– Так и чего плохого? Хорошая работа, даже богоугодная.
– Да уж, – Мартин махнул рукой, – вот только стражники над душой стоят, орут постоянно. Живей, живей… Словно дом им возводили, для жены и детишек, а не коробки каменные. Еще люди на фоне кричат, рыдают, первые пару дней только так было.
– И сколько в итоге все заняло?
– Ну, как я и сказал, тройку дней, ага? Все это время с рассвета до заката, только и было сил до койки доползти. Зато на четвертый сюда дошел. И знаешь что, – он понизил голос, – нам за работу отслюнявили, сколько думаешь? Два серебряных каждому. Два! И это я днями напролет раствор смешивал, камни таскал, молотком стучал. А тут стоишь себе и стоишь. Скучно только чуть, а в итоге денег – даже больше!
– Тоже верно. – Рик облизнул губы. – А что так мало, за работу-то?
– Да жмоты они. – Мартин поджал губы.
– Кто? Стража?
– Стража потом уже была. У бригады барак свой, у южного базара. Хорошо, что не у западного, а то нет ведь его больше, ага? Спим себе, и тут загрохотали в дверь, я аж подскочил. Что? Куда? Стресс ведь, ага? Подскакиваю, отпираю дверь, а рука сама ко лбу тянется. Привычка, понимаешь? Видишь церковника на улице, молитвой приветствуешь. А тут он на пороге. Говорит, поднимайтесь, работа есть.
– Да ладно. – Рику внезапно стало холодно. Словно аномальное осеннее пекло и не жгло кожу, по рукам побежали мурашки.
– Ага. Я глаза продрал, все понять не мог, чего он хочет. Еще грубый ведь такой, для святого-то человека… Говорит, инструменты бери да буди народ, важный церковный заказ. Бегом, мол, все остальное на месте уже дожидается. Ну, я кое-как всех наших растолкал, и вывалились на улицу. Как раз рассвело, я помню. Еще все понять не мог, что не так? Лишь потом понял – идешь по улице, а то тут, то там крики, стоны… Жуть, в общем, ага? Это потом мы на главную улицу вышли, я голову повернул и… Ну, ты сам все знаешь.
– Знаю. – Юноша попытался почесать кадык, одернул руку.
– Ну, вот он нас и привел на площадь первую, у южной стены. Не соврал, материалы для работы готовые уже были, ну хоть так. Тащить камень да деревяшки через весь город – лучше бы я сдох, ага? А так мы три дня по всему Фароту шлялись, только один помост сколотим, гонят на другой. А ты представь, работать, когда только что этот ужас увидел, – Мартин пальцем ткнул в черный срез над головой, несколько человек обернулось, – из рук все валится. Святоша-то уже испарился, дальше пошел по своим делам. А к нам стражу приставили. И честно скажу, вежливости их в казармах не учат.
– Ага… Прям по всему городу значит гоняли? – Вопрос прозвучал хрипло.
– Ну не совсем… Знаю, еще несколько бригад работали, но мы не пересеклись. И что думаешь? Два серебряных! За весь юг фаротский, до сих пор каменной крошкой кашляю. Работа, конечно, не шибко сложная: четыре стенки, помост да ступеньки… Но ты попробуй с такой скоростью камни потаскай…
Мартин продолжал жаловаться, очередь медленно ползла вперед. Рик уже не слушал и шел вперед машинально. Пот продолжал течь по телу, но совсем другой, холодный, неприятный. Словно внезапная лихорадка пронзила все тело. Изначальная догадка была несколько безумной, основанной на нелепом домысле. Он и ходил-то сюда, чтобы заняться хоть чем-то, а не потому что верил в успех. Но за несколько минут все изменилось, и теперь Рик не мог понять: как так вышло, что лишь он узрел очевидное?
Юноша оглянулся кругом. Серые лица, ничего не выражающие глаза. Лишь Мартин наконец замолчал и активно вертел головой, вероятно, высматривая желающих перекупить очередь. Да, всех людей вокруг заботили проблемы совсем иного толка.
– А который приходил, тот церковник. Как он выглядел?
Мартин посмотрел на него с недоумением.
– А как они все выглядят? В белом весь, молодой. Здоровенный и злой, это да. А то они обычно худые все, словно не кормят совсем. А этот больше на мордоворота похож, уж простите. – Он на всякий случай осенил лоб молитвой.
Вновь воцарилось молчание. Из задумчивости Рика вывел характерный звук – еще одна, теперь пожилая женщина повалилась на землю. В этот раз почти сразу, будто по команде, на площадь выползли служащие замка. Ставший знакомым за все эти дни ритуал свершился, юноша проводил их взглядом. Очередь сместилась еще немного вперед.
Нужно подумать. Он отделился от толпы и зашагал к выходу, не прощаясь. Сосед по очереди встрепенулся и недоуменно окликнул его, но Рик стремительно, быстрее, чем хотел, миновал ворота и шагнул за угол. Ноги несли вперед.
Ушлый Мартин был разбужен тем несчастным утром и негодовал по поводу чего угодно: прерванного сна, тяжелой работы да мелких монет. Кратеры и прочие мелочи его интересовали мало. Неудивительно, что он в упор не хотел видеть то, о чем Рик подумал сразу же: постаменты были сделаны почти с педантичной аккуратностью. Заготовлены материалы, наняты рабочие, выставлены наблюдатели. Всех причастных моментально согнали в места скоплений людей, чтобы проповеди начались в первые часы после катаклизма, как и рассказывал Фрей. Можно было лишь позавидовать исполнительности человека, который отвечал за все это.
Вот только чтобы организовать все с такой тщательностью, нужно было знать о том, что где-то в Фароте скоро покинет Мир белоголовый. Знать заранее.
Через несколько мгновений Рик почти бежал.
Глава 15. Дым на плато
Кто придумал назвать этот путь «дорогой», тот очень неудачно пошутил. Может, в былые времена это и правда была достойная часть тракта, серпантином ветвящаяся по горе. Но за долгие годы, которые успели миновать с момента кровопролитной войны и осады этих мест, спуск захирел. Те, кто должен был блюсти местные порядки, легли в землю, а новые на их место так и не пришли. Одна часть пути успела зарасти, вторая – осыпаться, а третья была завалена камнями.
Большинство торговцев, караванщиков и простых путников явно предпочитало окружной путь, затратный по времени, но куда более комфортный. Однако было видно, что редкие смельчаки все же пользуются центральным трактом. В земле можно было разглядеть оставшиеся от колес колеи и следы копыт, в паре мест завалы были заботливо разобраны, а кустарники обрезаны и свалены у обочины. Но все равно кое-где дорога сужалась настолько, что существовала реальная опасность отправиться в полет с горы.
По дороге регулярно встречались обломки былого великолепия. Сама твердыня, несмотря на военное предназначение, когда-то представляла собой фрагмент архитектурного изыска, то было заметно даже по выгоревшему остову. А на пути вниз серпантин регулярно пересекался с пешеходной тропой, при виде которой Эдвину становилось откровенно страшно. Осыпавшиеся каменные ступени иногда шли под таким углом, словно по ним следовало не шагать, а карабкаться. То тут, то там высились широкие квадратные колонны, по большей части сломанные, но время пока не успело сточить рельефные узоры. Но ни за какие монеты и красоты этого Мира юноша не захотел бы тащиться по этой дороге пешком, особенно вверх.
Даже спускаясь и сидя в седле, они двигались крайне медленно. Аккуратно вели вперед лошадей, которые переставляли копыта в опасной близости от края обрыва. Иногда спешивались или шли вереницей, большего широта некоторых участков не позволяла. В таком темпе, по прикидкам Сэта, путь должен был занять почти два дня. Шел первый из них, солнце стояло высоко в небе, но Эдвин уже предвкушал, как во сне будет жаться к холодной каменной глыбе, чтобы ненароком не укатиться вниз.
Крайняя ночь, проведенная возле кострища на обломках твердыни, обнажила очевидную проблему: в отряде царило уныние. Эдвин не замечал или просто не хотел видеть этого, покуда копался в себе и занимался самобичеванием. Но долгий вечер у стен разрушенного форта и сопутствующий ему диалог с доктором позволили отринуть подтачивающие его изнутри мысли и обратить взор вовне. Увиденное не внушало оптимизма.
Гааз, несмотря на открывшиеся им в разговоре истины, словно замкнулся в себе. Старику явно было о чем подумать, и посему он примолк, вяло покачиваясь в седле.
Ани хранила молчание еще дольше, чуть ли не с момента как они покинули Ручейный луг. Сторонний наблюдатель не заметил бы сильных перемен: стоило завести разговор, и торговка с готовностью откликалась. Но больше не было саркастичного противостояния с Сэтом и тонких намеков на возмутительные тяготы дороги.
Сэт, в отличие от всех остальных, никогда не отличался жизнерадостностью и любовью к болтовне. Его нервозность выражалась в стремлении добраться до цели как можно быстрее, напряженной позе, скрещенных на груди руках. Вор напоминал сжатую пружину, которая хочет распрямиться, но не может.
Каждый нес свое собственное бремя, но общий итог был один: значительная часть дня уже миновала, а они едва успели перекинуться даже парой слов. Смешиваясь с окружающей обстановкой, эта атмосфера давила не хуже каменной глыбы, которая нависла над головой. Эдвин крепко сжал узду.
– У меня возник вопрос. Твердыня Ашелии, она сейчас прямо над нами. И кто-то упоминал Баш, верно?
Парацельс вынырнул из глубин своих мыслей, откашлялся.
– А? Да, город на севере. Он очень далеко отсюда.
– Но изначальных ведь было гораздо больше? Есть другие подобные места? Названные в их честь?
– Да. – Гааз слабо улыбнулся. – Эдвин, даже поразительно, что ты этого не знаешь. Всегда забываю, что вне крупных городов людей интересуют другие вещи… Хм, о чем это я… Изначальных было значительно больше. Так, во всяком случае, мне представляется.
– Но в писании увековечены лишь некоторые из них?
– Так и есть. Восемь, не считая Годвина. Четверо канули в небытие на закате Мира, еще четверо дошли до конца и узрели его. И действительно, их имена нашли упоминание не только в церковных книгах, но и в реальном Мире. Но это не всегда плоды человеческих рук.
– Ашелия, Баш. Расскажи про остальных?
– Может, проверим общий уровень невежества в нашей группе? – Гааз повернулся к Ани. – Юная дама?