Когда Мир вокруг окутывал мрак, спутники останавливались на ночлег. Вновь трапеза и еще одна тренировка. Указки Лиса перемежались со скупыми советами шепота. Проведя ладонью по влажному носу лошади, еще один ритуал, он ложился на землю, чувствуя затылком шершавую поверхность седельной сумки. Какое-то время смотрел на звезды над головой, после чего веки против воли опускались. Чтобы утром подняться вновь.
Раздражало теперь лишь отступление от выверенного порядка. Редкие дни, когда из списка действий выпадал тот или иной пункт. В такие моменты Эдвин морщился, но терпел. Последние сутки они двигались сквозь лесной участок. Осины, дубы и лиственницы в беспорядке проплывали мимо, напирая на узкую тропинку, когда-то давно протоптанную бессчетным количеством сапог. Дорожка успела захиреть, зарасти, а кроны вековых деревьев скрывали собой бегущий по небу желтый круг, заставляя томиться, угадывая дневной час по редким лучам, пробившимся сквозь листву.
– Мы покидаем Срединные земли.
Эдвин вздрогнул, за последние несколько часов он успел привыкнуть к тишине, стоявшей над их отрядом. Когда проводишь кучу времени в одной и той же компании, разговоры рано или поздно сходят на нет. Он огляделся вокруг, надеясь увидеть какой-то знак, отметку, что его родные места скоро останутся позади. Но не увидел ничего кроме бесконечной зелени. Старый лис уловил его замешательство:
– Я наконец-то могу сказать, что мы ступили в места, которые мне знакомы. Вильгельм пока не настолько сошел с ума, чтобы отделить свою территорию забором. И немудрено: он считает, что весь континент – его территория. Но посмотришь на карту и увидишь: пунктирная линия, отделяющая Столичные земли от Срединных, была нами пересечена около часа назад.
Парацельс хрустнул костяшками пальцев.
– Никогда не путешествовал этими дорогами, основной тракт куда комфортнее для путника, особенно в моем возрасте… Но от твоих слов я чувствую прилив ностальгии, старый друг.
– Ностальгии? Ты говорил, что давно не бывал в этих местах. – Ани заинтересованно на него посмотрела.
– А как иначе? Это чувство, когда дорога становится все шире, безлюдные места сменяются деревнями. Поселения становятся все больше, на замену селам приходят мелкие города, жизнь закипает вокруг. А затем ты видишь шпили столицы на горизонте. Знамение центра Мира. Мое время уходит, но в такие моменты трепет возможностей все еще теплится где-то в глубине души.
– Про центр Мира я бы поспорил, – Сэт смачно сплюнул в кусты, – мы давно миновали середину континента, Аргент находится ближе к северу. Незначительно, но все же.
– То была фигура речи, мой друг, не будь занудой. Нравится тебе это или нет, последние десятилетия Аргент – сосредоточение всего.
– Всего. И плохого, и хорошего. И я не уверен, чего же больше.
– Зависит от смотрящего.
«Шпили Аргента? А дальше?»
Эдвин задал вопрос и тут же осознал, что спросил мысленно. Шепот его проигнорировал.
– Шпили Аргента? А дальше?
– Дальняя от нас половина Столичных земель. Розария и Кремер будут ждать на западе, Фарот – на востоке. Иди вперед, никуда не сворачивая, и ночи на голой земле перестанут быть столь комфортными. До снежных вершин еще топать и топать, – Сэт хмыкнул, – хотя лето нынче такое, что не удивлюсь, если все льды севера успели растаять. Но, так или иначе, уткнешься в Маленго, Люден, Карпет…
– Насколько там холодно?
– Порядочно. Ты точно почувствуешь разницу. Но весной и летом вполне комфортно, все зеленеет, ровно так же, как и тут. Просто чуть менее жарко. А вот зимы куда более суровые. Аргент если и порошит снегом, то лишь слегка. Там же, особенно в отдаленных городах, улицы чистят рунами, прогревают путь сквозь снежный налет. Иначе увязнешь по пути от крыльца к нужнику.
– Ты там бывал?
– Да. Но очень и очень давно.
– А дальше?
– Тоже. Но то дорога для тех, кому в этой части Мира все надоело. Иных причин таскаться по тем местам я найти не могу. Рано или поздно тебя встретит Баш, и останется лишь развернуться. Потому что еще чуть-чуть – и уткнешься в границу впадины. Ловить там нечего.
Эдвин ощутил беспокойство напополам с предвкушением. Словно вся широта Мира на мгновение раскинулась перед ним. Но разобраться в своих чувствах не успел, Лис хмыкнул и указал вперед.
– Приготовьтесь, дети. И ты, Парацельс, тоже. Сегодня мы ночуем на обломках прошлого.
– О чем ты…
Вопросы отпали. Деревья внезапно расступились в стороны, и у Эдвина захватило дух.
Перед ними, далеко внизу, раскинулась гигантская долина. В лучах закатного солнца пестрело столько всего, что глаз не мог уловить отдельные кусочки картины, заставляя пасть ниц перед природным великолепием. Луга и леса были прорезаны множеством рек и дорог, отсюда они казались тонкими нитками, опутавшими землю. Небольшие холмы вырастали и опадали, один за другим, придавая ландшафту неоднородность. По краям долина начинала уходить вверх, постепенно перетекая в скалы, которые где-то за пределами видимости становились горами.
