– И все же ты стал его другом?
– Да я не собирался. Просто моя койка как раз против его.
– Но это потому, что ты выменял на нее свою прежнюю?
– Разве? Ох да!
– И ты сделал это раньше, чем узнал, что он так умен.
– Даймак еще в челноке сказал нам, что у Боба самые высокие баллы из всех возможных.
– И поэтому ты захотел сблизиться с ним?
Николай пожал плечами.
– Это был поступок доброго сердца, – сказал майор Андерсон. – Может, я и старый циник, но когда я встречаюсь с подобными поступками – они меня привлекают.
– Боб и в самом деле похож на меня в детстве. Я помню свои фотки. Странно, верно? Я поглядел на него и подумал: он выглядит совсем как Крошка Николай. Так меня мама всегда называла, когда показывала эти фотографии. Я их как-то даже с собой не ассоциировал. Сам для себя-то я был Большой Николай. А то был «милый крошка Николай». Я даже придумал, что он мой младший братишка, только у нас с ним одно имя на двоих. Большой Николай и Крошка Николай.
– Мне кажется, ты немного стыдишься, а стыдиться тут нечего. Естественная вещь для семьи, где растет один ребенок.
– Я хотел иметь брата.
– А многие, у которых они есть, предпочли бы обойтись без них.
– С братом, которого я себе придумал, у нас были прекрасные отношения! – Николай рассмеялся.
– Значит, ты увидел Боба и вспомнил о братишке, которого когда-то придумал?
– Сначала? Теперь-то я знаю, какой он, и все стало еще лучше. Это как… Иногда он как младший братишка, и я за ним присматриваю, а иногда – он старший и присматривает за мной.
– Например?
– Что?
– Он же такой маленький, так как же он может присматривать за тобой?
– Он дает мне советы. Помогает делать домашние задания. Мы вместе тренируемся. И он почти все делает лучше меня. Только я крупнее, и, кажется, я люблю его больше, чем он меня.
– Может, это и так, Николай. Но насколько мы можем судить, ты ему нравишься больше, чем кто-нибудь другой. Он просто… пока еще не обладает такими способностями дружить, какими обладаешь ты. Я очень надеюсь, что мои вопросы не повлияют на твои чувства и отношение к Бобу. Мы не можем приказывать, кому с кем дружить, но были бы рады, если бы ты остался Бобу другом.
– Я ему не друг вовсе.
– А?
– Я же вам сказал: я ему брат! – Николай усмехнулся. – И уж если у тебя есть брат, так легко ты от него не отделаешься.
15Отвага
– Генетически они просто близнецы. Единственное различие между ними – «Антонов ключ».
– Итак, у Дельфики два сына.
– У Дельфики только один сын – Николай, и он будет находиться в Боевой школе еще долго. Боб же – сирота, подобранный на улицах Роттердама.
– Потому что его украли!
– Закон по этому поводу говорит совершенно ясно: оплодотворенные яйцеклетки – всего лишь имущество. Я понимаю, что вы подходите к этому иначе – с религиозных позиций, но поскольку МФ имеет дело с законами, а не с…
– МФ пользуется законами в том случае, когда хочет достичь определенной цели. Мне понятно – вы ведете войну. Я знаю, что определенные вещи находятся вне вашей компетенции. Но война не будет длиться вечно. Я прошу только об одном: пусть эта информация будет зарегистрирована и внесена в документы. И когда война кончится, все получат доступ к этой истории. Правды никто не сможет скрыть.
– Само собой разумеется.
– Нет, совсем не само собой. Вы прекрасно знаете, что с той минуты, когда муравьеподобные будут уничтожены, существование МФ станет бессмысленным. Он постарается это существование продлить под предлогом поддержания мира между народами. Но Лига, возможно, окажется не столь политически крепкой, чтобы уцелеть в националистических штормах, которые неизбежно разразятся. МФ распадется на части, каждую из которых возглавят свои лидеры, и боже упаси, но какая-нибудь из частей Флота сможет направить свое оружие даже против самой Земли.
– Вы тратите слишком много времени на чтение Апокалипсиса.
– Я, конечно, не отношусь к числу гениальных слушателей вашей школы, но все же вижу, как схлестываются потоки различных течений здесь, на Земле. Средства массовой информации разносят призывы демагога Демосфена, пытающегося натравить общественное мнение Запада на незаконные и тайные маневры Полемарха, нацеленные на создание нового Варшавского пакта. Пропаганда же, распространяемая из Москвы, Багдада, Буэнос-Айреса и Пекина, еще более смертоносна. Раздаются и разумные голоса – вроде голоса Локка, – но они почти не слышны, и на них никто не обращает внимания. Ни я, ни вы не в силах остановить грядущую войну, но мы можем сделать кое-что, чтобы эти дети не стали пешками в начавшейся уже игре.
– Единственная возможность для них не стать пешками заключается в том, чтобы стать игроками.
– Вы их воспитали. И уж конечно, их не боитесь. Тогда дайте им шанс выиграть.
– Сестра Карлотта, вся моя работа направлена на обеспечение победы в грядущей битве с жукерами. И на то, чтоб сделать из этих детей блестящих и надежных командиров. За пределы этих обязанностей я не заглядываю.
