— Почему «плюнувший»? — немного обиделся Корсаков.
— Потому что забота о государстве Российском была ему вручена в момент восхождения на трон путем процесса, который именуется помазание Божье, — усмехнулся Степаненко, — а Николай отречением показал, что ему на эту самую волю, на помазание, было… Ну, я уже выразился…
— Ну ладно, я не поп, чтобы в таких тонкостях разбираться, — махнул рукой Корсаков. — Но неужели Романовых не пытались вывезти из Тобольска раньше?
— Пытались, конечно! Правда, об этом только слухи ходили, не более. Говорили, например, будто зять Гришки Распутина бегал по Питеру, собирал деньги на спасение августейшего, а потом исчез вместе с теми самыми деньгами, ну, да ладно, их дела. — Степаненко усмехнулся и сразу посерьезнел. — А когда весной восемнадцатого стало ясно, что серьезная борьба за власть только начинается, тогда и вспоминают про Романовых! Есть много версий по поводу того, что с ними делать, но сегодня копаться в них нет смысла. Важна реальность. Кстати, учтите, что в августе семнадцатого охрана семьи Романовых была возложена на полковника Кобылинского, в подчинение которому было отряжено более трехсот человек, причем все фронтовики, то есть люди, умеющие пользоваться винтовкой и иным оружием. И когда в Тобольске стали появляться некие «рабочие отряды» из Омска или Екатеринбурга, отряд Кобылинского им было никак не одолеть. А вот в апреле восемнадцатого прибывает некий Яковлев, Москвой уполномоченный, а с ним еще десяток — полтора людей. — Степаненко с усмешкой посмотрел на Корсакова: — Ну, куда им с сотнями полковника Кобылинского тягаться? А выходит, что и тягаться не надо было. Просто пришел этот Яковлев к полковнику: мол, у меня приказ Совета народных комиссаров — вывезти Романовых в столицу! А полковник ему: а моим солдатам с прошлого года никаких выплат на содержание при исполнении задания не совершали, люди мои голодом сидят, по Тобольску шастают, работу ищут! А Яковлев ему: подготовьте ведомость с указанием всех накопившихся задолженностей по каждому персонально. А полковник: и что? А Яковлев: и получат все! И на следующий день все решается за несколько минут!
— Это вы откуда взяли? — не выдержал Корсаков.
— Этот факт много кем описан, но не это важно, — ответил Степаненко. — Важно, что никто никакого сопротивления Яковлеву не оказывал, и Романовых можно было спокойно вывозить из Тобольска!
— Куда? В Екатеринбург?
Степаненко снова воздел палец к потолку:
— Вот! Тут-то и начинаются настоящие тайны и интриги! Во-первых, семью разбивают на две части, объясняя это тем, что у наследника начались обострения его болезни и он никуда ехать не может! Романов с супругой и одной из дочерей прибывают в Екатеринбург и там более месяца ждут других своих детей, которые прибывают в конце мая! Только в конце мая!
— И что? — недоуменно уставился Корсаков.
— А то, — снова усмехнулся Степаненко, — что четырнадцатого мая неподалеку от Екатеринбурга, в Челябинске, произошло столкновение, которое многие историки считают актом начала Гражданской войны! А если уж началась война, то все указы Ленина не имеют никакого значения! Тем более если речь идет о бывшем императоре.
— Кстати, об «указах Ленина» и других документах, — перебил Корсаков. — В большинстве случаев ссылаются на документы, которые весьма и весьма противоречивы, и это понятно, но иногда утверждения делают вовсе без ссылок на документы…
Степаненко посмотрел так, как смотрят на наивного малыша.
— Игорь, поверьте, документы составляют отнюдь не всегда! Чаще всего как раз наоборот! И уж имейте в виду, что самые важные решения принимаются не на бумаге, а на словах.
— Но если были контакты, значит, должны быть свидетельства, — возразил Корсаков. Он понимал, что в нем заговорил какой-то крохобор, интеллектуальный сквалыга, который не хочет отказываться от устаревших взглядов, но ничего не смог с собой поделать. — Ведь если встать на вашу сторону, то историю вообще надо если не переписывать, то хотя бы переосмысливать, — буркнул он.
Степаненко улыбнулся:
— Друг мой Игорь, вы наверняка слышали, что у ваших друзей бывают романы с замужними дамами, так ведь? Не отвечайте, не надо. Просто скажите сами себе, как много можно было бы найти свидетельств этих пылких встреч? А ведь такие встречи происходят в мире ежедневно. Какие-то из них зафиксированы детективами, которые следят за неверными женами, какие-то — случайными прохожими, какие-то подругами, дающими ключи от квартиры. Но много ли таких свидетельств сможет обнаружить исследователь спустя лет двадцать — тридцать? А контакты, о которых говорим мы, скрывались куда как тщательнее. Ну, а касательно ваших опасений, ваших личных опасений, я вот что скажу: идя к интересному, оригинальному материалу, журналист всегда рискует промахнуться.
— Иногда это тоже бывает полезно.
Степаненко шлепнул ладонью по небольшой сумке для ноутбука:
— Вот что, Игорь, готовясь к нашей встрече, я сделал ксероксы некоторых публикаций, о которых говорил. Они тут. Мне кажется, что вы еще не вполне в теме, поэтому сделаем так: вы с ними поработаете, а потом позвоните мне, если возникнет необходимость, хорошо?
Корсаков кивнул и хотел что-то сказать, но Степаненко протянул ему сложенный вдвое листок бумаги:
— Тут телефон и имя. Позвоните завтра, ближе к полудню, и договоритесь о встрече вот с этим человеком.
