Прошло несколько минут, лошади миновали изгиб, взору открылась скрытая до этого за поворотом часть спуска. Она мало чем отличалась от всего, что Эдвин успел увидеть за этот день, но вор не соврал: буквально в сотне шагов дорога расширялась, уклон сходил на нет, довольно резко перетекая в просторную каменную площадку.
Нависшая над головой глыба не накрывала пространство полностью, заканчиваясь где-то на середине. Местная природа приняла правила игры: ближе к обрыву редкие участки травы перемежались с низенькими кустами, но по мере перехода в бесконечную тень камни становились все более голыми. Наползал мох, постепенно перебираясь на стены и в конце концов уходя ввысь, к кривому потолку.
Шагов через пятьдесят виднелся узкий проход, продолжение спуска. Слева он увидел огрызки убегающих ввысь ступеней, пешеходная тропа также проходила сквозь этот участок. Ощущение было такое, будто они двигались по извилистой змее, и теперь их затянуло в ее раздутый от проглоченной крысы желудок. Эдвин почувствовал себя зажатым в тисках посреди враждебной среды. По позвоночнику пробежали мурашки. Осознание того, что кучу лет назад точно так же тут были зажаты солдаты Вильгельма, успокоения не добавляло.
Лошади вышли на плато, спутники по очереди спешились. Лис был прав, в нескольких местах земля представляла собой выгоревший круг, следы стоянки редких путников. Судя по расположению кострищ, все они предпочитали ютиться подальше от края. Юноша покосился на Сэта.
– Ты бывал здесь и явно не в лучшие времена. Как это ощущается – вернуться в места боевой славы?
– Ужасное выражение, – старого вора перекосило, – никакой славой там и не пахло. Как ощущается… Словно когда-то тебе приснился кошмар, до противного реалистичный, но давно забытый. И вдруг он начинает сниться тебе снова, каждую ночь. Этот заказ проклят со всех сторон, даже покуда нас не пытаются прикончить, приходится передвигаться по дорогам, на которых я мечтал больше никогда не оказаться.
– Получается, на восток ты шел окружным путем?
– Да. Время позволяло. А вот обратный путь не задался.
Эдвин медленно кивнул, потом посмотрел в сторону Ани, которая с унылым лицом пыталась найти на плато хоть что-то, пригодное для растопки костра.
– Пойду помогу.
– Недолго. До ужина мы должны поупражняться.
Вместо ответа юноша развернулся к Лису спиной. Пробурчал:
– Самое то – учиться основам боя в месте, где есть вероятность свалиться вниз с огромной высоты.
– Лишняя мотивация постараться. И ты же знаешь, что я слышу, даже если ты говорить шепотом?
– Прекрасно знаю, иначе бы промолчал.
Он подошел к Ани, с остервенением борющейся с ветками чахлого куста. Растение по гибкости чем-то напоминало лиственницу, ничто иное и не могло выжить в таком месте, но вместо иголок повсюду торчали мелкие узкие листья. Упругие ветви благосклонно сгибались под напором загорелых рук, но отламываться не желали. Эдвин присел рядом.
– Дай помогу.
Ани покосилась в его сторону, но все же отошла, потирая испачканные ладони.
– Даже если мы вырвем его с корнем, на кучке веток много не растопишь. – И внезапно добавила: – Это место ощущается мертвым.
– О чем ты?
– Ни еды, ни воды. Только то, что ты принес с собой. Ни нормальной дороги, только разломанная каменная тропа. И можешь представить, какое количество тел сгнило где-то там, – она кивнула на обрыв, – у подножия?
– Много.
– Да, много. Знаешь, в Вествуде в свое время возвели множество памятников, еще во времена, когда я была совсем ребенком. Все они так или иначе приурочены к успехам Вильгельма либо называются в честь «освободителей» Вествуда. Раньше я никогда особо не задумывалась, кто и от чего освобождал запад. Теперь, благодаря их рассказам, – Ани кивнула в сторону целителя и вора, – прекрасно понимаю.
– Не забывай про кучу церковных монументов – я был в городе всего пару дней и все равно увидел достаточно.
Торговка махнула рукой.
– Ну еще бы.
– К чему это ты?
– Про остов наверху. Выгоревший труп твердыни, по которому просто прошлись смертоносным маршем, а затем выбросили за ненадобностью. Вот настоящий памятник.
Эдвин на мгновение замер, пожевал нижнюю губу.
– Какие времена, такие и памятники.
Крякнув, он все же сломил сопротивление одной из веток, откинул ее на землю, принялся за вторую. Ани вновь присела на корточки.
– Попробую счистить листья, а то будут тлеть… Я тут подумала, что даже спустя столько лет рассказы и воспоминания о тех временах вызывают желание проблеваться…
Эдвин против воли улыбнулся. Ани обладала чудесным умением ругаться, не используя бранные слова.
– …а представь, каково было тогда жить? Я много думаю об этом, не могу не думать. Отец и мать хлебнули бед сполна, я всегда знала это. Но теперь куда легче представить подробности. Не уверена, что хотела этого.
Юноша зарылся в куст с головой, чтобы Ани не видела его лица. Что говорить в такие моменты, он не знал, но торговка словно и не ждала ответа, просто желая выговориться после событий последних дней.
