Пытаясь скрыть пришедшее на ум откровение, он откашлялся, невпопад пробормотал:
– Это место… Ты здесь был? Тогда.
– Нет, – если Гааз и имел что-то против смены темы, то успешно это скрыл, – войну я провел на западе, почти всю – в Вествуде. Тогда на троне сидел отец Амирель. Он так и не вступил в прямое столкновение с Вильгельмом. Поначалу отправлял своих людей сюда, ближе к северу. И только. А когда волны гвардейцев хлынули на запад – струхнул. Частично поэтому рассыпалась вся оборона той части континента, многие корят Уриила, так его звали, и по сей день. Но не думаю, что упреки долетают к нему на ту сторону.
– Он присягнул Вильгельму? Так просто?
– Совсем не просто. Полагаю, он руководствовался трусливой, но простой логикой. Победить шансов особо не было, по прошествии стольких лет это куда проще признать. Желая снизить потери среди своего народа, Уриил решил поступиться гордостью и поцеловать протянутую длань. Немногие поймут, как много духа нужно иметь, чтобы пойти на подобное. Но в итоге он получил удар от тех, кого пытался спасти.
– Бунты? Повстанческая война?
– Да. Минимум половина города не приняла это решение – западная гордость… Пока Вильгельм шел войной на весь остальной континент, жители Вествуда грызлись между собой. Те, кто сплотился вокруг правителя, сражались против бывших друзей, которые не готовы были принять сдачу. Это затянулось на долгие месяцы, но в конце повстанцам удалось сделать решительный выпад. В один прекрасный день Уриил не проснулся.
– Убийство?
– Да, после стольких попыток хоть одна должна была увенчаться успехом. Это могло стать поворотным моментом, но Вильгельм только этого и ждал. Полагаю, не особо-то и хотел в будущем иметь под боком малодушного вассала. Трон перешел к Амирель, в то время право наследования еще что-то значило. Ей было… Пятнадцать? Думаю, да. А через пару дней в город вошел гвардейский полк, тот самый.
Объяснения не требовались, один из тогдашних гвардейцев сейчас сидел у костра, где-то за их спинами.
– Повстанцы продержались еще какое-то время, но их просто вырезали. А вместо половины нижнего города образовалось пепелище, чем-то схожее с тем, на котором мы сейчас стоим.
– Ты был с Сэтом на одной стороне в те времена. Значит, был согласен с Уриилом?
– Я врач, как-никак. Правитель руководствовался довольно разумными доводами: сдай оружие, и никто не пострадает. Суждение оказалось слегка наивным, в итоге пострадала половина города. Но если бы он решил бороться до конца… Умерло бы в разы больше. Как целитель, выбирая между смертью одного или десяти, я принял решение.
– Не пожалел? – Эдвин проводил глазами сорвавшуюся в полет мелкую птичку.
– Тогда – жалел все время. Особенно когда латал тех, кто убивал моих собственных соседей. Зарисовка любого дня моей жизни тогда будет лучшей иллюстрацией войны. Но теперь, спустя время, могу с уверенностью сказать: сейчас я поступил бы точно так же.
Несмотря на уверенный тон, к концу Гааз снизил голос до шепота. Будто слова были слишком стыдными, чтобы прозвучать вслух. Эдвин, повинуясь внезапному порыву, положил руку старику на плечо.
– Я был там. Был в твоем городе. Сравнивать мне не с чем, я знаю. Но Вествуд цветет. Во всех смыслах. Я помню первые часы, когда мы с Сэтом миновали ворота. И когда Ани провела меня в верхний город… Дух захватывает. А теперь оглянись. Это место выглядит так, словно война закончилась вчера. Для жителей же Вествуда, пепелище осталось лишь в воспоминаниях.
Парацельс нервно облизнул губы.
– Бьешь моим же оружием…
– Да. Не трать время на сожаления. Особенно если его осталось не так много.
Гааз, нахмурившись, смотрел прямо перед собой. Прошло несколько минут, алые отблески окончательно исчезли за горизонтом.
– Бывает, некоторые вещи не можешь разглядеть в упор, но отлично видишь их издалека. Спасибо, Эдвин. Я шел сюда сказать слова, которые считал нужным сказать, быть может, они и не были нужны. И совсем не ожидал подобной услуги в ответ.
Эдвин напоследок сжал пальцы и убрал руку с чужого плеча. Гааз внезапно добавил:
– Амирель отлично справляется. Я помню ее еще девочкой, а запомню взрослой женщиной. Порой это неизбежно: детям приходится исправлять ошибки своих родителей. А новым поколениям принимать Мир таким, каким его оставили поколения прошлые. Я не задумывался об этом, годами сидя в своей лавке. Но здесь, в другой части Мира, ты помог мне понять: если ошибки и были допущены – ей по силам это исправить.
– Звучит как прощание.
– В каком-то роде. Честно? Не думаю, что когда-нибудь еще вернусь домой.
Сквозняк растрепал седые волосы старика, мелкая пыль полетела в лицо. Эдвин отмахнулся, но в противовес разрозненным песчинкам мысли сложились в одно целое, словно порыв ветра принес с собой осознание. Одними губами, так, чтобы Гааз не услышал, он произнес родившийся в голове ответ:
– Я тоже.
