Незнакомец поднял голову, но я не увидел лица, а только кончик белой — абсолютно седой — бороды. Затем он как бы нехотя, медленно вынул левую руку из кармана и поднял ее вверх, разжав пальцы. Следом раздался его тихий скрипучий голос:
— Никогда не думал, что скажу это, но странно видеть в Шотограде людей в здравом уме.
— Взаимно, — ответил Император, — мы тоже удивлены. Кто вы?
— Неважно, — ответил незнакомец, — важно, что я знаю, кто вы.
— Откуда? — вырвалось у меня.
— Я не слепой. А не узнать сына великого Императора может только слепой, — ответил незнакомец, — к тому же я был ночью на центральной площади. Услышал крики, увидел свет факелов и сообразил, что там происходит какая-то заварушка, ну и залез на чердак. Красивое зрелище. Давненько не видывал.
— Там погибли наши товарищи, — произнес я.
Незнакомец выудил вторую руку из кармана:
— Весьма сожалею, но времена нынче такие, что оставаться разумным можно только с черствым, как корка хлеба, сердцем.
— Что вам нужно? — спросил Император. Я видел, как дрожит рука, которой он держал меч. Только бы Император не потерял сейчас сознание.
— Вы зачем-то пришли в Шотоград, мой господин, — произнес незнакомец, выговаривая обращение к Императору с явной усмешкой, — и зачем-то хотите теперь его покинуть. Мне стало интересно. Разве вы не должны нас защищать? Где же ваша доблестная армия? Где люди со стягами, и палачи, которые бы очистили город от безумцев?
— Вся Империя погибла, как и ваш Шотоград, — отозвался Император дрогнувшим голосом, — нет ни армии, ни палачей, ни мужчин, ни женщин. Я и мой писарь ищем того, кто все это сделал.
— Вам нужен Ловкач, — кивнул незнакомец, — что ж… я так и подозревал. Империя наносит ответный удар, ха, не находите фразу забавной? Два человека против существа, уничтожившего мир. Я наблюдаю за вами уже несколько часов, и думаю, что без помощи вам точно не обойтись.
— Наблюдаешь за нами?
— Это не так сложно. Те улочки и переулки, по которым вы петляли, я давно облазил и знаю их как свои четыре пальца. Тем более что на свежем снегу следы от копыт очень легко заметить. В мертвом-то городе. Ой, кажется, ваше величество падает…
Я обернулся как раз в тот момент, когда Император стал медленно оседать на снег. Меч выпал из его ослабевшей руки. Я подхватил Императора, но он все равно упал. Глаза закрылись, из горла с хрипом вырывалось горячее дыхание.
— У него лихорадка, — раздалось прямо за моей спиной.
Я обернулся и увидел незнакомца совсем рядом. Из-под шляпы выглядывало изрезанное морщинами вдоль и поперек лицо с густой бородой и пышными усами. От незнакомца удивительно приятно пахло костром и веяло теплом. В глазах его бегали знакомые серебристые искорки. Вот только откуда знакомые? Я не мог припомнить, где уже видел сверкающие серебром глаза. Совсем недавно… может быть, несколько дней назад…
— Если вы хотите нам помочь, так помогайте, — резко сказал я, — а если нет, то идите свой дорогой.
— Неважно, хочу я вам помочь или нет, — произнес незнакомец, — важно то, что у меня нет выбора. Больше ни у кого нет выбора. Это надо понять раз и навсегда. Давай, приподними нашего господина, чтобы я мог обхватить спину…
Без лошади мы добирались до жилья незнакомца (которого я окрестил Бородачом) около часа. Франц шел следом, не нуждаясь в приказах. Он прекрасно понимал, что от него требуется.
Все это время Император находился без сознания, его лихорадило, он стонал и дрожал то ли от холода, то ли от сильной боли.
Я не очень удивился, когда мы дошли до перекрестка, который был очищен от снега. Все-таки мои предположения оказались верны.
— Я был лучшим уборщиком улиц, — с нотками гордости в голосе произнес Бородач, проследив за моим взглядом, — не могу же оставить улицы без присмотра, тем более когда больше нет людей, которые могли бы их загадить! Правда, существуют некоторые ограничения, — Бородач слабо хихикнул в бороду, выпуская сизый пар, — безумцы хотят оторвать мне голову, поэтому я расчистил только те дороги, куда они предпочитают не соваться.
Мы прошли по улочке, затем свернули в еще более узкий проход, свет почти не попадал сюда, было темно и мрачно, а затем Бородач свернул еще раз, и стало настолько тесно, что мои плечи терлись о стены.
— Им сюда не пробраться, — бубнил Бородач, — мозгов не хватит. Парочка забрела, чуть с ума не сошли… ну, вы понимаете, я фигурально выражаясь, куда уж им сходить-то… не знали, как выбраться. Стояли и орали, пока я их того, не пришиб… Моя верная лопата, любимица, свое дело знает. Когда снег чистить, а когда и головы бить… А ежели лезвием чиркануть, то и шею отрубить можно, не хуже топора. Вжик, значит, и нет головы, хе-хе…
Мрак окутал со всех сторон, вдобавок землю застелил туман, скользивший по ногам, и мне на какое-то мгновение стало безумно страшно. Я представил, как Бородач кидает тело Императора на землю, разворачивается, выхватывает из-за спины лопату (а ведь это действительно его верная лопата, любимица) и — вжик — снимает мне голову с плеч. Он ведь так давно не ел, он ведь так давно один, и мне показалось, что он не менее безумен, чем те бедняги, разум которых забрал Ловкач. Но я одернул себя. Моя жена, пусть земля ей будет пухом, не одобрила бы подобные мысли. Она справедливо считала, что людям нужно доверять. В разумной мере, конечно… А Бородач пока единственный, кому можно доверять здесь, в Шотограде.