– Когда моя лавка сгорела, я даже не испытала тоски – наверное, от шока. Разве что совсем чуть-чуть. Думала, боль придет позже. А оказалось, что самое плохое еще даже не началось. Посмотри на них: Гааз, Сэт. Прямо два смертельно больных, которые бьются в агонии. Ты видишь это?
– Наверное.
– Я вижу точно. Каждый пострадал по-своему, и эти раны должны были давно затянуться, но это не так. И знаешь, что… Когда я сидела с вами на выезде из Вествуда, то была уверена, что поступаю правильно. Что худшее позади. Я ошибалась. И теперь, – она добавила едва слышным шепотом, – я боюсь сломаться.
Эдвин застыл. Сбор веток был поводом провести время вместе и отсрочить тренировку с Сэтом. Но подобные откровения… Он повернулся к девушке – опустив голову, та медленно ощипывала несчастную ветку.
– Что случилось с твоим отцом?
Она вскинула голову, нижняя губа была закушена.
– Что?
– «Не цепляйся за прошлое». Эти слова сказал тот мужчина, и именно их ты повторила, когда решила отправиться с нами. Это ведь твой отец? Его цитата?
– Нет. Я рассказала, что с ним случилось, никакого обмана. Иеремия был ублюдком тогда, остался и сейчас. Он сгноил моего отца. Поэтому нет, то цитата моей матери.
– Откуда он мог ее знать?
– А откуда он мог знать про северо-восточные ворота и то, что мы будем у Парацельса той ночью?
– У меня нет ответа.
– У меня тем более. Все эти события ты принес с собой на хвосте, Эдвин Гертран. Тебе и разбираться.
Он попытался улыбнуться.
– Справедливо.
– Что касается той фразы, это были ее последние слова. Сама я не помню, мне было всего три года. Отец не любил рассказывать о тех днях, но именно эту деталь упоминал часто. Она уже знала, что осталось недолго, может, хотела уйти с красивой строчкой на устах. Но папа держался за эти слова всю оставшуюся жизнь. И когда я была ребенком, и гораздо позже, ближе к концу. Иногда все было совсем плохо, но уверенность, что стоит смотреть в будущее, не оглядываясь в прошлое, в итоге помогла ему выкарабкаться. Жаль, что слишком поздно.
– Поэтому ты…
Ани не дала договорить:
– В тот день, когда эти слова перелетели через порог, меня почти парализовало. К вопросу, откуда он мог их знать, добавилась еще одна загадка: к чему это было сказано? Потом моя лавка сгорела.
Эдвин едва сдержался, чтобы вновь не выплеснуть из себя ничего не значащие извинения.
– В тот момент эта фраза казалась мне путеводной, помогла оправиться после пережитого, как и моему отцу когда-то. Я решила, что ничто не происходит без причины, а вместо того, чтобы горевать об утраченном, стоит двигаться вперед, без сомнений. Легче сказать, чем сделать. И теперь мы еще так далеки от конца пути, а я чувствую, что уже не справляюсь.
– Ты не видела меня, когда мы с Сэтом покинули деревню. В сравнении со мной тогдашним – ты отлично справляешься.
Она опять подняла на него глаза.
– Что изменилось с тех пор? Что ты сделал, чтобы вновь обрести твердую почву под ногами?
«Понял, что могу умереть в любой момент».
Этого Эдвин говорить не стал.
– Ничего. Просто научился притворяться. – Вспомнив разговор с Гаазом накануне, он добавил: – И то не очень хорошо.
Торговка смотрела на него еще несколько секунд. Затем кивнула. Раздался хруст, заставивший юношу вздрогнуть, Сэт возник за спиной.
– Долго возитесь, – посмотрел на юношу, – пора.
– Секунду. – Эдвин вцепился в неподатливый куст и наконец выкорчевал его из земли. Вялым жестом потряс им в воздухе.
– Потрясающе. – Лис сложил руки на груди.
– Не хочу вас расстраивать, но в дальнем кострище и так есть сухие ветки. – Гааз тоже подошел поближе.
Ани уставилась на него.
– И ты говоришь это после того, как мы почти четверть часа копались в грязи, пытаясь найти для розжига хоть что-то?
Юноша ничего говорить не стал, но в знак солидарности с этим мнением разжал ладонь, несчастный кустик повалился обратно на землю. Парацельс начал что-то отвечать, но потом все произошло очень быстро.
Эдвина с силой отбросило в сторону, он взвыл, приложившись затылком о камень. Сэт толкнул его с такой силой, словно хотел сбросить с обрыва. Мир закачался и на мгновение померк. С силой покрутив головой, юноша понял, что проблемы не с глазами, пространство вокруг заволокло дымкой. Едкие клубы быстро расползлись по только что девственно-чистому плато. Где-то далеко встревоженно заржали лошади.
Все еще не понимая, откуда они взялись, он активно зашарил ладонями по земле, боясь случайно улететь вниз. Где-то сбоку раздался глухой звук, затем еще раз, словно кто-то вонзил черенок лопаты в землю. Лишь наткнувшись на источник шума и едва не порезав руку, Эдвин осознал, что сжимает в руке болт. Треклятый арбалетный болт!
Замешательство стоило дорого. Третий болт не издал никаких звуков, в плоть юноши он вошел абсолютно бесшумно. Ногу пронзило болью, юноша подавился криком. Вновь повалился ничком, едва не ударившись лицом о камень. Штанина начала быстро намокать, теплые струйки побежали по бедру. Не надо было даже смотреть на рану, чтобы понять: дело плохо. Где же остальные…