Расстояние до Багоркина было невелико, шагов двадцать, и на фоне сереющего неба он стоял гордо и непоколебимо, будто один из коней на Аничковом мосту. Бойцы его стояли неподалеку, и были они спокойны и расслабленны. Это Корсаков ощущал даже в темноте. Да, собственно, чего им было бояться?
— Стволы брось, — велел Багоркин, и звучало это так же грозно, как слова капитана Жеглова в финале известного телесериала.
И Корсаков послушно бросил стволы в сторону. Пустые, они были теперь совершенно не нужны.
— Пять шагов вперед, — продолжил Багоркин.
Корсаков невольно усмехнулся, вспомнив красноармейца товарища Сухова из «Белого солнца пустыни». Интересно, кто еще живет в Федоре Багоркине, подталкивая его к действиям?
— Баба-то где? — поинтересовался Багоркин.
— Да какое тебе дело? — ответил Игорь без всякого уважения. — Она вообще не при делах.
— Как это «не при делах»? Она тебя прятала, возила, мало ли что еще там было? А ты такую ерунду нам говоришь! — Багоркин повел рукой в сторону своих бойцов. Он еще что-то хотел сказать, но не успел.
— Ты погоди о ней, — перебил Корсаков. — Ты мне объясни, в чем вообще недоразумение? Все шло нормально, мы с тобой обо всем договорились, и вдруг так изменилось. Почему?
Багоркин поводил взглядом по сторонам, потом скомандовал своим спутникам:
— Отойдите подальше! — А сам сделал несколько шагов вперед, и теперь их разделяло метров пять — семь, не больше. — Игорь, ты ведь работал на меня, и у нас не было недоговоренностей, так? — Голос Багоркина звучал глуше. Кажется, он не хотел, чтобы его сопровождающие слышали все, о чем сейчас пойдет речь.
— Так, — согласился Корсаков.
— И твою последнюю серию мы обсудили и согласовали, так?
— Да в чем проблема-то? — Корсакову уже надоело отвечать на простые вопросы.
— Ну, а что же ты начал крысятничать. — Теперь Багоркин пытался говорить свистящим шепотом, но это у него плохо получалось.
Но не его голос насторожил Корсакова.
— Не понял, — признался он. — Это где же я крысятничал?
— Ты дураком-то не прикидывайся, — перешел на нормальный голос Багоркин. — Решил сам все использовать, по своему усмотрению? А вот хрен-то тебе. Это все — мое, понял?
— Понял, — согласился Корсаков, так ничего и не понимая. — Ты только скажи, что я тебе должен был отдать, и не отдал.
— Где Лопухин? — спросил Федор, и Корсакову этот вопрос очень не понравился. Он совершенно точно знал, что имя Лопухина Багоркину не называл.
— Какой Лопухин? — Это был шанс затянуть беседу.
— Тот Лопухин, который сидел в твоей квартире, когда ее, как ты говорил, брали штурмом, — ответил Багоркин голосом человека, которому надоела игра. — Вот видишь, ты даже в такой малости врешь.
Корсакову показалось, что даже в этом полумраке он видит, как скорбно поползли вниз уголки рта главреда.
— Ты так ничего и не понял, — мрачно констатировал Федор. — Игорь, не гони дуру и, вообще, если хочешь жить, рассказывай о том, что нашел на самом деле.
— Федя, жить я, конечно, хочу. И спасать жизнь готов. Но ты мне хотя бы скажи, что я где-то там должен был найти?!
Реакция Федора слегка удивила. На миг показалось, что он тоже не знает, что где-то там можно было найти. Грех было бы не воспользоваться этим, и Корсаков пошел в атаку:
— Ты можешь мне верить или не верить, дело твое. Но я от тебя никогда не бегал, никогда не скрывался. Каждый раз я тебе докладывал, куда и зачем еду, и, возвратившись, докладывал об итогах.
— И столько раз отключал телефон, — вклинился Багоркин. — Вот, например, где он сейчас?
— Не цепляйся по мелочам, — продолжал напирать Корсаков. — Я имею право на личную жизнь, и тебе в этой моей жизни места нет.
Багоркин молчал, видимо размышляя, потом будто спохватился:
— Ну, а из Смоленска ты как ушел? Ты был под надежным контролем, а ушел. Кстати. Наш парень возле вокзала был бойцом опытным, тренированным. Как это ты ухитрился его уделать? Он ничего понять не может.
Корсакову не хотелось рассказывать о том, где и как проходила его армейская служба, поэтому он сказал:
— Повезло.
— Ну, ты, конечно, везун известный, — согласился Багоркин. — Но о главном ты мне сейчас расскажешь, поверь. — Он вздохнул, и была в этом вздохе не только рисовка. Казалось, он искренне хочет получить все, что ему нужно, и получить «малой кровью».
И Корсаков ему поверил. Он вдруг отчетливо понял, что сам Багоркин, в общем-то, мягкий, диванный лентяй, никогда бы не по своей воле не влез в такое преследование по всей стране. А он в нем участвует. Значит, что-то его вынудило это делать. Что? От ответа на этот вопрос зависело многое. Во всяком случае, их с Сашей это касалось напрямую. Игорь подумал о Саше и мгновенно покрылся испариной. Единственная надежда на то, что она воспользуется переговорами, чтобы убежать как можно дальше. А для этого надо говорить как можно дольше. Ну, должна же она сообразить!..
— Федор, давай еще раз по порядку. В чем проблема? Я действительно не все понимаю. Какие у тебя претензии?