Глава 13. Под красным стягом
– Кто-нибудь понимает, что к чему?
Она протянула листок дальше, Вернону, единственному, кто еще не читал написанное. Глаза мужчины пробежались по строчкам, брови поднялись.
– Нет.
– Кто принес письмо?
– Посыльный. Обычный мальчишка. Пять медяков в одну руку, записка в другую. И наказали передать прямо в руки девушке.
– Именно девушке? – Рик нахмурился.
– Да. Без имен.
– Я не о том. Просто «девушке». Без конкретизации внешности, цвета волос и прочего. Значит, знали, что за этой дверью может находиться только одна девушка, Райя, – белоголовый повернулся к Фрею, – и это не сильно обнадеживает.
Здоровяк скривился. Требовательно вытянул огромную ладонь вперед, выхватил письмо, вновь впился в текст глазами. Райя разделяла общую тревогу, но в глубине души чувствовала волнение иного толка. Раньше они с Риком постоянно двигались вперед или искали способы для этого. В городе, куда они наконец попали спустя столько дней, все стало куда сложнее. Разгадки не валялись прямо под ногами, а напряженная обстановка и ночной час не способствовали разнообразию возможностей. С момента их прибытия прошло два дня, и ее главным достижением стало то, что удалось наконец полностью смыть с тела ужасную вонь.
Да, послание Морну отправилось навстречу адресату. Но на скорость доставки надеяться не приходилось, хотя от того, что новости рано или поздно доберутся до черной мантии, становилось спокойнее. Ведь доберутся же? Хотелось верить, от них в этом вопросе уже ничего не зависело.
Райя честно не понимала, каким образом Фрей проводит в душном, темном, пропахшем спиртом помещении бесконечные часы, нормальному человеку стало бы дурно после пары часов. Себя она относила к той самой категории «нормальных», к тому же на месте не сиделось. Поэтому первые дни осени она провела в городе. Отчасти – желая пройтись по Фароту, прочувствовать город в его новой ипостаси. Отчасти – втайне надеясь нащупать концы тех самых клубков, которые им предстояло распутать. Увы, на улицах ее встретила лишь разруха. В отличие от ночного часа, днем по улицам сновало множество людей, но как же разительно обстановка отличалась от недавней летней прогулки, когда за спиной еще маячила Фиона.
Осунувшиеся лица, стеклянные глаза, приоткрытые рты. Те, на чью жизнь необратимо повлиял катаклизм, то и дело встречались на пути. Речь шла не только о физическом ущербе, множество людей, даже живущих на другом конце уцелевшего города, не могли принять, что стали свидетелями катастрофы. Общий испуг наслаивался на религиозное помешательство, пусть себя Райя к рьяно верующим не относила, вокруг было достаточно людей, которые молились за двоих. А те, кого чужие заботы и несчастья не сильно трогали, с напряженными лицами вышагивали по улицам, спеша скрыться в безопасных альковах собственных домов. Это все, что город смог дать ей.
Ну и осень, конечно. Ее любимое время года, даже в те времена, когда опавшие листья становились знамением отправки в университет. Но в этом году природа не смогла дать подарить желаемого, во всяком случае пока. С ранней весны солнце жарило так, что после обычной прогулки нос покрывался белой паутинкой облезающей кожи. К концу лета она не могла узнать сама себя в зеркале: традиционная для столицы смуглость трансформировалась в настоящий южный загар. И первые дни нового сезона ничем не отличались от предыдущих: лишь пот, духота и тревога, витавшая в воздухе.
Пусть слепой поиск не увенчался успехом на улицах, зацепка сама нашла ее по возвращении в Кошачий двор. Выглядела она непрезентабельно: ростом Райе по грудь, часть молочных зубов уже выпала, а коренные еще не успели занять свои места. Не в пример рыжему торгашу из-за стены, имени которого она так и не узнала, юный посыльный выглядел ухоженно. Особенно по меркам подобных сорванцов – даже верхняя пуговица на рубашке была застегнута. Мальчишка морщился от скуки, но смиренно сидел на деревянных ступенях, не пытаясь уйти, но и не стремясь зайти внутрь. Протиснувшись сквозь проход и отогнув нависший перед входом во двор плющ, Райя замерла в замешательстве, увидев столь неожиданного гостя. Но дверь в таверну тут же открылась, Фрей замер на пороге, заполонив собой весь проход, могучие руки были скрещены на груди.
– Парень ждет тебя.
Понятнее не стало. Но трактирщик хмурился так, словно мальчишку она привела с собой собственноручно.
– Прошу прощения…
Мальчишка не дал договорить. Явно засидевшись, он рьяно вскочил на ноги, протянул свернутый в несколько раз конверт.
– Даме из Кошачьего двора, прямо в руки.
Звучало донельзя нелепо, будто чужие слова были вложены в детские уста. Но она машинально протянула руку и взяла послание. Мальчик отсалютовал, выкрутив градус абсурда на максимум, и стремительно, как умеют это делать дети, нырнул за плющ. Райя успела лишь хлопнуть глазами.
– С твоим появлением на моем пороге разнообразие гостей переходит все разумные пределы. – Фрей все так же стоял на проходе. – Не думал, что буду скучать по кривозубым морновским…