Я так и стоял за свидетельской кафедрой; в зале суда сделалось совсем тихо, и эта тишина внушила мне чувство облегчения и глубокую печаль. Почему-то я мысленно сравнил зал суда с пиршественной залой и обнаружил много общего у этих помещений, ведь ни одно, ни другое не бывает совсем пустым — даже по уходе всех зрителей либо гостей. Обессиленный, я почти обрушился на стул.
Даже когда скрипнула, открываясь, дверь и бабуля Кларк бросила «Пардон», умудрившись и в извинение вложить гадливую ненависть; даже когда она вышла, впустив кого-то из коридора, я не очнулся от оцепенения, не повернул голову. Если бы в зал проник безумец, стрелявший из пистолета, я стал бы ему легкой добычей. Я вздрогнул лишь на хлопок закрывшейся двери.
К свидетельской кафедре продвигался Огюст Дюпон, одетый в наиболее элегантный из своих черных сюртуков.
— Мосье Дюпон! — воскликнул я. — Разве вы не слышали — в здании суда сумасшедший, он опасен!
— Это моя работа, сударь, — успокоил Дюпон, жестом обводя скамьи и кафедру. — Толпа была бы неуместна при любом раскладе. — Один бродяга за весьма скромную плату согласился произвести несколько выстрелов в воздух — кстати, из того самого револьвера, что вы мне принесли. Произвести, стало быть, несколько безопасных выстрелов и тем доставить публике мгновения, приятно щекочущие нервы.
— Так это ваших рук дело? Вы воспользовались услугами ассистента? — изумился я.
— Именно.
— Но почему вы не покинули Балтимор, как планировали? Вам нельзя здесь оставаться — вдруг на вас продолжается охота? Вы рискуете жизнью.
— Вы были правы, мосье Кларк. Тогда, в гостинице. Я действительно покидал Францию, и в мыслях не имея расследовать смерть По. Шансы разгадать эту загадку или потерпеть фиаско представлялись мне примерно равными. Одна из целей моего приезда в Балтимор — развенчать миф о своих аналитических способностях, миф, который столько времени не давал мне вести нормальную жизнь. Миф, пугавший людей, в частности, президента Французской республики, убеждавший его в моем умении раскрывать самые секретные замыслы. Люди упорно верили в возможность иметь такие способности, хотели существования человека вроде меня и испытывали бы страх передо мной, даже если бы я больше носа не высунул из свой каморки. Не припомню, сам ли я первый возомнил себя великим аналитиком или укрепился в этом мнении с подачи так называемой общественности.
— Вы занимали меня бессмысленными поручениями, точно докучливого ребенка, а сами прикидывали, как бы ловчее скрыться от преследователей; вы подстроили целый ряд происшествий с целью разубедить их в том, что имеете хоть какое-то отношение к литературному Дюпену. Пока я расследовал смерть По, вы мистифицировали.
— Да, — с прямотой отвечал Дюпон. — Поначалу так и было. Я считал себя уставшим — не от настоящего, а от пережитого. Но вы были настойчивы. Вы полагали, что нам суждено расследовать нечто; именно суждено, на роду написано. Вы уже озвучили им версию Барона? Говоря «им», я разумею толпу, что торчит у здания суда.
— Не успел, но собирался, — ответил я с невеселым смешком, не поднимая глаз от блокнота, от лекции Барона, воспроизведенной мной по памяти. Дюпон попросил разрешения взглянуть на мои записи, уткнулся в блокнот.
— Запись будет уничтожена, — сказал я, когда Дюпон, после беглого прочтения, вернул блокнот. — Я так решил. Я не стану лгать о смерти человека, всю жизнь служившего истине. Ложь Барона не получит огласки.
— Еще как получит, мосье Кларк, — мрачно возразил Дюпон. — Да, пожалуй, не единожды.
— Я никому не излагал версию Барона! — упирался я. — Вряд ли он успел поделиться ею с Бонжур или еще с кем-нибудь. Он хотел единолично сорвать все лавры, не умалить славы предварительным озвучиванием, пусть и близкому человеку. Оригинал мной уничтожен, сударь; уверяю вас, это единственный экземпляр.
— Дело не в том, поделился Барон своими соображениями с кем-нибудь или не поделился. Видите ли, из ряда вон Барона выделяют лишь такие качества, как дотошность и беспардонность, да еще, если вам угодно, поистине бульдожье упрямство — к слову, этим последним и вы грешите. Но идеи Барона безнадежно заурядны. Вот мы и подобрались к сути вашего заблуждения, мосье Кларк. Не важно, в тюремной печи сгорела рукопись или в пламени пожара, опустошившего Вечный город при Нероне, — идеи вернутся, проникнут в сознание всякого недалекого дилетанта, что вздумает искать причины смерти Эдгара По.
— Никто их не ищет…
— Пока не ищет, мосье Кларк. Поверьте, желающих найдется предостаточно. Быть может, пройдет много лет, но выводы Барона — в равной степени ужасающие нелогичностью и подкупающие человеколюбием — непременно вернутся в общественное сознание. И пребудут актуальны, пока не забыт Эдгар По.
— В таком случае, приступлю к уничтожению лжи прямо сейчас, — объявил я и разорвал первую страницу.
— Не делайте этого, — попросил Дюпон, удерживая мою руку.
— Почему, сударь?
