Так и пришлось учителю Петру Алексеевичу Лопухину провести три дня в гостеприимном доме на самом западе Беларуси, неподалеку от польской границы, недавно им, Лопухиным, дважды цинично нарушенной.
В назначенный Колей срок выяснилось, что и ему, Коле, как раз пришла пора ехать обратно. Выяснилось также, что с собой Коля везет как раз четыре тяжеленные сумки, две из которых в знак благодарности за чудесное спасение просто обязан тащить Лопухин. Правда, приняв эти условия, Лопухин решил все остальные проблемы.
Муж хозяйки, двоюродный брат Коли Вихракова Марек, на своей машине отвез их прямо на вокзал, усадил в поезд и дал в дорогу две бутылки «домашнего средства от всех хвороб».
Но до дома Лопухину доехать было не суждено. Где-то возле Могилева Коля Вихраков сказал ему:
— Ты, Петя, посиди-ка в Москве. У тебя же сейчас каникулы? Значит, на работу не надо. Посиди, а то, не ровен час, тебя прямо в поезде отловят. Один я тебе уже ничем не помогу, сам понимаешь. Вот тебе деньги, а это — адрес.
Квартира, куда Лопухин вселился, была неожиданно уютной. Правда, в холодильнике было шаром покати, но он быстро и радостно сбегал в ближайший магазинчик с гордым названием «супермаркет» и отоварился там дня на три сразу.
Два дня он сидел в квартире. Потом — надоело! Вышел во двор, который заранее тщательно осмотрел из окна. Конечно, маловероятно, что его начнут искать в Москве. Вообще-то, если верить Вихракову, то никто и не догадался, что он, Лопухин, уже уехал из того маленького городка, где его чуть не поймали охранники Рыбакова.
Лопухин поворачивал мысли в самых разных направлениях, вертел их, менял местами, пока, наконец, не сообразил: а почему он побежал от охранника? Вообще-то понятно. Он побежал потому, что охранник опознал в нем того самого учителя, которого, возможно, видел вместе с Терезой.
Так. Именно так! Ну и что? Ну, а как его не видеть рядом с Терезой, если он учитель ее дочери. Ее и ее мужа Рыбакова, между прочим. И общался он с Терезой исключительно по учебным делам. Мозги заработали как-то слаженно. Так! С Терезой он виделся по школьным делам. Пусть идут к директрисе, пусть спрашивают эту корову Ирму. Она ведь приходила «извиняться»! Ага! Если он с Терезой виделся по школьным делам, то почему стал убегать от охранника ее мужа за три тысячи километров от родного дома? Вопрос, конечно, интересный! Погоди-ка, погоди. А кто сказал, что он «убегал» от него? Он, Петр Алексеевич Лопухин, просто бежал к своему соседу Коле Вихракову, с которым приехали по делам, поняли? По делам!
Ну вот, все и встало на свои места. И от сердца отлегло. Теперь можно было без опаски выходить в город, гулять по его переполненным улицам, дышать этим бензовоздухом и окунаться в густоту запыленной зелени Бульварного кольца, прежде известного Лопухину только по книгам.
И тут в отдохнувшей душе Лопухина вновь появилась Тереза, которая втянула его в эту авантюру жизни. Но, обдумав все, что случилось с ними, Петр выбрал свою линию поведения: ничего такого между ними не было! Все остальное — подозрения, беспочвенные подозрения.
Москва ему нравилась все больше, и он сожалел, что начался август и скоро придется уезжать. И он стал просыпаться рано утром, чтобы успеть обойти и повидать как можно больше.
В то утро он проснулся в половине шестого и уже заканчивал завтрак, готовясь выйти, когда раздался телефонный звонок.
Глава 8
Москва. Июнь
Свобода свободой, а пренебрегать условностями не стоит. Это Татьяна Серова знала совершенно точно и никогда не ждала звонков сверху, стараясь сыграть на опережение. Именно поэтому она была удивлена, когда ей позвонил, сам позвонил, первым, тот, кто чаще других контактировал с ней от имени Администрации Президента. Позвонил и пригласил пообедать. Обедали в небольшом ресторанчике на Новослободской. Ресторан был «хитрым местом» некоей фирмы, которая гарантировала конфиденциальность. Разговоры «от уха к уху» необходимы всем, поэтому добросовестность владельцев ресторана пристально контролировалась и щедро оплачивалась. Подслушать там хоть что-то было немыслимо, это признавали все. Серова и ее спутник обедали долго, неспешно и беседовали точно так же степенно, обстоятельно, без суеты. Сначала собеседник Татьяны, Валентин Антонович, изложил небольшую проблему, которая была подкреплена солидными субсидиями. А это, как известно, лучший стимул, не так ли, с улыбкой уточнил он. Серова кивнула: лучший стимул. Потом, как бы невзначай, Валентин Антонович поинтересовался:
— А что у вас делал Небольсин? Человек это… своеобразный. У вас с ним какие-то дела?
Вообще-то до этого контакты Серовой никогда не обсуждались. Собственно, что их обсуждать? Она — самостоятельный человек, делает свое дело в пределах обозначенной компетенции и отвечает за результат. Постоянно хороший результат, между прочим. И вообще-то никому нет дела до ее контактов. Однако отвечать так было бы глупо, тем более что в случае с Небольсиным не было ничего такого, что могло бы угрожать Администрации Президента и всей Российской Федерации в целом.
