– Вы кто? – голос Саши звучал удивленно. Казалось, он только сейчас понял, что внутри поезда есть еще пассажиры.
– Я Антон, а это, – он указал рукой на тревожно озирающегося по сторонам Степу, – это Степан. Саша, нам очень нужно добраться до станции, от этого зависят наши жизни, и, может быть, не только наши…
Степа тоже хотел что-то сказать, возможно даже что-то резкое, но передумал. У Антона, может, и у самого все получится, а для него есть более важное занятие. Он снял автомат с предохранителя и прицелился. Расстояние было еще слишком велико, но, когда они тронутся с места, в чем Степа не сомневался, он планировал встретить врага во всеоружии.
– Я… – поезд запнулся, – я не знал, что вы тут есть. Я не хочу, чтобы вы умирали, для этого надо обязательно поехать вперед?
– Боюсь, что да, – голос Антона зазвучал увереннее. – Позади нас ждут те же враги. К тому же там обрушилась часть тоннеля, так что ехать вперед – наш единственный шанс. И ваш тоже!
Привычный щелчок, и громовой рык возвестил возвращение Никиты Семеновича:
– НУ Я ЭТИМ БЛЯДЯМ СЕЙЧАС ПОКАЖУ! – и голосом помягче он добавил: – Спасибо, Антон, что вы с Сашей ласково поговорили. Он у нас бедный, мы его стараемся оберегать. Столько натерпелся при жизни…
Проехав еще пару сотен метров назад, ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович остановился, а потом сначала медленно, а потом все быстрее помчался вперед. К моменту, когда перед поездом оказались первые нежити, он набрал такую скорость, что легко смял всех, кто успел вылезти на рельсы, а тех, кто только лез, отбросило ударной волной.
– ГОТОВЬТЕСЬ, МУЖИКИ! – громогласно предупредил Никита Семенович, когда до перрона оставалось меньше ста метров. – ВАМ ПРЫГАТЬ НАДО БУДЕТ! Я, КОНЕЧНО, ПРИТОРМОЖУ, НО ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НЕ БУДУ!
Степа открыл дверь и повернулся к Антону:
– Готов?
– Угу, – без какого-либо энтузиазма ответил парень.
На перроне шла война. Не у всех обитателей Подмосковия было оружие и не все успели его себе достать, но те, кто все-таки был вооружен, ожесточенно сопротивлялись нашествию нежитей. За газетным киоском, стоявшим посредине платформы, укрылся молодой парень в щегольском костюме и в лихо сдвинутом на затылок цилиндре. Он довольно метко и с явным удовольствием стрелял по наступавшим от входа в вокзал нежитям из автомата. Рядом с ним то появлялся, то исчезал, укрываясь за прилавком, здоровенный казак с чубом и сквозным ранением в глаз. Он стрелял из двустволки, и каждое свое попадание отмечал громким боевым криком.
– Видишь концертную тумбу? – Степа показал Антону рукой вперед, туда, где чуть левее киоска стояла широкая концертная тумба, за которой при необходимости, наверное, могли спрятаться два человека. – Вот туда беги. Прыгнешь и сразу беги – я тебя прикрою!
ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович замедлил ход.
– СИГАЙТЕ, КАСАТИКИ!
И Степа сиганул. Удачно приземлился, перекатился, встал на одно колено и начал стрелять. Нежитей на платформе все прибывало. Он услышал, как за ним ухнул о перрон Антон, но не стал оборачиваться, надеясь, что он сделает все именно так, как ему было сказано. Поезд же снова разогнался и, смяв десяток нежитей, исчез из виду. Краем глаза Степа видел, как он набирает скорость, поднимаясь по виадуку с другой стороны вокзала.
Антон очень хотел сделать все именно так, как велел Степа, но, приземляясь на платформу, он подвернул ногу и растянулся во весь рост. Пистолет выпал у него из рук и отлетел куда-то вбок. Нога сильно болела, но Антон ползком попытался добраться-таки до спасительной тумбы. И непременно бы добрался, если бы именно тогда на защитников вокзала не посыпался дождь из разбитого стекла.
Нежити залезли на стеклянный купол вокзала и пробили его. Они черным дождем обрушились на платформу сверху. Весь газетный киоск моментально скрылся под кишащей живой массой, а когда нежити схлынули, от защитников ничего не осталось. Степа развернулся – концертной тумбы, за которой он велел укрыться Антону, не было видно из-за плотных рядов нежитей. Он сразу же открыл огонь, пытаясь прорваться к Антону, но за каждым рядом убитых им врагов вставали новые. Степа увидел, что нежити схватили Антона и волокут его наверх, к дыре в куполе вокзала. Они перебрасывали парня из лап в лапы с такой легкостью, как будто это был не взрослый человек, а котенок.
Степа отчетливо понимал опасность своего положения: сейчас у него закончатся патроны, и он падет смертью храбрых прямо вот тут, на неуютной платформе сказочного вокзала. Путей для отступления особо не оставалось – нежити окружили его со всех сторон. А раз вариантов не было, то Степа решил попробовать тот единственный, который был самым рискованным и небезопасным. Стреляя на бегу, он прорвался сквозь кольцо нежитей, выскочил на рельсы и прыгнул вниз, надеясь изо всех сил, что там есть куда приземлиться…
– Вот же ж угораздило на старости лет, – ворчал Фомич на бегу, – в кои-то веки решил что-то хорошее сделать, так на тебе!