Бесконечная лесная тропа, по которой они шли, упиралась в каменные развалины. Эдвин пригляделся. Сооружение напоминало форт, ныне обрушившийся, из четырех угловых башен сохранилась только одна. Обломки стен теснились друг на друге, груды камня, поросшие травой, высились на фоне долины. Заканчивалось все это глубоким обрывом, в былые времена постройка могла выступать сигнальным маяком, свет местных факелов наверняка был хорошо виден из любого уголка этой части страны.
– Что это за место?
– Твердыня Ашелии. Названа в честь одной из изначальных.
– Почему она…
– Разрушена? Долгая история. – Сэт откашлялся.
Парацельс мрачно смотрел прямо перед собой. Историю этого места он явно знал.
– С чего бы начать… До того как Вильгельму кольнуло шило в задницу, это был главный связующий пункт между той половиной континента и этой. Если ты с севера, но решил скататься в гости на юг, и наоборот, то вариантов несколько. Дороги, пролегающие по западному и восточному краю континента, куда более комфорты: меньше перепадов высот и природных препятствий. Но эта дорога всегда была самой короткой, пусть ландшафт в этом месте и выглядит издевкой.
– Словно кто-то хлопнул ладонью по Столичным землям, – Ани не отрываясь смотрела в сторону долины, – и теперь они утоплены в землю.
– Так и есть. Эта часть континента находится в низине относительно ближайших регионов. Чем ближе к океану, тем сложнее заметить перепад высот. Но здесь это видно невооруженным взглядом. Если и был когда-то плавный спуск, его будто ножом обрезали. Подойди к краю и плюнь – успеешь прочитать страничку писания, прежде чем харчок коснется земли.
Эдвин не удержался:
– Как поэтично.
Старый лис проигнорировал издевку.
– Всю это нагромождение камня в итоге смогли обуздать, частично благодаря сохранившимся с древности путям, а отчасти благодаря рабскому труду. Пешеходная тропа напоминает лестницу. Если можно так назвать тысячи выдолбленных в камне ступеней, которые с годами окончательно захирели и поросли мхом. Однако дорога все еще есть.
– Но желающих переставлять ноги по такому количеству ступеней, особенно вверх, не шибко много.
Сэт кивнул Гаазу.
– Верно. То самый быстрый путь… Если у тебя сильные ноги. Но точно не самый комфортный. Даже спускаться – замучаешься. Караваны, паломники и просто путешественники чаще пользуются серпантином, он куда более пологий и опутывает всю часть скалы, которая прямо под нами. Цокать по нему на лошади или козлах телеги куда дольше по времени, но значительно безопаснее. Пара дней в пути – и ты у подножия или, наоборот, здесь, наверху.
– А твердыня?
– Неважно, каким путем идти, обе дороги сужаются до прохода размером с игольное ушко. В былые времена это был главный торговый тракт, а форт выполнял заодно и пограничную функцию. Главенствующая высота, пробиться сюда снизу – почти невыполнимая задача. Замучаешься ползти вверх, а в результате окажешься зажат в каменных тисках, покуда на голову валятся камни, стрелы и капли кипящего масла.
Эдвин представил описанную картину, поморщился. Затем в голове щелкнуло, он повернулся к Лису.
– Ты говоришь образно или… вспоминаешь?
– А ты как думаешь? Посмотри на эти развалины, – Сэт оскалился, но веселья в улыбке не было, – и сам все поймешь. Когда Вильгельм начал свою экспансию, это место стало важнейшим тактическим и позиционным плацдармом. Возьми его, и путь на юг открыт, заодно можешь больше не опасаться незваных гостей прямо посреди континента.
Гааз грустно добавил:
– Вильгельма никогда не останавливали возможные препятствия. Особенно если на штурм не нужно было идти ему лично.
– Ты был здесь в тот день? – Эдвин закусил губу.
– День? Мальчик, осада этого места продолжалась несколько месяцев. Посмотри на цветущий простор перед нами. В те дни ты бы не увидел ничего, кроме выжженной земли, кучи костров и воинов, сталкивающихся друг с другом под звон железа. И так до самого горизонта. Долгие недели понадобились, чтобы занять нижний плацдарм, сверху на нас постоянно стекались подкрепления противника. Тысячи жизней ради того, чтобы уткнуться в каменный монолит, наверху которого засели те, кто хотел нас прикончить. И они вполне успешно справлялись с задачей.
– И как вы зашли наверх?
– То было самое начало войны, но взятие этой высоты частично предопределило общий исход. Именно поэтому сюда бросили все силы и войска не двигались вглубь континента, пока не взяли эту высоту. Тогда многие относились к рунным доспехам и вооружению скептически, покуда еще не видели их в действии. Солдаты бросались в битву столь же рьяно, как и раньше, чтобы потом сдохнуть от светящегося пореза на бедре. То была схватка на истощение, но в конце концов вражеские ресурсы значительно поредели. Сюда стекались войска как запада, так и с востока. Изредка – с юга, путь не самый близкий. И все, кто пытался противостоять Вильгельму, рано или поздно понимали, что людей все меньше, а результата нет. Поток подкреплений высох, каждый правитель окопался в своих землях. Критическая ошибка. В будущем их зачистят одного за другим.