— Это старый знакомый, просто старый знакомый. Не виделись много лет. Собственно, это даже не мой знакомый, а моего старого друга. Очень старого и доброго друга, — уточнила Серова.
— Это вы о ком? — поинтересовался Валентин Антонович.
И снова его интерес настораживал. Не его это было дело. Не царское дело в носу колупаться. Но ответить придется, решила Серова.
— Максим Кузнецов. Мы с ним дружили с детства. Несколько лет назад он исчез. Он и знакомил нас с Небольсиным. — Серова помолчала. Пауза становилась какой-то тягостной, и Татьяна поинтересовалась, понимая, что это выглядит как-то суетно: — Мне не надо было с ним встречаться?
Валентин Антонович всем своим видом выразил недоумение:
— Ну почему же! Кузнецов, я правильно запомнил фамилию? Так вот, Кузнецов ваш старый друг, насколько я понимаю, близкий вам человек, так что уж никак не мне лишать вас этой памяти. А чем он занимался?
— Вообще-то он историк, окончил МГУ.
— И исчез? Странно. Не предполагал, что заниматься наукой так опасно, — сморщил лоб Валентин Антонович. — Он ведь занимался наукой?
— Нет. В последнее время, то есть я имею в виду время, предшествующее его исчезновению, он работал в какой-то фирме. Кажется, они торговали компьютерами.
Серова ответила и ощутила стыд. Самый настоящий примитивный стыд. Она, в самом деле, не знала ничего о том, как прошли последние недели и месяцы жизни любимого человека. Нет, перебила она себя, не просто любимого, а единственного, кого она любила. Ей показалось, что всем своим видом она демонстрирует свое внутреннее состояние, и она проговорила фразу пустую и ненужную:
— Хотя он продолжал заниматься историей.
— Компьютеры и история? Что-то из «новой хронологии»? — скептически поинтересовался собеседник Серовой.
— Нет, — улыбнулась Серова. Она представила себе Макса, выдумывающего несуществующие истории. Пожалуй, с его богатой фантазией он многого добился бы. Но это уже был бы не Макс. Он не любил врать. Она улыбнулась уже по-настоящему и почти радостно сказала: — Нет, что вы!
— Откуда же вы знаете?
Вопросы Валентин Антонович задавал легко и свободно, но чувствовалась в нем какая-то напряженность.
Приходилось отвечать.
— Мы встречались с ним незадолго до его исчезновения.
— Какая-то узкая тема?
Ох, темнишь ты, дорогой друг, убедилась Серова. Теперь она старалась вести беседу внешне с тем же спокойствием, точно контролируя и вопросы, и интересы собеседника. Ну и, следовательно, свои ответы.
— Что-то связанное с Гражданской войной. Я ведь в свое время писала диссертацию как раз по тому периоду. Вот Максим и обратился ко мне с какими-то вопросами. — Видно было, что Валентину Антоновичу очень хочется узнать больше, но, видимо, осторожность оказалась сильнее, и это не понравилось Серовой еще больше. Потом спросил, не выдержал все-таки:
— И он как-то объяснял свой интерес? Мне просто интересно, Татьяна Львовна. Вы же знаете, что это и сейчас одна из самых интересных и горячих, так сказать, тем. А он уже в те годы интересовался. Почему?
— Мы ведь оба учились в аспирантуре, и он знал, что я занималась именно тем периодом.
Молчать дальше было бессмысленно. Если собеседник еще не изучил ее досье досконально, то сделает это сейчас. Потом отбиваться будет сложнее. Зачем портить отношения? И она открылась:
— Я ведь изучала документы, связанные с расстрелом Романовых.
Судя по тому, как спокойно отреагировал Валентин Антонович, для него это не стало сюрпризом. Он продолжил задавать вопросы все так же спокойно и уверенно:
— Он как-то объяснял свой интерес?
Серова искренне задумалась, вспоминая ту встречу. Называть журналистку Вику, с которой Макс встретился по ее подсказке, Татьяна не хотела. Что-то ей сильно не нравилось в интересе куратора.
— Да нет, не объяснял. У меня это не вызывало вопросов. Просто беседа людей, которые примерно знают объем знаний друг друга, и ничего больше.
Валентин Антонович расплатился по счету, поднялся, помог подняться Серовой. По пути к выходу задал еще один вопрос:
— Кузнецов просил вас о помощи тогда?
Это уже было прямое вторжение, и Серова ушла в защиту:
— Какую помощь я могла ему оказать? Документы, которые я изучала, находятся в архивах, а смотреть надо было именно их содержание. Макс, видимо, просто задавал вопросы о каких-нибудь мелочах, которые, собственно говоря, и составляют суть любого научного открытия.
Приехав в свой особняк, Серова выпила пару рюмок коньяка, что было делом из ряда вон выходящим. Но ведь и интерес куратора тоже был совершенно неожиданным, неординарным. Успокоившись, Татьяна Львовна вызвала начальника своей службы безопасности. Это был отставник знаменитого ПГУ — загранразведки, — вышедший в отставку в то же самое время, когда Татьяна создавала свою фирму. Так и пересеклись их пути к общей пользе. Николай Николаевич Родичев, казалось, мог преобразиться в кого угодно: в парижского клошара, в лондонского денди и пользовался этим все время. Не было проблемы, которую он не мог бы решить,