Фомич действительно хотел как лучше: уложив Лизу спать, он резонно сообразил, что та утром захочет есть. А вот чего в Подмосковии не было совсем и вообще, так это еды. И Фомич решил сделать доброе дело. Для него это была несколько неожиданная и непривычная идея, но почему бы, собственно, и нет. Фомич наказал отцу Мафусаилу следить за спящей Лизой и объяснить, куда он делся, если она проснется раньше его возвращения, и отправился в город за продуктами.
План был простым и понятным: пока в Москве ночь, Фомич незаметно зайдет (ну как зайдет – вломится) в какой-нибудь продуктовый магазин и унесет для Лизы хлеба, сыра и воды. И все было бы хорошо, но только большинство магазинов, которые встретились Фомичу в городе, были открыты, и тащить оттуда что-то было небезопасно. Конечно, ничем плохим бы для жителя Подмосковия попытка ограбить магазин кончиться не могла, но привлекать к себе излишнее внимание было не в привычках старого Фомича. Поэтому он ходил от вывески к вывеске, пока наконец, промыкавшись добрых пару часов, не нашел закрытую продуктовую лавку со странным названием «Вкусвилл». Вкус вил? Фомичу название показалось смешным – какие вилы на вкус господа в семнадцатом году узнали! Не обращая внимания на орущую сигнализацию, он спокойно набрал еды для Лизы и пошел обратно.
Тут-то и начались его сложности. Вернувшись в другую Москву, Фомич с ужасом увидел нашествие нежитей.
Среди многих вещей, которых он не объяснил Степе, была одна важная деталь про мир Подмосковия. Конечно, все его обитатели давно умерли, но это совершенно не означало, что в своем новом статусе и в новом мире они были бессмертными. Неупокоенным было доступно множество опций, как скоротать время до конца света: кто-то мог погрузиться в сон, кто-то – истратить оставшиеся минуты, вернувшись в реальный мир (как именно работал такой механизм, Фомич и сам не понимал, но знал, что сделать это возможно), или можно было совершить самоубийство. Третья опция была самой непопулярной, потому что, оказавшись по другую сторону смерти и узнав о том, что рай и ад реальны, люди были менее склонны к таким опрометчивым и жестоко наказуемым поступкам. Но кто-то решался. Любая смерть в Подмосковии была окончательной, и погибший сразу узнавал место своего назначения.
Поскольку эмоции и страсти покойникам были по большей части неведомы, преступлений в царстве Хутулун как таковых не было довольно давно. Самоубийства тоже случались редко, и главной причиной гибели сограждан, как хорошо знал Фомич, последние годы были нежити. Именно поэтому многие носили с собой оружие, а по улицам Подмосковия ходили патрули. И теперь, глядя на черную волну, накатившую на город, Фомич испытывал настоящий страх.
Но страх страхом, а Лизу надо спасать. Фомич, если уж быть совсем честным, не за девушку волновался, ему больше не хотелось почувствовать на себе гнев царевны, когда она узнает, что он оставил Лизу без присмотра. Он бросил авоську с едой и побежал в сторону церкви со всех ног.
Фомич в бессильной злобе вот уже десять минут пытался прорваться к своему дому. Он залег у подножия холма и стрелял не переставая. На помощь к нему довольно быстро пришла подмога – Хутулун отправила к церкви свою охрану, к которой присоединились еще несколько горожан. Вести в Подмосковии распространялись быстро, и жители понимали, что если их царевне важно защитить девушку, то это должно быть важно и им самим. Несмотря на помощь, силы были слишком неравны. Так же как и в битве на вокзале, никакое оружие не помогало против невероятного количества противников. Нежити окружили церковь плотным кольцом, и, сколько бы их не убивали, оно никак не редело, потому что на место погибших тут же приходили все новые и новые твари.
Фомич видел, как из церкви вытащили Лизу, слышал ее крики и слышал крики отца Мафусаила. Несмотря на то что чувствовать он совершенно ничего не должен был, впервые за долгое время почувствовал жгучий стыд.
Нежити отступили так же неожиданно, как и появились. Черная волна схлынула, оставив за собой разрушения и мертвых горожан. Фомич зашел внутрь церкви и окинул взглядом свой разоренный дом.
Отец Мафусаил молчал, ему показалось бестактным сейчас ругать Фомича, который, очевидно, и сам достаточно переживал. В дверях церкви появилась царевна, и Фомич приготовился к неизбежному. Но вместо ругательств Царевна лишь тихо сказала:
– Иди к собору. Скажи Постнику и Барме, что пришло время бить в колокол. Они поймут.
Фомич не стал отвечать. Да и что он мог сказать? Он поклонился и вышел. Царевна могла и не произносить последнюю фразу, конечно, Постник и Барма все поймут, понимал и сам Фомич: если пришла пора бить в колокола собора, значит, в Подмосковии наступали последние времена.
И от этой мысли Фомичу стало по-настоящему страшно.
Глава 19. Архангельск. 1991 год
Автобус еле тащился по заваленной снегом дороге. «Еще чуть-чуть, – думал Витя, – и он тут нахуй вообще застрянет и придется домой своим ходом идти». Даже от одной мысли об этом ему стало плохо. Сто метров от входа в котельную, где он нынче работал кочегаром, до остановки автобуса он пробежал бегом: ладно минус тридцать семь, и не такое бывало, но сегодня в городе дул такой ветер, что Витю не спасал ни теплый ватник, ни три слоя одежды под ним. Только бы не застрял, только бы довез. И автобус, как будто услышав Витины просьбы, поднажал и выехал из