Надо быть начеку… но доверять, насколько это вообще возможно в настоящее время…
За спиной цокал копытами по очищенной мостовой Франц.
Спустя какое-то время Бородач остановился, но не для того, чтобы вытащить лопату, а чтобы толкнуть плечом неприметную вначале деревянную дверь в стене. Дверь распахнулась, выпуская яркий дрожащий свет и теплый воздух, приятно щекотавший замерзшую кожу.
— Тэк, заносим! — Бородач помог снять Императора с коня, и мы занесли его внутрь. Я быстро вернулся, освободил Франца от остальной ноши, привязал его за узды к фонарному столбу, потрепал по крупу. Франц будто понимал, что происходит, ответил легким кивком головы.
— Не переживай, — шепнул я, — мы ненадолго… — и зашел в помещение.
Судя по всему, это был склад. Всюду высились широкие деревянные полки — ныне пустующие и местами разобранные — в углу стояло несколько кресел, в небольшом камине ярко горел огонь, так же обнаружился диван и куча всевозможного хлама, забившего противоположный от двери угол. От нахлынувшей внезапно жары у меня на секунду перехватило дыхание, даже голова закружилась. В нос ударил резкий запах свежих дров и табачного дыма. О, как давно я не держал в зубах хорошую сигарету!
Мы пронесли Императора на диван. Император не очнулся, но веки его задрожали, и сквозь приоткрытые губы вырвался слабый стон.
— Может быть заражение, — со знанием дела сказал Бородач и вытер рот тыльной стороной ладони. На правой руке его не доставало большого пальца, — у меня дед врачевателем был, уж я от него нагляделся. Смотри.
Он расстегнул на Императоре шубу, стянул, следом снял накидку, обнажил раненое плечо.
— Видишь, рана разбухла и по краям синие разводы. Это значит, что в рану попала какая-то грязь. Нужно срочно все промыть и перевязать чистой тканью. Тебя как звать?
— Геддон, — несколько опешил я от резкого перехода разговора.
— Служака Императора? Самый верный? Не вояка, вижу. У тебя руки нежные. Писарь, что ли? — говорил Бородач, не поднимая головы. Его пальцы, толстые и мясистые с короткими желтоватыми ногтями, резво ощупывали набухшую рану. Я не знал, что на это ответить, и поэтому промолчал.
— Я тоже когда-то служил мэру Сорину, — продолжил Бородач, шумно выдохнув сизым паром сквозь густую бороду, — вообще-то он был моим двоюродным дядей, поэтому у нас сложились весьма родственные отношения, но работу свою я все равно выполнял… хе… как бы поточнее… ответственно. Два года подряд получал медаль, как лучший уборщик. За три месяца до этого… Ловкача мне даже повысили зарплату, так что я стал совсем как ваш столичный уборщик, разве что лопата не золотая. Ну, а затем, сам знаешь… Так, Геддон, служака Императорский, видишь камин? Над камином полка, на ней сумка кожаная на молнии, таких сейчас уже не делают. Подай.
Сумка оказалась старой и потертой, кожа потрескалась до такой степени, что кое-где виднелись рваные дырки. Молния заела где-то на середине, разошлась с обеих сторон. Внутри я увидел набор инструментов — на удивление чистых, не запыленных ржавчиной, пахнущих свежим машинным маслом. Потом взгляд мой упал на камин, в котором горел огонь, и я увидел, что никаких дров в камине нет. Огонь шел от маленьких раскаленных трубочек, расположенных в два ряда по несколько штук на дне камина. Огоньки пламени на конце трубок светились зеленоватым.
Газ. В Шотограде еще функционировали системы подачи.
— Не возись, Геддон, служака Императора, — произнес из-за спины Бородач, — а то помрет твой господин, и всё.
Я подхватил сумку и вернулся к дивану.
Император оставался без сознания, но шевелился. Диван под ним жалобно скрипел на последнем издыхании.
Бородач зарылся в сумку и извлек сначала нож с тонким длинным лезвием, потом щипцы — с одного края гладкие и острые, с другого зубчатые (представить страшно, что он собирался этими щипцами делать), следом на полку около дивана лег прозрачный пакетик, в котором лежали какие-то пузырьки, пластыри и белый бинт.
— Откуда все это?
— Из дома, — сказал Бородач красноречиво и замолчал. В его глазах вдруг возникли, задрожали, слезы, и я подумал, что он сейчас расплачется, но Бородач провел ладонью по глазам, и слезы пропали.
— Моя жена была хирургом в Шотоградской лечебнице, — произнес он сухо, — в этом году ей должны были повысить зарплату. Инструменты — это все, что от нее осталось.
— Она умерла? — спросил я, и прикусил язык.
Бородач словно сделался меньше, сгорбился, втянул голову в плечи. Руки замерли над сумкой с поломанной молнией.