– Меня не колышет, что они там замечают.
– Но ты свой долг исполнил. В этой битве ты предотвратил проход по центру.
– Мне непонятен смысл этого выражения.
– Это такой футбольный термин. Ах, я совсем забыл, что на улицах Роттердама эта игра не в большом фаворе.
– Можно я пойду высплюсь?
– Одну минуту, Боб. Эндер выдыхается. Он совершает ошибки. Все это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Будь готов прийти ему на помощь. Ты же видел, что произошло с Петрой.
– Мы все выдыхаемся.
– Да, и Эндер тоже. Даже хуже других. Он плачет во сне. Ему снятся кошмары. Он бормочет, что Мэйзер шпионит за его снами и узнает из них о планах, разработанных Эндером.
– Вы хотите сказать, что он сходит с ума?
– Я хочу сказать, что единственный человек, которого он заставляет работать еще тяжелее, чем Петру, – это он сам. Прикрой его, Боб. Встань рядом.
– Я и так стою рядом.
– Ты все время раздражен, Боб.
Слова Граффа ошеломили Боба. Сначала он подумал: «Нет, я не злюсь». А потом: «Неужели?»
– Эндер не дает тебе сколько-нибудь важных поручений, а после Игры недоволен тобой, Боб. Но это не вина Эндера. Мэйзер сказал ему, что сомневается в твоей способности руководить большим количеством кораблей. Вот почему ты не получаешь сложных и интересных поручений. Дело не в том, что Эндер верит Мэйзеру на слово. Но все, что ты делаешь, Эндер рассматривает через призму недоверия Мэйзера к тебе.
– Мэйзер Рэкхем думает, что я…
– Мэйзер Рэкхем точно знает, кто ты есть и на что ты способен. Это мы не хотим, чтобы Эндер поручал тебе нечто настолько трудное, что ты не сможешь следить за общим ходом игры. И нам это нужно сделать так, чтобы Эндер даже не заподозрил, что ты его дублер.
– Так зачем же вы мне все это говорите?
– Когда этот тест завершится и вы приступите к несению реальной службы, мы расскажем Эндеру обо всем, что ты сделал, и почему Мэйзер сделал то, что сделал. Я знаю, как важно для тебя доверие Эндера, и не хочу, чтобы ты страдал так, как страдаешь сейчас. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты знал, почему мы так поступаем.
– Откуда у вас такая внезапная тяга говорить правду?
– Потому что, как мне кажется, сейчас для тебя лучше знать ее.
– Что ж, пожалуй. Мне действительно лучше поверить вам. Не важно, правда это или нет. Возможно, вы все врете. Так узнал ли я что-либо полезное из нашего разговора? Как вы полагаете?
– Верь в то, чего тебе больше хочется, Боб.
Целых два дня Петра на тренировках не присутствовала.
Когда она вернулась, то Эндер, разумеется, больше не давал ей важных поручений. Со своими обязанностями Петра справлялась, но ее былой пламенный энтузиазм исчез. Сердце Петры было разбито.
Но черт побери, она все же выспалась пару суток! Остальные ей даже немного завидовали из-за этого, хотя ни за какие коврижки не захотели бы оказаться на ее месте. Независимо от того, кто в какого бога верил, они все молили: «Не дай случиться со мной такому». Но одновременно они твердили и другую молитву: «О дай мне немного поспать, пошли мне хотя бы один день, когда мне не надо будет думать об этой треклятой Игре!»
А тестирование все продолжалось. «Сколько же миров, – думал Боб, – эти недоноски колонизировали, прежде чем наткнулись на Землю? И какой толк от того, что мы уничтожаем их флоты, если мы не можем колонизировать эти планеты? Конечно, мы можем оставить рядом свои корабли, которые будут сбивать все, что попробует подняться с поверхности этих небесных тел».
Петра была не единственной, сошедшей с круга. Влад впал в кататонию, и его не могли разбудить. Докторам потребовалось три дня, чтобы вернуть ему сознание, но, в отличие от Петры, он не вернулся к мониторам – у него пропала способность к концентрации внимания.
Боб ждал, что за Владом последует и Бешеный Том, но тот, несмотря на свою кличку, по мере того как слабел, становился все более разумным. Свалился же Муха Моло, который вдруг начал хохотать, потеряв контроль над своей флотилией. Эндер его тут же отключил и передал на этот раз флотилию Мухи под команду Боба. Муха вернулся уже на следующий день без всяких объяснений, но все подумали, что давать ему серьезные поручения больше не следует.
А Боб между тем все больше убеждался в том, что внимание Эндера слабеет. Приказы от него поступали со все более продолжительными паузами, а два раза они были сформулированы очень невнятно. Боб немедленно передал их в более доходчивой форме, а Эндер даже не узнал, что получился такой конфуз. Зато ребята убедились, что Боб зорко следит за всей Игрой, а отнюдь не только за своим сектором. Возможно, они даже наблюдали, что Боб во время Игры иногда задает уточняющие вопросы или делает замечания, которые заставляют Эндера встряхнуться и обратить внимание на что-то, что он должен был заметить гораздо раньше. И все это делалось так мягко, что никому и в голову прийти не могло, что Боб кого-то поправляет. Теперь после Игры случалось и так, что к нему подходили два-три паренька из старших, чтоб поболтать. Так, ничего особенного. Просто похлопают по плечу или по спине и скажут пару слов: «Хорошо сыграли», или «Здорово сработано», или «Держи хвост морковкой. Спасибо, Боб».