Корсаков произносил слова не спеша, демонстрируя свое волнение и страх. Он надеялся, что Саша за это время уходит все дальше и дальше. Он даже находил в этой жутковатой игре какое-то своеобразное удовольствие, когда кто-то из бойцов стал подходить к Багоркину. Услышав треск сучьев, Федор вскинул руку:
— Подождите еще пять минут.
— Баба уйдет, — резонно возразил боец, и Корсаков ощутил, как по спине стекает пот.
Он собрал в кулак всю волю, чтобы голос не задрожал, когда выдал последнюю угрозу:
— Если они пойдут, я больше слова не скажу, — выдержал паузу и добавил: — Мне, Федя, твои резоны по херу. Делайте с ней что угодно, я и слова не скажу, ты меня знаешь.
Багоркин, видимо, и сам не рвался перейти к более жестким действиям. Он сделал еще шаг к Корсакову:
— Игорь, все, что началось с твоего избиения, было спланировано. Был хороший заказ из-за бугра. Нужна была сенсация исторического масштаба, и ты со своими Романовыми попал «в жилу»! Понимаешь? Но напрямую с тобой работать никто не захотел. Ты ведь у нас парень принципиальный, своеобразный. Вот и пришлось чудить. — Он на миг замолчал, чтобы потом скороговоркой произнести: — К твоему избиению я не имел никакого отношения, поверь. Я об этом узнал только от тебя. — Багоркин, похоже, чуть ли не извинялся. — Ну вот. Ты сам повелся, сам кинулся по следу. Все, что ты делал, ты делал сам. Моя задача заключалась в том, чтобы не мешать тебе и по мере надобности помогать. Никому и в голову не пришло, что ты займешься самодеятельностью. Откуда ты выкопал Лопухина?
— Откуда ты узнал о Лопухине? — вопросом на вопрос ответил Корсаков.
— От того же человека, который делал заказ.
— А он откуда узнал?
— А мне не все равно?
— Ну да, — согласился Корсаков. — А что за заказ?
— Заказ-то простой. Надо было, чтобы ты собирал материалы по теме расстрела Романовых и возможных спекуляций вокруг этого. Надо было, чтобы тебя в это время видело как можно больше народу. Между прочим, и в Смоленске тебя просто должны были слегка потрепать, и не больше. Там даже ментов отправили тебя выручать. Ты просто не видел.
Ну, нет. Ментов-то Корсаков как раз видел. Хоть одной загадкой стало меньше. Но толку-то…
— И что дальше? Я пока не понимаю, в чем моя вина, — подтолкнул он Багоркина к новым откровениям.
— Я и сам не вполне в курсе. Чем-то ты досадил с Лопухиным, а потом с документами из его дома. — Голос Федора звучал искренне: он в самом деле не понимал, почему все так изменилось. — Кстати, что за ноутбук ты там нашел?
Значит, и об этом они знают. Кто такие «они», кстати, хотел спросить Корсаков.
— Да, старенький, прошлого века, — ответил Корсаков. — Правда, я не понимаю, почему то, что нашел я, надо отдать какому-то заказчику?
— Не ему, а мне! Если хочешь — нам! Он оплачивает работу, понимаешь. Поверь мне, оплачивает очень прилично. Так что твой последний шанс в том, чтобы отдать и рассказать все, что ты узнал. Может быть, информация, полученная тобой, тебе самому кажется не важной, не существенной. Он готов встретиться, побеседовать, может быть, как-то направить твои рассуждения, воспоминания, соображения, понимаешь? Он сейчас как раз в Москве. Думай. У тебя — две минуты.
Начались две последние минуты в жизни Корсакова. Он думал только о том, что, может быть, Саша немного мудрее и циничнее, чем ему казалось. Может быть, воспользовавшись их беседой, успела уйти подальше. Он стал прикидывать, каким путем она могла бы обойти это «сообщество» и выйти к машинам, и в этот момент раздались три суховатых щелчка, три выстрела. Между прочим, несмотря на темноту, выстрелы оказались точными, и трое бойцов дружно повалились на землю. Само осознание того, что пули летят в твоем направлении, оказывает удиви тельное воздействие, подумал Корсаков. Какой-то внутренний подъем, честное слово. Видимо, этот же подъем испытал и Федор, который, увидев, как его бойцы валятся на землю, решил прикрыться Игорем. Он рванулся к нему, стараясь схватить Корсакова за затылок. Если бы ему это удалось, тот стал бы живым щитом. Точку, откуда были произведены выстрелы, он, конечно, засек. Стреляя веером, он достал бы Сашу. Если бы ему удалось схватить Корсакова за затылок, так бы и произошло. Правой рукой он бы его спокойно ухватил, но он потянулся к Игорю левой рукой, потому что правой судорожно шарил за поясом, вытаскивая ствол. А левая рука у него, видимо, была тренирована хуже, и он не только не сумел ухватить Корсакова, но и не уловил момента, когда тот начал падать в его сторону. Падая именно так, Игорь, во-первых, стремительно сокращал расстояние между ними, чтобы осложнить ему прицеливание, а во-вторых, лишал его прикрытия. Саша этим воспользовалась: раздался четвертый выстрел, и правая половина тела Федора Багоркина дернулась так, что и он тоже повалился на землю. Рванувшись в его сторону, Корсаков ухватил его за кисть руки и, к счастью, обнаружил, что она пуста: пистолет он уже уронил. Дышал Багоркин тяжело, рывками, со свистом. Видимо, было серьезно задето легкое. Корсаков приблизил лицо к нему, и Федор выдохнул прямо в него самый главный вопрос: