– Я думала, с нами путешествует врач, а не учитель. – Старик ухмыльнулся, Ани закатила глаза. – Изгиб Лунафреи?
– Да. Красивое название, но на деле это озеро к юго-востоку отсюда.
– Просто озеро?
– Отнюдь. Во-первых, у него довольно симпатичная форма, напоминающая полумесяц. Сам я не бывал, но видел зарисовки в книгах. Говорят, что в некоторых местах дно находится от поверхности дальше, чем вершина самой высокой горы. Понятия не имею, как это можно проверить.
– А что во-вторых?
– Во-вторых, оно и вширь довольно большое…
– Очень чистая вода. – Сэт наконец включился в разговор. – Правда, зубы сводит от холода.
«Даже в самой чистой воде – дно не всегда видно».
– Ты там был? – Гааз посмотрел на друга с интересом.
– Изгиб подпирает горы, проходящие вдоль всего восточного побережья. Двигаясь в ту сторону, сложно с ним разминуться.
– У тебя опыта в путешествиях больше, чем у кого-либо. Раз так, озвучишь следующую точку на карте?
– Следующую во всех смыслах. Библиотека Адельберта расположена в Аргенте.
– Соль на рану. – Гааз поморщился. – Когда я бывал в тех местах в юности, библиотека и правда ощущалась потрясающим местом. Бесконечные стены книг, уходящие к потолку и разбегающиеся во все стороны. Но когда я был там в последний раз, уже после воцарения Вильгельма, доступ к ним сильно ограничили.
Сэт хмыкнул.
– Иронично, если учесть, что в писании Адельберт значится главным умником, хранителем знаний.
– В нынешние времена в столице перешли от хранения к охранению, – доктор грустно покачал головой, – ведь зачем позволять читать что-то, кроме священного текста?
– Лишние мысли в головах людей никому не нужны. А то могут задуматься, почему толку от бесконечных проповедей – чуть.
– Не будем о грустном, библиотека хотя бы уцелела, в отличие от твердыни. – Гааз задрал голову вверх. – К слову о разрушениях, Кто там дальше… Диадрид? Его очень любят на юге, почти как Баша на севере. Две противоположности, в некотором роде дополняющие друг друга. Но южный город не уцелел.
«Пока одни удостоены городов, других помнят по стопкам книжек».
От этих слов несло злой иронией. Эдвин заглушил шепот:
– Не уцелел? Тоже Вильгельм?
– Нет, Диадрид, если мы говорим про город, сточило время. Из ныне живущих его никто не видел целым. Сейчас это груда развалин, очень далеко на юге. Но даже это больше, чем то, что осталось от наследия Амаранта.
– Что с ним случилось? – Эдвин заерзал в седле, выражая интерес.
– Случился белоголовый. Довольно давно, когда их еще не взяли полностью под контроль. Амарант, если верить писанию, был крайне словоохотлив. Как известно, хорошо подвешенный язык поможет пройти там, где бессильна любая физическая мощь. Поэтому в честь него назвали мост, на западном краю континента, неподалеку от Розарии. Могу судить только по картинкам, но он соединял два склона, нависающих над океаном. Те, кто бродил по Миру в то время, использовали его как символическое место для переговоров. Делегации стягиваются с разных сторон и встречаются на середине моста… Что-то в этом духе.
– Эту традицию все еще чтят по всей Симфарее. – Сэт почесал бороду. – Во время войны многие хотели сдаться Вильгельму, покуда он не вырезал весь город. Нашими руками… Церковники быстро приплели к этому сказочку про Амаранта. Не всегда, но и не редко сдачу принимали посреди моста. Вот только о переговорах речи обычно не шло.
– Так, а что там на западе? – Ани нетерпеливо цокнула языком в унисон движению коней.
– Какой-то белоголовый прогуливался по тем местам и исчез из Мира. Что остается после – всем известно.
Парацельс кивнул.
– Верно, только вот до океана было рукой подать. Всю черную воронку моментально затопило – вроде как. Прогуливаясь там сейчас, даже и не поймешь, что когда-то на этом месте был огромный пласт земли. Разве что береговая линия подозрительно округлая, словно кто-то откусил часть континента. А издалека можно разглядеть границы темного участка воды, потому что дно черное. Но на этом все, наследие Амаранта кануло в небытие.
Шепот пробурчал что-то, но либо не хотел быть услышанным, либо силенок не хватило. Эдвин отмахнулся как от мошкары.
– Кто остался?
– Роза и Полисорбат. Две дамы, но два столь разных имени, одно прекрасное в своей простоте…
– А другое без бутылки не выговоришь, – пробурчал Сэт.
– Я бы выразился иначе, но в целом да. С Розой все не так интересно, в честь нее возведен монумент, к которому желающие почтить изначальных, помолиться или попросить о чем-то, носят цветы. Логично, правда?
– Носили. – Сэт сплюнул на обочину.
Гааз помрачнел.
– Ну да, носили… Монумент расположен в Фароте. Возможно, он все еще на месте. Мы ведь не знаем, какую часть города унесло на ту сторону. И правда ли унесло.
– Склонен верить в худшее. Как бы то ни было, уверен, там есть потери и посерьезнее, чем кусок камня, предназначенный для подношений. Например, те, кто их туда приносил.
«Последнее подношение ей явно не пришлось по душе».
Шепот почти хихикнул. Эдвин сжал зубы. Ирония не всегда идет впрок, особенно если от нее не скрыться.
Ани откашлялась.
– Как было сказано, не будем о грустном. А про Полисорбат знаю даже я. Там мелочиться не стали, это вроде как целая гора у северо-западного побережья.
– Не совсем. Там расположен целый горный массив, в самом конце плавно уходящий на территорию северной впадины. Гряда Полисорбат – небольшой участок, он находится в зоне климатического стыка, – Гааз повернулся к Сэту, – ты бывал там?
– Там – нет. Добавить к сказанному тобой мне нечего.
– Получается, это все. – Целитель потер ладони. – Восемь имен, благодаря церкви увековеченных как на бумаге, так и в словах проповедей, а также по всему Миру.
– С последним явно небольшие проблемы. – Эдвин поежился. – Мы только что выяснили, что половина таких мест разрушена или вовсе канула в небытие. Как церковь оправдала разрушение твердыни, если она носила имя одной из изначальных?
Сэт задрал голову вверх.
– Изначальных Вильгельм чтит только на словах, когда нужно забить людям голову всякой чепухой. Когда твердыня встала на его пути – никакие божественные пиететы уже никого не интересовали. Угадай, как часто теперь на публике упоминается полное название форта?
– Никогда?
– Верно. Был – и нету.
– Тогда еще вопрос от меня, – Ани повернулась к Лису, – за клочок земли, по которому мы сейчас вышагиваем, полегло несколько тысяч человек.
– Десятков тысяч.
– Да. И это только за кусок серпантина на никому не нужной горе.
– Стратегический плацдарм…
– Да-да. Плацдарм, который выглядит сгнившим спустя двадцать лет. Потому что сейчас он никому не интересен. А когда он был нужен, по этой дороге вышагивала огромная толпа, и большинство понимало, что останется на этих склонах навсегда.
– Не слышу вопроса.
– Стоило того? Ты там был. Мне правда интересно.
Ответил Парацельс:
– Нет, не стоило.
Лис не стал спорить. Вместо этого он вновь задрал голову к небу и задумчиво почесал щетинистую щеку.
– Солдат – это работа. Не призвание, образ жизни и прочая ерунда. И уж точно не геройство и великие свершения во славу чего-либо. Ты просто делаешь свое дело, но, в отличие от пекаря, кузнеца или пастуха, ты готов к тому, что придется творить плохие вещи. И вот тут уже появляются варианты. Либо осознаешь, что они плохие и переступаешь через это. Либо свято веришь в свою правоту и начинаешь получать удовольствие.
– Встречал и тех, и тех. – Гааз поморщился. – Вторые куда опаснее.
– Не имеет значения. И те, и те – не обдумывают приказы. Они просто выполняют их. Поэтому, девочка, вопрос «стоило или нет» тут неуместен.
– Бездумно умереть, только потому что тебе приказали? – Ани фыркнула. – И это ради клочка земли, который в скором времени станет никому не нужен? Что там еще… Ах да, лично о тебе потом еще никто и не вспомнит.
– Не могу понять, плюсы ты перечисляешь или минусы.
Эдвин подавил улыбку. Ани перевела взгляд на него.
– Могу придумать только один плюс. В казарме есть цирюльник.
Удар был ниже пояса. Вествуд они покинули уже довольно давно, и временно ушедшая на задний план проблема снова замаячила на горизонте. Седая поросль в медленно отрастающих волосах пока не стала заметна, но долго так продолжаться не могло. Опять оттянув неизбежный разговор, вместо этого Эдвин вновь обрил макушку. Получилось даже хуже, чем в прошлый раз. У Парацельса он выпросил медицинскую бритву, а у Ани – карманное зеркальце. Этим вся помощь от спутников и ограничилась, лезвием по голове он елозил сам, на всякий случай. Разглядеть что-либо в малюсеньком отражении, даже еще и в рассветных сумерках, было почти невозможно. Поэтому о результатах он понял по глазам Ани, когда вернулся к стоянке.
Желая скорее сменить тему, он уточнил:
– Как много мы прошли?
– Чуть больше половины. – Сэт махнул рукой вперед. – Дальше дорога будет менее извилистой, оставшуюся часть спуска мы преодолеем быстрее. Но придется остановиться на ночлег в любом случае. Бродить тут в потемках – окажешься у подножия уже через пару минут самым быстрым способом.
– Остановимся здесь, и будет точно так же. – Гааз с сомнением оглядел край обрыва.
– Еще около четверти часа. Впереди серпантин заходит за уступ, видите? За ним расположено небольшое плато. По сути, единственный ровный и просторный участок на всем спуске. Во время осады то была промежуточная точка, на которой мы закрепились. Уверен, сейчас его используют в качестве стоянки все редкие посетители этого места. Мы не будем исключением.
– Тогда поспешим, пока солнце не ушло.
– Именно сейчас спешка к хорошему не приведет.
Но вор все же двинул коленями, слегка. Эдвин повторил движение, Агрель покорно пошла вперед чуть быстрее. Выставив левую руку в сторону, он провел ладонью по шершавым камням, потер пальцами налипший на руку мох. Несмотря на погоду, камень был холодным, эта часть горы почти никогда не попадала на солнце из-за нависшего над головой уступа. Они словно въезжали в огромный каменный грот, у которого отвалилась правая стенка, открыв вид на долину. Игольное ушко, действительно. Как пробиться через этот проход, если навстречу летят стрелы, льется масло, а дорога перегорожена щитами, юноша не мог себе представить. Просто бесконечно напирать вперед, видя, как твои друзья спереди валятся вниз с умопомрачительной высоты? Эдвин содрогнулся.