– И не надо заглядывать. Просто оставьте открытыми двери, через которые их родители могут потребовать возвращения своих детей домой.
– Сейчас я не могу думать об этом.
– Но «сейчас» – это единственное время, когда у вас есть силы достичь такой цели.
– Вы меня переоцениваете.
– А вы недооцениваете себя.
Спустя месяц тренировок армии Драконов Виггин вошел в казарму после отбоя, держа в руке листок бумаги. Драконам надлежит встретиться с армией Кроликов в 7:00. Бой состоится до завтрака.
– Не хочу, чтоб вы заблевали весь Боевой зал.
– А нельзя ли нам хоть пописать для начала? – спросил Николай.
– Не больше декалитра на брата, – улыбнулся Виггин.
Все захохотали, но какая-то нервозность повисла в воздухе. Они были новой армией, с горсточкой ветеранов, что не давало особой надежды на победу, но и позволить унизить себя они не могли. У каждого был свой способ справиться с нервишками: одни стали молчаливее, другие – болтливее. Кто-то острил и балагурил, кто-то посерьезнел. А некоторые завалились в свои койки и закрыли глаза.
Боб внимательно присматривался к поведению товарищей.
Он старался припомнить, как в аналогичных случаях вели себя ребята из банды Проныры. И понял: те были голодны и страха перед позором не испытывали. Такой страх появляется лишь тогда, когда у вас достаточно еды. Значит, чувства, которые сейчас овладели солдатами, были у хулиганов – боязнь унижения, а не голода. И в самом деле, хулиганы в очереди у столовки демонстрировали именно эти чувства. Они все время выпендривались, зная, что за ними наблюдает множество чужих глаз. Они шли в драку со страхом в душе, но знали, что его надо скрыть и преодолеть.
«А что чувствую я? Что же происходит в моей душе, раз я вообще думаю об этом? Ох… да я просто лежу и наблюдаю. А ведь я один из них!»
Боб натянул боевой костюм, но тут же вспомнил, что ему нужно сходить в сортир, прежде чем одеваться. Он снял и швырнул костюм на пол, схватил с вешалки полотенце и обмотал его вокруг бедер. На какую-то секунду вспомнилась та ночь, когда он бросил свое полотенце за койку и полез в вентиляционную сеть. Теперь уже не получится. Слишком мускулистым стало тело, слишком быстро он подрос. Боб все еще был самым маленьким слушателем в школе, он даже сомневался, что кто-нибудь заметил эти перемены, но он-то знал, как сильно вытянулись его руки и ноги. Теперь он мог достать многое из того, до чего не мог дотянуться раньше. Ему не нужно было подпрыгивать, чтобы достать до сканера возле двери спортзала.
«Я меняюсь, – подумал Боб. – Меняется мое тело. Впрочем, и манера думать – тоже».
Николай все еще валялся в койке, закрыв лицо подушкой.
У каждого свой способ успокоиться.
Другие ребята бежали в туалет, чтоб пописать или попить воды, но только Бобу пришла мысль принять душ. Его частенько дразнили, интересуясь, не успевают ли струйки воды остыть, пока долетят до его макушки, но теперь эта шутка вышла из моды. Однако сейчас Бобу нужен был почти кипяток. Чтобы его самого скрыло в клубах горячего пара, чтобы серая пелена осела на зеркалах, чтобы исчезло все и он остался один – неизвестно где, неизвестно кто, неизвестно, маленький или большой.
«Настанет день, когда они увидят меня таким, каким вижу я себя сам. Больше их всех. На голову, на две головы выше их. Видящий куда дальше, способный таскать тяжести, которые им и не снились. В Роттердаме я думал об одном – как выжить. Но здесь, накормленный, я узнал, кто я такой. И кем могу стать. Они пусть думают, что я инопланетянин, что я робот, что я еще что-нибудь такое, ибо я генетически изменен. Но когда я совершу величайшее дело своей жизни, они станут гордиться мной, станут считать меня самым человечным человеком, станут проклинать каждого, кто в этом усомнится. Я превзойду Виггина».
Боб попытался изгнать эти мысли из головы. Дело тут не в конкуренции. В этом мире вполне хватит места для двух великих людей, живущих в одно и то же время. Правда, Ли и Грант были соперниками и воевали друг против друга. Бисмарк и Дизраэли. Наполеон и Веллингтон.
«Не то я сравниваю. Линкольн и Грант – два великих человека, а работали вместе. Огорчительно, что подобных примеров мало. Наполеон, например, никогда не давал своим маршалам много власти. Все победы должны были принадлежать ему одному. А кто из великих стоял рядом с Августом? С Александром? У них были друзья, были соперники, но партнеров не было.
Вот почему и Виггин принижает меня, хотя теперь из докладов своих подчиненных знает, что я самый умный солдат в его армии. Боится, что я стану его соперником. Это потому, что в тот самый первый день я дал ему понять, что рассчитываю на повышение, а он в завуалированной форме ответил, что в его армии этого не будет».
Кто-то вошел в душевую. Из-за пара Боб не видел, кто это. Никто его не окликнул, но шаги направились прямо к кабинке Боба, и на пороге появился Виггин.