Мобильная сеть в городе не справилась и упала. Той ночью дозвониться до служб спасения было невозможно. Когда вокруг тебя горит город, пожалуй, не нужны специальные вызовы. Спустя считаные минуты после первых взрывов и первых сообщений о пожаре пожарные расчеты по всей Москве начали срочно выезжать из своих частей. На подмосковном аэродроме Чкаловский стали срочно готовиться к взлету громоздкие самолеты Бе-200ЧС, которые обычно используют для тушения лесных пожаров. Вообще-то для работы в городах эти монстры неприспособлены, но, учитывая масштабы бедствия, кто-то умный и ответственный велел отправлять самолеты на Москву.
Слепая вера Игоря Валерьевича в волшебную силу дневника и в расчеты доктора Шмидта могла бы сыграть с ним злую шутку. Он не предусмотрел многого. Например, того, что город с 1812 года изменился, изменились география и ландшафт, вычисления, верные для московских улиц начала XIX века, совершенно не работают для улиц века XXI. Не учел он и современных возможностей пожаротушения, которые пусть и не безграничны, но тоже существенно продвинулись за последние двести лет.
К сожалению, Игорь Валерьевич действовал не один. Тот, кого он называл Гостем, не верил в дневник. Он знал город, он был частью города, он все предусмотрел. И когда пожарные автомобили с воем сирен начали выезжать из широко распахнутых ворот, то снаружи их встретил шквальный огонь нежитей. Они расположились рядом со всеми пожарными частями города, и задача у них была только одна – не дать пожарным прорваться, не дать им тушить Москву.
ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович мчался по каменному тоннелю. Город остался далеко внизу, и сейчас поезд карабкался туда, где тоннель вольется в ветку московского метро. После суматохи последних часов у Степы впервые нашлось время, чтобы подумать, что делать дальше. И за последние несколько минут он пришел к неутешительному выводу: он не знал. Легко было сказать «я вас спасу», легко было пообещать царевне попробовать, но как именно это сделать?
Тоннель сделал крутой поворот, и Степа понял, что они уже в Москве. По стенам тоннеля зазмеились провода коммуникаций, в которых в Подмосковие просто не было нужды, и буквально через мгновение поезд начал тормозить. ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович привез их на метромост напротив Дома правительства. Степа посмотрел вокруг и ахнул.
Зрелище было поистине грандиозное. Впереди полыхал вознесшийся ввысь небоскреб гостиницы «Украина», а справа догорал Белый дом. Гигантский мост, связывавший в этом месте два берега реки, обрушился, и над Москвой-рекой торчали два отвратительных ошметка…
Вода Москвы-реки отражала чудовищный пожар, и Степа с ужасом понял, что река внизу забита людьми. Кто-то первым в отчаянии прыгнул в ледяную воду, спасаясь от ада пожара, и через короткое время все пространство под мостом кишело барахтающимися людьми…
ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович сбавил скорость, и по вагону разнесся голос Мани:
– Степа, если кто выйти хочет, вы скажите, мы на мосту встанем. Там же люди…
Эта же мысль уже пришла и Степе, и многим из его спутников. Когда поезд остановился на мосту, человек двадцать из вызвавшихся сопровождать Степу покойных сиганули в воду. Степа медлил.
– Маня, а остальные? Как с ними быть?
– Мы довезем, не боись. Мы тут все тропки тайные в метро знаем, справимся!
Очень было бы интересно про тайные тропки расспросить, подумал Степа, но в другой раз. Он посмотрел на пылающие здания впереди, на темную воду реки и прыгнул. Когда он вынырнул, поезда на мосту уже не было. ЛюшаМаняСашаКираНикитаСеменович умчались тайными тропками развозить по всему огромному городу армию мертвых.
С моста Степа видел лишь кишащую людьми реку, но не было слышно звука. Наверное, если бы Степа был еще живым, он поседел бы от тех криков, которые разносились сейчас над рекой: вопли о помощи и крики боли, детский плач. Степа подхватил ближайшего к себе утопающего, потом другого и потащил их на берег.
Когда Степа выбрался на берег, его схватил за руку один из его спутников, коренастый бритый мужчина в малиновом пиджаке и с толстой золотой цепью на шее. У мужчины не было затылка. Исходя из своего богатого опыта, Степа предположил, что ему его снесли битой в бурные девяностые.
– Братан, я это, по молодости в речном флоте служил. Я щас вон тот теплоход на середину реки отгоню.
Степа недоумевающе посмотрел на реку, потом на набережные. Он понял, что имеет в виду мужичок: самым безопасным местом для ищущих спасения был метромост.
– Мужики!
Мужичок в малиновом пиджачке кабанчиком затрусил к теплоходу, а Степа обернулся к своим соратникам.
– Идея простая. Живая цепь сверху метромоста до воды. Сейчас туда теплоход подгоним и будем вылавливать.
План этот был встречен его спутниками с энтузиазмом. Они побросали на набережной оружие и поплыли обратно к мосту. Через несколько минут Степа увидел, как ловко карабкаются мертвые по опорам моста и как умело свешиваются они потом вниз. Вряд ли в мирное время живой человек рискнул бы даже посмотреть на эту «подвесную лестницу», сплетенную из мертвых тел, но сейчас обессиленные утопающие плыли к теплоходу – как быстро справился с ним новый русский – наперегонки. Савелий вылавливал их из воды и отправлял на нос теплохода, где их принимали в свои холодные, но надежные руки жители Подмосковия.
