– Лелия, родная, – шептали бледные губы самого могущественного человека Северной империи, – Лелия, держись… уже скоро, любимая…
Императрица не слышала его – женщину все глубже затягивало в водоворот боли. С каждым мгновением, с каждым стоном жизнь по капле уходила из ее истерзанного схватками тела. Страдания давно убили волю и жажду жизни. Ей хотелось, чтобы муки окончились, даже если после ничего не будет. Не будет ее…
– Лелия, не вздумай оставить меня одного. – Он словно читал в ее душе, впрочем, так всегда и было, ведь они – две половинки одного целого. – Борись, если не ради меня, то ради нашего малыша. Слышишь, родная?..
Голос Константина срывался, в глазах застыли непролитые слезы.
– Да, Тин… слышу, – тихонько отозвалась роженица, с трудом шевеля искусанными губами. И тут же застонала, когда начались схватки.
– Время принимать лекарство, – напомнил блондин в нелепых пестрых одеждах и поднес императрице стеклянный бокал, наполненный розоватым питьем.
Константин с досадой отвернулся – о постороннем он забыл, для него существовала лишь жена. Шут позволил больной сделать ровно один глоток и вернулся на свое место.
Тот, кому положено развлекать, не выглядел веселым. Он видел то, на что закрывал глаза Константин. Императрица умирала. Ей больше не помогала даже кровь богов, несколько капель которой добавили в воду. Из подаренного Благой Семеркой Сосуда отмерили ровно половину, меньшего количества хватало, чтобы вытянуть умирающего из-за последней Грани. Но не в данном случае, когда причина крылась в родовом проклятии на крови, перед которым бессильны порой даже боги.
В комнате зазолотился контур портала. Константин с надеждой наблюдал за появлением Регины, второй сестры императрицы, и Тристана, придворного мага. И женщина, как две капли воды похожая на его Лелию, и стихийник выглядели уставшими и печальными.
Император нахмурился. Неужели у них не получилось? Нет, только не плохие новости!
– Тристан, Регина, что скажете? – Его голос сорвался.
Лицо жрицы Судьбы скривилось, Регина бросилась к сестре, сжала ее руку, горячую и влажную, и заплакала:
– Прости, милая, прости! Богиня отказала!
– Нет! – Император издал стон, похожий на крик зверя-подранка. – Нет! Она должна была согласиться! Мой дар в обмен на их жизни! Нет!
Лелия слабо улыбнулась.
– Тин, такова воля богов, а твой дар пригодится, чтобы защитить нашего ребенка…
– Без тебя мне не нужен этот ребенок! Я выбираю тебя!
– Нет, ты выберешь его, потому что наш малыш должен жить.
Император обреченно застонал. Отпустив руку жены, он уперся лбом в колени и в такой позе стал раскачиваться взад-вперед.
– Я не смогу жить без тебя! Пусть лучше умрет он! Не ты! У тебя есть, на кого оставить империю… Откажись от него! Это всего лишь кусок плоти!
– Моей плоти. – Сердце Лелии разрывалось от горя: она боялась, что муж возненавидит ребенка, отобравшего ее жизнь. – Судьба обещала, что моя дочь станет следующей императрицей.
Услышав подобное заявление, император подскочил к Тристану:
– Убей плод, пока не поздно!
Маг растерянно обернулся на Лелию. Женщину затрясло от ужаса. Приподнявшись на локтях – откуда и силы взялись? – она прохрипела:
– Не смей, Тристан… ты дал слово!
– Не слушай ее – у нее родовая горячка, – шипел император. – Убей его, пока он не убил ее!
Регина охнула, а Лелия зарыдала, не поверив своим ушам.
– Давай! Чего стоишь? – Константин дернул землевика за рукав серого плаща. – Потом подправим ей память и…
Обезумевший мужчина не договорил – Локки, о котором все забыли, сделал пасс рукой, и несостоявшийся детоубийца застыл, словно камень. Только полные отчаяния и боли глаза выдавали в нем живого человека.
– Ты твердо решила? – Шут нежно провел рукой по пылающему лбу императрицы, отводя влажную прядь. – Главный удар ты должна нанести сама.
Слезы бежали по запавшим щекам. Лелия светло улыбнулась и кивнула.
– Регина, – обратилась императрица к своей сестре, – обещай, что будешь любить мою дочь, как собственную.
– И даже больше, клянусь именем Предвечной, – сквозь плач дала обет жрица.
– Отдашь ей, когда она подрастет, – прошептала роженица и вложила в ладонь сестры свой прощальный подарок той, которую никогда не увидит. – Тристан, – Лелия перевела взгляд на мага, – ты поклялся присматривать за моей девочкой и заботиться о ее безопасности.
Мужчина кивнул, его лицо было серым, почти как плащ.
– Я готова, мой друг. – Голос императрицы дрожал, а губы кривились в слабой улыбке. – Да исполнится воля Всемилостивых.
Локки, пряча взгляд, вынул из потайного кармана нож с узким лезвием и черной рукояткой из рога марапана. Некромантский кинжал – единственное оружие, с помощью которого самоубийцы уходят из жизни достойно, не прогневив богов.
Тонкие пальцы Лелии обхватили шершавую рукоять.
