ача: изучить уникальные возможности человека и продублировать их техническими методами.
Рано или поздно это должно было произойти. Память и случайные утечки дают направление, и люди в поте лица стараются воплотить магические приемы при помощи железяк и микросхем.
— Получилось? — спросил Артем.
— А вы не знаете?
— Нас интересует ваше мнение. Отвечайте, пожалуйста, на вопрос.
— Георгий, вы ведь оказались в отделе сразу же, как только пришли в КГБ? — Яна попыталась смягчить напор молодого наемника.
— Пришел, — усмехнулся Щеглов. — Я МИФИ закончил, по электронике специализировался, должен был распределиться в Курчатова, а тут нагрянули серьезные ребята… Так я и «пришел» в отдел.
— Вы занимались только технической стороной?
— У нас не было четкого деления на технарей и ученых. Если бы я не понимал, к чему мы должны прийти, я бы не смог делать приборы. Так что всех этих гипнотизеров, экстрасенсов и прочих шаманов повидал массу. Шарлатаны в основном, но попадались и уникумы. Один парень гвозди плавил взглядом, женщина, помню, заставляла стул летать… Было. — Щеглов задумчиво покрутил кружку на столе. — В последнее время в отделе конкурировали две ветви: группа профессора Горохова, она занималась вопросами внушения, и группа Барбариса. — Георгий помолчал. — Мы работали над управлением людьми.
— У Горохова получалось лучше? — Яна уловила замешательство Щеглова.
— Угу, — кивнул тот. — Горохов научился внушать цельные образы, понимаете? Заставлял не просто видеть яблоко, а ощущать его вкус, твердость, черт, я был свидетелем того, как подопытные ели несуществующее яблоко и оставляли огрызки! Горохов заводил людей в пустую комнату, включал аппаратуру, и мы видели стулья, мебель, ковры на стенах. Мы даже сидели в креслах. Потом я просматривал видеозаписи: я лично сидел в пустоте, в позе, нарушающей все законы физики! Аппаратуры, конечно, это дело требовало массу, почти целый этаж, но ведь и первый компьютер был немаленьким. Горохов был гений.
Повторить техническим методом наведение морока! Хоть морок и считался одним из самых слабых заклинаний, доступных магу любого уровня, работа профессора вызывала уважение.
— Отчеты, которые мы читали, отмечали, что успехи Горохова куда скромнее, — заметил Артем.
— Это все Глеб, — махнул рукой Щеглов. — Глеб вообще появился в отделе весьма неожиданно. Старый начальник, полковник Васильев, ушел на пенсию, все были уверены, что отдел возглавит его зам, майор Чернышев, а появился «варяг». И очень странно появился: у него складывалась блестящая карьера в контрразведке, но Глеб неожиданно для всех попросился в наше болото. — Снова пауза. — Поначалу появление Глеба придало отделу мощный толчок: у него были сильные связи на самом верху, и финансирование потекло рекой, особенно после того, как Глеб пообещал обеспечить массовое управление людьми.
— За эту тему отвечал Барбарис?
— Угу, Абрам Семенович. — Несмотря на давность лет, Щеглов явно не испытывал к бывшему начальнику теплых чувств. — Не скажу, что мы ничего не достигли: некоторые опыты с волнами определенных частот давали интересные результаты, но говорить о «зомбировании», Барбарису очень нравился этот термин, было преждевременно. Мы серьезно уступали Горохову в продвижении к цели, но он не обещал внушить людям идеи марксизма-ленинизма, а Барбарис обещал.
— И Сухоруков его поддержал?
— Полностью и безоговорочно. Группе Горохова снижали финансирование, уводили у него смышленых ребят, забирали аппаратуру, а потом у профессора случился сердечный приступ, и его отправили на пенсию. Через месяц инфаркт и Новодевичье кладбище. — Георгий помолчал. — Глеб говорил на похоронах очень хорошие слова, но в могилу Горохова отправил именно он. Всего за восемь месяцев.
Вот так. Ликвидировать изнутри опасные и ненужные Тайному Городу научные исследования — очень похоже на работу Службы утилизации.
— По идее, Барбарис должен был сесть Сухорукову на шею, — протянул Артем.
— По идее, да. Но мы говорим о Глебе, а он никогда не позволял всяким там идеям мешать его планам. Наша группа процветала: аппаратура, лаборатории, премии, звания… Глеб сделал все, но когда Барбарис попытался наложить лапу на результаты исследований Горохова, Глеб так его придавил, что Абрам две недели сидел на больничном, а когда вышел, вел себя тише воды и ниже травы. Мы дружно работали, давая на выходе полный пшик, и Глеба это устраивало! Барбарис был на первых ролях, остальные руководители групп ему подпевали, а Глеб оставался в тени. Он никогда не лезет на первый план, зато гениально управляет из-за кулис.
— Зачем все это было надо?
— Я много думал потом, когда ушел из КГБ, и пришел к выводу, что Глеб хотел понять, чего мы достигли. Он тщательно изучил наши возможности, а когда понял, что до настоящего прорыва нам как до Пекина задним ходом, плюнул и развалил то немногое, что у нас было. И повел работу сам.
— Какую?