— Не стоит их останавливать. Помните, что я говорил про Барона?
— Что нужно быть в курсе всех заблуждений, — отвечал я. В душе шевельнулась, расправила крылья нежданная надежда. — Только так мы сумеем найти истину.
— Правильно. Приведу пример: судя по вашим записям, Барон ошибочно полагал, будто По оказался в Балтиморе, потому что по пути в Нью-Йорк на него напали. Вывод Барона основан на газетных статьях, где сказано, что По ехал в Нью-Йорк с целью забрать свою тещу в Виргинию, где собирался поселиться после женитьбы на Эльмире Шелтон. Барон видит причину дальнейших проблем в опоздании По на поезд до Нью-Йорка и тем демонстрирует банальнейший ход мыслей. По его версии, имело место крушение плана; тогда как дело было лишь в том, что По передумал ехать в Нью-Йорк. И мы так поступим.
— Как поступим? — Сердце колотилось так часто, что слова Дюпона не поспевали за ударами.
Дюпон помрачнел.
— Изменим планы, ибо вы, мосье Кларк, нашли меня.
— Что?
— Вы вот давеча интересовались, почему я рискнул прийти в суд, вместо того чтобы сбежать из города. Отвечаю: потому что вы меня нашли. Меня искали убийцы, а вы вывели их на след. Эй, любезный, пожалуйте сюда!
При этих словах явился барнумский коридорный с саквояжем Дюпона. Последний так оттягивал бедняге руки, словно в нем был человеческий труп. Именно из этого саквояжа я с изумлением извлек в свое время великолепную малакку. Дюпон дал коридорному на чай, отпустил его и запер дверь.
— Итак, вернемся к нашему Барону. Вы не против?
— Мосье Дюпон, уж не хотите ли вы сказать… Вы ведь минуту назад признались, что пришли отнюдь не с целью вдаваться в подробности смерти Эдгара По!
— Какой же вы болван! Намерения не имеют никакого отношения к результатам. Разве я говорил, что мы с вами потерпели фиаско в нашем деле? Говорил? Нет? То-то же. Итак, мосье Кларк, вы готовы?
— Готов.
— Барон вообразил, будто воры пристали к Эдгару По еще в порту и преследовали до самого дома доктора Брукса, каковой дом они и подожгли, в результате чего он сгорел дотла. Длинный ряд ошибок Барона вытекает из ложного предположения, что остановка По в Балтиморе, будучи незапланированной, не имела и цели, а значит, объяснить продолжительность этой остановки можно лишь той или иной формой насилия, примененной к поэту. На самом деле уже первый балтиморский адрес, по которому направился Эдгар По, то есть дом доктора Брукса, позволяет сделать прямо противоположное заключение.
— Брукс — известный издатель и редактор, — вставил я. — Возможно, Эдгар По искал у него поддержки своему «Стилусу» — журналу, которому суждено было задать принципиально иной тон в периодике.
— Вы правы, хотя, осмелюсь заметить, ваше представление о потенциале сего несостоявшегося литературного проекта изрядно идеализировано. В любом случае, если По действительно подвергся преследованию криминальных элементов и был в состоянии оценить угрозу и спасаться бегством, почему он не обратился к родственникам, пусть и недолюбливавшим его, или попросту не заявил в полицию? Но нет, По вздумал искать влиятельного журнального издателя! Полагаю, мы можем с чистой совестью изъять из нашей версии воображаемых бандитов и препроводить Эдгара По к доктору Бруксу по собственной его воле. Продолжим.
Я снова занял место за свидетельской кафедрой.
35
— Как вы могли заметить, Барон благополучно убедил себя в том, что смерти Эдгара По предшествовала последовательность роковых событий, окрашенных жестокостью. Увы, Барон словно гляделся в зеркало — ибо именно такого восприятия собственных неудач и злоключений он ждал от окружающих. В данном случае Барон хотел исключить малейшую вероятность того, что ответственность за собственную смерть будет возложена на Эдгара По, и свел его несчастья к злому умыслу третьих лиц.
— Вы намекаете, что пожар в Бруксовом доме не имел никакого отношения к поискам убежища от портовых бродяг? Что это было простое совпадение?
— Не совсем так, хотя сам подбор слов в вашей реплике отнюдь не вздорен. Эдгар По не нашел, паче чаяния, убежища в доме доктора Брукса, и пожар в сказанном доме имеет прямое отношение к последовавшим событиям. По нашей версии, Эдгар По отправился к Бруксу прямо из порта, с саквояжем — значит, рассчитывал получить не только поддержку с изданием журнала, но и кров.
— А вместо этого оказался на пепелище, возможно, еще дымившемся, — зависит от дня прибытия в Балтимор, каковой день нам неизвестен.
— Именно. Впрочем, в какое бы время ни вспыхнул дом — в ту самую минуту, когда По приблизился к нему, или двумя днями ранее, результат был бы тот же — Эдгару По пришлось бы искать другое пристанище. Тут-то и возникает загвоздка. Доктор Джон Моран, лечивший По, вспоминает, что пациент не мог сказать, ни что делал в Балтиморе, ни как оказался в этом городе. Печатный орган общества трезвости, стремясь преподать убедительный урок всем пьяницам, эксплуатирует данный факт как свидетельство, что По ударился в загул, по логике трезвенников приведший к потере счета времени.