– Я люблю тебя, Тин. – Она посмотрела на оцепеневшего возлюбленного в последний раз и улыбнулась. – Люблю тебя больше жизни…
Блеснула сизоватая сталь – зачарованный кинжал легко вошел точно в сердце. Когда ее глаза остекленели, заклинание окаменения спало – император, рыдая, кинулся к жене.
– Убери его! – прошипел Локки. – Иначе жертва Лелии напрасна!
Придворный маг отправил монарха в беспамятство, использовав ослабленное боевое заклинание.
Тем же самым кинжалом, который отнял жизнь у матери, шут дал жизнь ребенку, вырезав его из утробы.
Спустя несколько часов Константина разбудил звук, похожий на мяуканье. Император поднялся с постели. В светлой колыбельке, изукрашенной серебром, надрывался младенец.
Воспоминания нахлынули сбивающей с ног волной, император глухо застонал и оперся на кроватку. Он всматривался в новорожденную девочку – пол ребенка они с Лелией узнали с помощью магии спустя несколько седмиц после зачатия. Лелия… Лелия… единственная женщина, которой нашлось место в его сердце. Константин хотел бы заплакать – и не мог. Боль осколком льда застыла в сердце, проморозив насквозь. Непроизвольно он искал в дочери черты любимой – и находил в каждой ее черточке. Вылитая мать.
Девочка, словно почувствовав присутствие отца, перестала плакать. Глаза малышки по-взрослому серьезно встретили взгляд Константина. Император вздрогнул, поняв, что ребенок необычен, и отвернулся. Несколько мгновений он собирался с духом. Еще несколько внимательно рассматривал наследницу, все больше убеждаясь, насколько она отличается от обычных детей.
Ее выдавали глаза, их выражение и цвет.
Император взял с кровати мягчайшую подушку и опустил на лицо дочери…
Семиград, императорский дворец,
45-й день пришествия Эвгуста Проклятого
Аташа вышвырнуло из прошлого.
Все еще под властью увиденного, он пропустил следующий удар – и «призрачный таран» впечатал его лицом в стену. Что-то глухо хрустнуло – у человека при таком ударе треснуло бы не одно ребро, у Аташа сломался только нос. Демон сполз на пол и развернулся. И вовремя.
Локки, не целясь, запустил в него «огненный дротик», пробивающий каменные блоки в метр толщиной. Демон молниеносно перекатился по полу, уходя из-под обстрела.
Шут собирался его убить! И ему плевать на то, что он под покровительством Эвгуста! Значит, борьба на смерть?! Что ж, тем лучше! Камиец потянулся к источнику магии, мечтая оставить от противника мокрое пятно. И обнаружил пустоту. Сила до последней капельки покинула его. Чудеса, да и только, нехорошие чудеса.
«Огненный дротик» черкнул возле подбородка. Как простому смертному, демону пришлось рассчитывать на одну лишь ловкость, дабы спасти свою шкуру. Слава богам, быстрота его движений осталась сверхчеловеческой. Кстати, о богах.
– Покажи мне свои уши, шут! – крикнул камиец, резво заползая под стол.
– Может, тебе еще кое-что показать? – рявкнул Локки, швыряя в противника новое заклинание стихии Огня.
– Только не в стол! Там мои мемуары, – простонал Тристан.
Шут внял его просьбе и потушил огонь, языки которого расползались по мебели.
– Демон, кис-кис, выходи скорей на бис! – Локки хищно раздувал ноздри. – Тебе все равно не уйти из башни живым. Ты можешь только выбрать, как умереть: быстро и легко или долго и мучительно.
– Что я тебе сделал, шут? – крикнул Аташ и мгновенно сместился вправо.
Туда, где он только что находился, полетело огненное заклинание.
– Тебя предупреждали держать любопытство в узде? Ты не внял мудрому совету, за что и поплатишься!
Понимая, что у него есть лишь один шанс, камиец изо всех сил рванул на открытое место и упал на колени.
– Пощады! – выкрикнул в отчаянии.
Локки хмыкнул и развеял неиспользованное заклятие. Он и представить не мог, что свергнутый хекетский правитель унизится до мольбы. Но раз инстинкт самосохранения оказался сильнее гордости, тем лучше… лучше для его Госпожи.
– Ты понимаешь, на каких условиях я могу пощадить тебя?
Демон кивнул:
– Да, только дай взглянуть вначале на твои уши.
– А ты настырный. – Шут приподнял волосы, открыв левое ухо, украшенное серебряной серьгой с черным камнем. – Про знак принадлежности к сателлитам проболтался Эвгуст?
– Нет, я сталкивался с помощниками богов, еще когда правил Хекетом.
Победитель удивленно приподнял бровь:
– Что ж, отлично. Тогда ты понимаешь, что моя Госпожа не шутит: смерть – самое милосердное, на что может рассчитывать предатель.
Демон глухо поинтересовался:
– Клятва, которую я дам, перекроет мои обязательства перед Эвгустом?
– Да, ты переходишь в непосредственное распоряжение Госпожи. Все долги магу списываются с твоих счетов.
– Весьма удобно, – пробормотал Тристан и поджал губы.
Локки быстро взглянул на придворного мага:
– Неужто завидуешь, дружище? Зачем тогда отказался, когда богиня оказала тебе честь, предложив служение?
Землевик пожал плечами и поднял с пола кристалл воспоминаний.