Возвращаясь домой, Корсаков размышлял и скорее был склонен согласиться со Степаненко: идея монархии все чаще выплескивалась и на экраны телевидения, и на страницы газет и журналов. Сейчас уже царя-батюшку видели не только в маскарадно-лубочном варианте Никиты Михалкова, но и в более серьезных обликах. Корсаков вспомнил заявление кого-то из казачьих атаманов: дескать, именно поддержка казаков сделала Романовых царями. Значит, если переводить на современный язык, «сделаем царя из того, что есть»? Ну, тогда неизбежно столкновение. Интересно, подумал вдруг Корсаков, новое столкновение, если начнется, снова, как в девяносто первом и девяносто третьем, ограничится Москвой или выплеснется на всю ширь России-матушки, как было почти сто лет назад? Он почему-то вспомнил беседу с «русским патриотом» из городка на Дальнем Востоке. Там, узнав о его приезде, «культурно попросили» на «беседу» с местным казачеством. Ряженые в полувоенных костюмах, с физиономиями, вызывающими воспоминания об обкоме ВЛКСМ, сурово «напоминали» ему о том, как «узкоглазые» занимают исконно русские земли.
— Ты глянь, кто тут в тайге промышляет! — ворчал местный атаман. — Одни эти чурки! И, ты понимаешь, порядки они устанавливают свои, как в Китае. А русскому человеку куда податься?
— А вы мне можете устроить встречу с человеком, у которого китайцы или, например, корейцы отняли рабочее место? Вот он работал, и работал хорошо, а они пришли и его выгнали. Часто так бывает?
— Так в том-то и дело, что местную власть они уже купили на корню! Они, понимаешь, тут создают свои собственные фирмы, и народ привозят свой, а не наш, не местный. Мы тут к одному ходили… побеседовать. Мол, возьми на работу наших, местных. Им работать негде, обнищали мужики. Так он нам отвечает: они у вас пьют днями напролет, работать не хотят и хозяина не слушают, а? Это он — макака желтая, тут хозяин?
— Ну, а мужики-то местные пьют? — поинтересовался Корсаков.
— Пьют, — охотно подтвердил атаман. — А что им делать, когда утрачена… историческая перспектива? У них и рабочее место отняли, и Родину, вот что главное!
— А место-то кто отнял?
— Так тот же кореец и отнял. Он же своих привел.
— А его «свои», значит, не пьют?
— Да куда им пить против наших, — усмехнулся кто-то из окружения «атамана».
— Ну, а сами вы почему не создаете фирму? Собрали бы этих мужиков, взяли бы их в ежовые рукавицы, вот вам и прибыли, и рабочие места, и историческая перспектива, а?
— Э-э-эх, москва… Ты ведь и сам знаешь, откуда у этого всего ноги растут. Ведь все эти демократы-депутаты с бандитской руки кормятся, на бандитские деньги пируют, бандитам угождают. Не получится, пока все мы будем только по этому закону жить. Не получится. И ведь что интересно, все знают, как эту проблему решать, и никто не хочет пальчиком своим пошевелить, а?
— А как решить? — осторожно поинтересовался Корсаков.
Атаман посмотрел на него вроде оценивающе, а вроде укоризненно и даже с обидой и недоверием:
— Россия — страна царева, державная! Без царя нам не жить.
— Ну, а как же его скинули-то? — не вытерпел Корсаков. — Ведь никто его не защитил.
В комнате повисла зловещая тишина. Потом атаман шумно вздохнул:
— Нет, москва, не понимаешь ты народ. Не понимаешь и унижаешь. Ты вот что, собирайся и утром уезжай. Сегодня я еще могу гарантировать твою неприкосновенность, а вот завтра…
И эти тоже ведь будут «выбирать царя», подумал Корсаков. И еще нагайками помахивать.
Глава 3
Москва. Июнь
Человеку, которого рекомендовал Степаненко, Корсаков позвонил в первой половине дня, и ему сразу же ответил глуховатый, но хорошо поставленный голос. Игорь успел произнести несколько слов, когда его перебили:
— Витя мне звонил, так что я в курсе ваших интересов. Давайте встретимся. Вам удобно подъехать ко мне? Я живу на Лесной.
Корсаков и самому себе не смог бы объяснить, что заставило его заглянуть к старому знакомому, такому же журналисту, как и сам Корсаков, — Гене Листвакову. Листваков еще на заре «новой России» выбрал себе специализацию опасную, но интересную. Он изучал спецслужбы и их противоборство в советские времена. Феноменальная память в сочетании с обширным досье, невесть откуда взятым, выводила его в число самых информированных людей, и с этого места можно было «стричь купоны» всю оставшуюся жизнь, но Гена пошел иным путем. Он ушел из газеты и начал писать книги об истории советских спецслужб. Книги эти выпускали большими тиражами, их сметали с прилавков сразу же. Гена стремительно становился популярным автором, на каждом углу заявлявшим, что его дело — история и не больше, и только самые доверенные люди знали, насколько обширны знания Листвакова, и иногда обращались к нему за справкой. Корсаков отправился к нему, потому что фамилия, названная Степаненко, оказалась совершенно незнакомой ему. Долго и усердно напрягая свою память, Корсаков не обнаружил ничего, что подсказывало бы, кто это такой. Правда, то, как это представил Степаненко, делало возможным некую связь со спецслужбами, а вопрос, кто такой Дружников, только Листвакову и можно было задать, не опасаясь последствий. Приближ