Он и не думал о том, как важно для него признание, пока не получил его.
– Боб, пока не началась новая Игра, ты должен кое-что узнать.
– Что именно?
Полковник Графф мешкал.
– Сегодня утром мы очень долго не могли разбудить Эндера. Ему снились кошмары. Он ничего не ест, его приходится кормить почти насильно. Во сне он кусает руки. До крови. А сегодня не мог проснуться. Нам удалось немного задержать… этот тест… так что командовать он будет… как обычно… вернее, не совсем как обычно.
– Я готов. Я всегда готов.
– Да, но понимаешь… Дело в том, что этот тест… в нем нет…
– Он безнадежен?
– Надо сделать все, даже то, что за гранью возможного. Любые соображения…
– Эта штука – «Маленький Доктор»… Почему Эндер так давно не применял ее?
– Неприятель многое узнал об этом изобретении, и теперь они держат свои корабли на таком расстоянии друг от друга, что цепной реакции не возникает. Необходима определенная критическая масса, чтобы она состоялась. Сейчас это изобретение – балласт. Бесполезный груз.
– Было бы хорошо, если бы вы рассказали мне несколько раньше о том, как действует это оружие.
– Есть люди, которые не хотят посвящать тебя ни в какие секреты, Боб. Ты обладаешь способностью из каждого обрывка информации делать выводы в десять раз более важные, нежели нам хотелось бы. Поэтому есть люди, которые не желают скормить тебе даже самые крохотные информационные объедки.
– Понятно. Полковник Графф, вы же понимаете, что мне известно – эти сражения реальны. Никакой Мэйзер Рэкхем их не имитирует. Когда мы теряем корабль, гибнут реальные, живые люди.
Графф отвернулся.
– И среди них есть те, кого Мэйзер Рэкхем знал лично?
Графф еле заметно кивнул.
– Вы не думаете, что Эндер в какой-то степени способен улавливать ощущения Мэйзера? Я его не знаю; может быть, он действительно каменный, но мне кажется, что, когда он после сражения проводит с Эндером разбор операции, он невольно… в общем, его боль передается Эндеру. Дело в том, что Эндер после разбора устает куда больше, чем… Возможно, он еще не полностью понимает, что происходит на самом деле, но он ощущает это на каком-то очень глубоком подсознательном уровне как нечто жуткое и болезненное. Он чувствует, что Мэйзер Рэкхем по-настоящему страдает от каждой совершенной Эндером ошибки.
– Ты что, умудрился каким-то образом проникнуть в комнату Эндера?
– Нет, я просто вслушиваюсь в Эндера. Я не ошибся в отношении Мэйзера?
Графф отрицательно качнул головой.
– Полковник Графф, вы просто не поняли, а остальные, видимо, забыли, что в последнем сражении в Боевой школе Эндер передал командование своей армией мне. Стратегия тут была ни при чем. Он просто вышел из Игры. Ему все обрыдло. Он забастовал. Вы этого не поняли, так как тут же выпустили его из школы. История с Бонзо прикончила его. Я думаю, что боль и отвращение Рэкхема приводят к тому же самому. Я думаю, что если Эндер разумом, может быть, еще и не понимает, что убивает людей, то он это ощущает сердцем, и это сжигает его.
Графф бросил на него острый взгляд.
– Я знаю, что Бонзо умер. Я видел его. Я встречался со смертью раньше, как вам известно. Нельзя встать и пойти на прогулку, если ваши носовые хрящи вбиты прямо в мозг и вы потеряли два галлона крови. Вы не сказали Эндеру, что Бонзо убит, но вы дурак, если полагаете, что он этого не знает. И благодаря Мэйзеру он чувствует, что с каждым нашим потерянным кораблем гибнут хорошие люди. И это бремя губит его.
– Ты гораздо более проницательный человек, чем тебя считают многие, Боб, – сказал Графф.
– Знаю… У меня же холодный нечеловеческий ум, да? – Боб горько рассмеялся. – Раз я генетически изменен, значит я чужак, верно? Вроде жукера?
Графф покраснел:
– Никто тебе этого не говорил.
– Вы хотите сказать, что вы не говорили мне этого в глаза? Словами – не говорили. Но вы, видимо, не можете усвоить, что иногда людям необходимо говорить правду или просто просить их сделать что-то, а не хитростью заманивать их в ловушки.
– Не думаешь ли ты, что Эндеру надо сказать, будто эта Игра самая что ни на есть реальность?
– Нет! Вы что – обезумели? Если на него так сильно действует подсознание, то что же произойдет, если он узнает истину! Да он тут же окаменеет.
– А ты не окаменеешь. Верно? Ты будешь спокойно командовать и в следующем сражении.
– До вас все еще не доходит, полковник Графф, что я не каменею только потому, что это не мой бой. Я всего лишь на подхвате. Я помогаю. Я свободен. Это Игра Эндера.
Ожил имитатор Боба.
– Время, – сказал Графф. – Удачи тебе.
– Полковник Графф, Эндер может опять забастовать. Он может вообще уйти прочь. Он может сдаться. Он, в конце концов, может сказать себе: «Это всего лишь вшивая Игра, от которой меня воротит, и мне наплевать, что они со мной сделают, но я с ней покончу». Такое желание в нем сидит крепко. Оно приходит, когда все кругом представляется несправедливым и бессмысленным.