсса.
— У нас, мисс, — начал Дюпон, — важное дело к доктору Снодграссу. Мое имя, — тут он сделал паузу и слегка кивнул Бонжур, — герцог Дюпон.
— Герцог, надо же! Доктора нету дома, сэр. — Ирландка окинула меня медленным взглядом, под которым я снял шляпу и пальто.
— Так я и думал. Доктор Снодграсс — человек занятой. Он должен был сообщить о нашем приходе горничной из верхних комнат. Мы договаривались дождаться его в кабинете в этот самый час, — сказал Дюпон.
— Такое не в обычае хозяина, — объявила ирландка, и зависть ее к Бонжур показалась мне предметом почти материальным, раздувающимся, как шар.
— Если сказанная горничная в доме, мисс, она подтвердит мои слова насчет ожидания в кабинете.
— Ой ли? — усомнилась ирландка и крикнула в сторону лестницы: — Это правда? Мне хозяин ничего не говорил.
Бонжур улыбнулась:
— Конечно, мисс, доктор не посвящает вас в происходящее на втором этаже — там, где располагается его кабинет.
С этими словами Бонжур появилась у двери и присела в изящном реверансе. Я крайне удивился, что она с такой готовностью подыгрывает Дюпону; впрочем, когда первый шок прошел, я все понял. Если бы Бонжур уличила Дюпона во лжи, мы тотчас уличили бы во лжи ее саму. Сделка, таким образом, была выгодна обеим сторонам.
— Доктор Снодграсс велел мне провести вас наверх, — пропела Бонжур.
— Полагаю, речь шла о кабинете, — уточнил Дюпон, шагая за Бонжур по лестнице и жестом приглашая меня следовать его примеру. Бонжур с улыбкой провела нас в кабинет, просила располагаться в креслах и даже предложила закрыть дверь для пущего комфорта.
— Надеюсь, джентльмены, вы будете счастливы узнать, что достопочтенный доктор вернется с минуты на минуту, — проворковала Бонжур. — Нынче он не задержится. Я проведу его прямехонько в кабинет — сразу, как он будет дома.
— Иного мы от вас и не ожидали, милочка, — парировал Дюпон.
Наконец за Бонжур закрылась дверь.
— Сударь, что такого мы можем узнать от Снодрграсса? Он ведь сразу станет отрицать, что у нас с ним встреча! И разве не вы, мосье Дюпон, сто раз говорили: никаких свидетелей?
— Вы и правда полагаете, что цель нашего визита — разговор со Снодграссом?
Я замялся и счел за лучшее не отвечать.
Дюпон вздохнул:
— Мы пришли не для беседы с доктором Снодграссом; мы пришли, чтобы порыться в его документах. Именно за этим Барон подослал Бонжур, именно поэтому Бонжур нанялась прибирать на втором этаже — так она получила доступ в кабинет Снодграсса, притом без лишних свидетелей. Наше появление весьма ее позабавило. Кстати, вы заметили, как пренебрежительно она говорила с другой горничной, которая гораздо дольше ее служит у Снодграсса? А знаете почему? Да потому, что Бонжур почти завершила миссию в этом доме. А еще она считает, нам не хватит времени найти среди множества бумаг что-нибудь существенное.
— И тут она права! — воскликнул я. Кабинет был завален документами — грудами и стопками они лежали на столе, от них распирало ящики бюро.
— Не спешите с выводами, мосье Кларк. Мадемуазель Бонжур провела в доме Снодграсса несколько недель. Будучи опытной воровкой, она ни разу не навлекла на себя подозрений хозяина. Доктор Снодграсс не хватился ни одной бумаги — в противном случае он выгнал бы Бонжур. Спрашивается, почему он не хватился бумаг? Да потому, что Бонжур тайно снимала копии с каждого клочка, казавшегося ей важным, и возвращала оригиналы на место! Они здесь, мосье Кларк, в целости и сохранности — и мы их найдем!
— Как? У нас считанные минуты, а у Бонжур было несколько недель!
— Мы найдем их с легкостью именно потому, что прежде их обнаружила Бонжур. Каждый документ, каждая газетная статья или письмо, казавшиеся ей годными в дело, она брала в руки, быть может, неоднократно. Разумеется, это не всякий заметит, но мы-то знаем, что искать. Для нас не составит труда выбрать нужные бумаги и переписать их.
Мы принялись за работу. Я занял место за столом. Руководимый Дюпоном, я искал бумаги с загибами, с оторванными уголками, смазанными чернилами, потертостями и другими признаками частого использования. Бумаг было море — разнообразная документация и газетные статьи, некоторые — двадцатипятилетней давности. Вместе с Дюпоном мы выявили все упоминания об Эдгаре По, несомненно, уже проштудированные Бонжур, в том числе множество статей о смерти поэта. Количество этих последних хоть и не превосходило мою коллекцию, но все же впечатляло. Особенно меня возмутили и потрясли три письма. Почерк я узнал с первого взгляда — это были письма Эдгара По к доктору Снодграссу, составленные несколько лет назад.
В первом письме По предлагал Снодграссу, издававшему журнал «Ноушн»[17], права на публикацию второго рассказа из трилогии об Огюсте Дюпене. «Подарить вам права на этот рассказ я не могу — не настолько хорошо мое материальное положение, — деловито писал По. — Однако, если вы заинтересованы, предлагаю купить рассказ за 40 долларов». Снодграсс не согласился, журнал «Грэхемс» тоже отказал, и По опубликовал «Тайну Мари Роже» в другом издании[18].
Во втором письме По просил своего корреспондента поместить доброжелательный отзыв о своих произведениях в журнале, тогда издаваемом Нельсоном По; писатель надеялся сыграть на чувстве родственной ответственности последнего. Похоже, ничего он своим письмом не добился, поскольку я обнаружил полный яда ответ на письмо с отказом. «Я так и знал, — с горечью писал Эдгар По, — что Н. По не возьмет эту статью. Только между нами: я считаю Нельсона самым злейшим из всех моих врагов».
— Смотрите, сударь, он прямо указывает на Нельсона По! — воскликнул я. — Называет злейшим врагом. Я это предчувствовал; я с первого взгляда угадал в Нельсоне дурного человека!
Впрочем, на дискуссии у нас не было времени. Дюпон велел мне переписать в блокнот все письма и статьи, касавшиеся По и представлявшиеся мне достойными внимания. Подумав, он добавил:
— Пожалуй, перепишите-ка заодно и те, в которых не видите пользы.