Не прошло и десяти минут, как на метромосте появились первые люди. Кто-то побрел к станции, а кто-то остался стоять в безопасности и завороженно смотреть на пожар.
За спиной Степы что-то заскрежетало и залязгало. Он обернулся: в куче брошенного оружия копошился мальчишка в ветхой одежде. На вид ему было лет восемь, голова его криво торчала из плеч, очевидно, кто-то свернул ему шею, и именно так он попал в Подмосковие. Мальчишка завороженно перебирал оружие. Он нацепил на себя парадную саблю, которую бросил тут белогвардейский генерал, ушедший спасать москвичей на реку. Теперь мальчик примерялся к автомату Калашникова. Поскольку он был старше своего оружия лет на сто пятьдесят, он пока не разобрался, как именно из него стрелять.
– Эй, а ты чего не на реке?
– Не хочу, барин. Не хочу никого спасать, хочу сражаться!
Несмотря на определенный цинизм этого заявления, мальчишка звучал искренне. Да и к тому же, подумал Степа, он все равно умер, какая разница, сколько ему лет. Но одного его отпускать в город было странно.
– А звать тебя как?
– Васькой кличут. Мама Василием звала.
– Ну, Василий, не отставай. Может, пригодишься.
Степа повернулся спиной к реке и побежал в сторону горящей гостиницы «Украина». Сцена на реке показала ему главную уязвимость того плана, который они кое-как сформулировали на вече. Если его, конечно, вообще можно было назвать планом. Уязвимость его была, если задуматься, очевидной: ни Степа, ни его соратники не могли безучастно пройти мимо погибающих жителей города. Даже если это было необходимо для общего дела. Если же они будут спасать всех, погибнет город. Степа не выполнит свою миссию. Он ведь должен найти главного злодея, найти и остановить его, пока тот не сжег и Москву, и ее обитателей. Но как именно это сделать?
У подножия здания было светло как днем. Светло и тихо, только чудовищный огонь зловеще трещал, да вдалеке выли сирены. Степа подумал, что все, кто мог спастись из «Украины», давно спаслись и теперь или бегут по Кутузовскому, или идут по метромосту; и что Степа сейчас стоит не перед зданием, а перед невероятных размеров склепом. От этой дикой мысли его охватил ужас… Без людей здание стало братской могилой. Степа чувствовал, как оно умирает. Умирает не потому, что его изнутри разъедает огонь, а потому, что в нем не осталось больше живых людей.
Город – это люди.
Эта простая мысль неожиданно внесла абсолютную ясность в Степины расчеты. Город – это не дома. Не архитектуру и не наследие прошлого послала его спасти царевна. Что там говорил профессор: «Мы подсознание города». Но ведь он имел в виду не город в смысле дома, у домов не может быть ни сознания, ни подсознания, он имел в виду москвичей. Двенадцать с чем-то там миллионов человек, которые живут, радуются, страдают, рождаются и умирают. Именно их и должен был спасти Степа. Теперь это было очевидно. Вопрос только, как.
У Федеральной службы охраны не бывает непредвиденных ситуаций. За годы ее существования все сценарии просчитаны, все ЧП предусмотрены, и реакция на них отработана годами бесконечных интенсивных тренировок. Сотрудники ФСО теоретически готовы к любой внештатной ситуации и знают, ну или должны знать, как на нее реагировать. Когда загорелся город, сигнал поступил на центральный пункт ФСО в Кремле, и о нем сразу же было доложено начальнику личной охраны. Объект как раз в это время работал с документами. Значение этой формулировки точно никто из сотрудников не понимал, вообще-то ее не использовали со времен позднего Ельцина, но последнее время люди из ближайшего окружения нет-нет да и вворачивали в разговор это самое «работает с документами». И многозначительно подмигивали.
Объект был срочно взят под усиленную охрану, и необходимо было принять решение об эвакуации. Вывозить объект через город не представлялось возможным, это было очевидно. Кто-то из младших сбегал и посмотрел на Манежную с Кремлевской стены. Кремль в буквальном смысле слова окружало море огня: пылало здание ИСАА, горел Манеж, охвачено огнем было здание Госдумы и за ним угадывались очертания горящего Большого. По тем же причинам невозможна была и эвакуация по воздуху – вертолеты просто не смогут опуститься и уж тем более потом взлететь над пожаром такого масштаба.
Но непредвиденных ситуаций у ФСО не бывает, поэтому генерал Синицын, ответственный за охрану первого лица, доложил руководителю, что на этот случай предусмотрен план отхода под землей. Несколькими годами ранее по требованию Первого лица под Кремлем была в срочном порядке модифицирована созданная еще при Сталине система подземных ходов, а также проложен еще один, новый, в здание отеля «Балчуг» на другой стороне Москвы-реки. Тоннель начинался под четырнадцатым корпусом Кремля. Попасть к нему можно было на том самом знаменитом «брежневском» лифте, сконструированном для впавшего в маразм генсека, чтобы его можно было на электромобилях по тоннелям между кремлевскими корпусами транспортировать. С подземного этажа можно было попасть – разумеется введя секретный код, – в новый сверхсовременный тоннель. Чтобы его проложить, из Германии был выписа