— Он очень тщательно изучал наших клиентов: гипнотезеров, телекинетиков, экстрасенсов. Иногда выдергивал кого-то в свое личное пользование и запрещал нам с ним общаться. Я помню три таких случая, и это всегда были реальные уникумы, не шарлатаны. Глеб подминал их под себя, а нам оставлял всякую шушеру.
— Но отдел не мог работать вхолостую слишком долго. Вы сами говорили, что, помимо друзей, у Сухорукова было полно врагов, которые не упустили бы возможность утопить выскочку.
— Говорил, — согласился Щеглов и повторился: — Но ведь мы ведем речь о Глебе! — Георгий помолчал, поднялся и поставил пустую чашку в раковину. — То, что отдел ни на что не способен, знали только Барбарис и несколько ведущих специалистов, которым Глеб заткнул рот премиями и зарплатами.
— И вам?
— И мне. Младшие сотрудники старались на совесть, а руководству… А вот руководству Глебу было что показать. Вы раскопали историю в Лефортове?
— Нет.
Щеглов поколебался, но махнул рукой.
— Ладно. Так вот, речь идет о самом главном подвиге Глеба на посту начальника отдела. Именно после этого случая наверху окончательно поверили в возможности нашего подразделения. Примерно через полгода после того, как Глеб возглавил отдел, в Лефортове случился бунт. Об этом не писали в прессе, гласность гласностью, но КГБ не хотел рассказывать о слишком неприятных эпизодах. Так вот, в Лефортово свезли ублюдков из Нагорного Карабаха и с той и с другой стороны, готовили их к суду, но они подняли бунт. Это был один из первых случаев, к таким вещам еще не были готовы, и пролилось много крови. Короче, бандиты взяли заложников и забаррикадировались в одном из корпусов. Глеб — один! — вошел туда, а через несколько минут из открытых дверей начали выбегать перепуганные бунтовщики. Они ничего не могли объяснить, только рассказывали, что им было очень страшно. Трое сошли с ума. А это были люди, жестокость которых поражала даже бойцов «Альфы».
— Вы были в Лефортове?
— Да. Барбарис привез кучу аппаратуры, нацепил на Глеба какой-то суперпередатчик, а потом раздувался от гордости, что все получилось. Только я думаю, что Сухорукову эта аппаратура была нужна как антураж, и страх он нагнал на зверей самостоятельно.
— Почему?
— Однажды я видел, как Глеб сжег лист бумаги. Он сидел спиной ко мне, был занят, прочитал какую-то бумажку, а потом небрежно бросил ее, она вспыхнула в воздухе и сгорела. А Глеб даже не посмотрел в ее сторону, продолжил чтение. Я думаю, весь наш отдел занимался пустой работой. Все эти исследования, графики — все ерунда. Глеб умел больше, чем все мы, вместе взятые, включая подопытных экстрасенсов, а наши шаманские пляски использовал для того, чтобы пудрить мозги руководству. Когда империя развалилась, Глеб распустил отдел, уничтожил все бумаги и исчез, с ним ушли несколько человек, которые, как я думаю, умели то же, что и он. Остальных он бросил. Несчастный Барбарис какое-то время надувал щеки, пытаясь вышибить финансирование для своих прожектов, потом смылся в Америку и предложил свои услуги ЦРУ, но у него ничего не получилось, там своих шарлатанов хватает, сейчас он продвигает высокие технологии в каком-то кибуце. — Щеглов покрутил зажигалку, ожидая дальнейших вопросов, и неожиданно добавил: — Не знаю, насколько это интересно для вас, но лично меня Глеб удивил еще одним.
— Чем?
— Он был глубоко верующим человеком, прекрасно разбирался во всех тонкостях христианства и… действительно верил. Знаете, для офицера КГБ его ранга это было очень нехарактерно.
— Глеб умеет производить нужное впечатление, — скупо заметила Яна, выходя из подъезда. — Щеглов до сих пор в восхищении.
— Боюсь, что в этом нет ничего неожиданного, — вздохнул Артем. — Сухоруков прирожденный лидер и хорошо знает, чего хочет.
— И умеет правильно распределить силы.
— Эти качества с лихвой компенсируют его скромные магические способности.
Яна неожиданно замолчала, пару секунд напряженно смотрела на окна многоэтажки, а затем негромко спросила:
— Почему ты решил, что Глеб слабый маг?
— На мой взгляд, это очевидно, — чуточку удивленно ответил Артем. — К тому же ты сама говорила, что сканирование во время переговоров с ним дало средние результаты.
— Меня можно обмануть.
— Тебя? Насколько я понимаю, обманули тебя приятели Глеба, это действительно проблема, а сам Сухоруков не закрывался от твоего сканирования.
— Не закрывался, — подтвердила Яна.
— И что?
— Я не увидела у него сильных способностей.
Молодой наемник удовлетворенно кивнул:
— Твои выводы подтверждают Тархан и досье людов: Глеб слабак.
— Тархан вообще убежден, что Сухоруков умер, а обмануть шаса слабаку не под силу.
— Спишем этот фокус на его дружков.
— Допустим. — Яна вновь помолчала. — Твоя уверенность основана только на этом?
— Второй пункт построен на косвенных признаках.
— Поясни.
— Фраза во время наших переговоров. Глеб сказал, что магия для него инструмент, не более. Маг, знающий свою силу, не скажет так никогда. Или я не прав?