Где-то в глубине души поднялся ураган, но быстро сошел на нет. Произошедшее на плато явно вытянуло все силы не только из Эдвина. Шепот затаился. Скрючившаяся перед ним женщина подняла голову.
– Уверен, мальчик? Теперь всем нам стало понятно, за кем я гонюсь на самом деле. Я буду искать тебя, несчастный человек. И найду.
– Я знаю. И я буду готов. – Но он все равно отвел взгляд.
Ани молчала, скрестив руки на груди. Но хотя бы стояла рядом, не пытаясь отпрыгнуть в сторону, словно от прокаженного. Спасибо и на этом. К краю плато вернулся Гааз.
– Дела у нее плохи. Перебит позвоночник. – Он вялым жестом указал на лежащее ничком, стонущее тело. – Я… Я не знаю, что делать. На войне в таких случаях мы… – Вновь запнулся, добавил тверже: – Я ничего не могу для нее сделать.
Сэт внезапно присел рядом с Далией.
– Нет ничего важнее своих людей, да?
– Твой парень убил их всех.
Эдвин дернулся, Сэт не дрогнул.
– Не всех, как мы только что узнали. Легко напоминать другим о долге, покуда он не валится на твои собственные плечи.
– Ты отборная скотина, Лис. Легенда. И одновременно отпечаток времен, которые нам подарил Вильгельм. Ты ведь мог прикончить ее вместе с ним. – Она вяло кивнула на труп пухлого.
– Никогда не беру на себя больше трупов, чем требуется.
Эту же фразу старый вор сказал, когда они покидали таверну Флориана. История повторилась. Схватку они выиграли, но юноша вновь почувствовал себя проигравшим. Что ж, в этот раз если кто и свалится с лошади без сил, то это будет он сам. Ноги подкашивались, но Эдвин заставлял себя держаться. Он взглядом указал на лошадей, вор кивнул. Бесконечная, казалось бы, схватка заняла меньше четверти часа, солнце все еще висело над долиной. Если они поспешат, то успеют продвинуться дальше до того, как окончательно стемнеет. Оставаться на этом участке спуска было бы крайне неразумно. Да и не очень-то хотелось.
Эдвин прошел мимо спутников, стараясь не смотреть на распростертые тела. Как попало покидал вещи в наполовину разобранные сумки, подвесил их к седлам. Агрель, как и остальные кони, притихла, но все еще беспокойно вертела мордой. Он ласково почесал ее загривок.
Ведя лошадей, юноша вернулся обрыву. Далия успела подняться на ноги, он вздрогнул, но женщина просто прошла мимо, не удостоив его взглядом. Никто ее не останавливал. Держась рукой за ребра, она медленно проковыляла к девушке, носившей платок, опустилась рядом на колени. Поняв, что сейчас произойдет, Эдвин отвернулся. Спустя мгновение редкие стоны затихли навсегда. Голыми руками? Или за пазухой у главной скрывался еще один нож, который она не захотела или не сочла нужным сейчас использовать против него?
– Нет ничего важнее людей, – повторил Сэт, – поэтому поспешим.
– Мы правда оставим ее за спиной? – Ани забралась в седло. Гааз, не говоря ни слова, тоже взгромоздился на лошадь.
– Только если ты лично не хочешь взять грех на душу, девочка. Далия потеряла всех своих людей, и у нее сломано минимум три ребра. Их лошади и припасы остались на самом верху, возле твердыни. Ей придется дождаться утра, проковылять весь путь обратно, зализать раны и лишь после этого отправиться дальше. У нас будет хорошая фора.
Эдвин без особой надежды уточнил:
– Она ведь не отступится?
– Нет, не отступится.
Сэт двинул коленями, лошади вереницей потянулись к узкому проходу спереди. Один за другим его спутники вновь вышли на каменную тропу, Эдвин обернулся. Из всего крыла только Далия осталась в живых этим вечером. Одинокая фигурка так и стояла на коленях, не удостоив удаляющихся беглецов взглядом. Эдвин вдруг ясно ощутил, что видит ее не в последний раз. А потому он отвернулся и больше не оборачивался. До самого конца, пока плато не скрылось за поворотом.
Глава 18. Хронология выступлений
Рик перешагнул порог, замер, пропуская спешившую куда-то старушку. Огляделся вокруг, но все участники их немногочисленной группы уже успели разойтись, раствориться в бурлящих городских потоках. С момента, как они с Райей и Верноном пробрались в город, людей на улицах стало значительно больше. Словно жители наконец оправились от потрясения и начали выползать из своих маленьких уютных нор.
Вместе с увеличением количества толп росло и недовольство. Те, кто потерял свои дома и своих близких, наконец поняли, что помощи ждать неоткуда. В ближайшее время уж точно. И проставив скупой крестик на подсунутых им бумажках, осознавали, что дальше придется как-то жить. В городе, где у них ничего не осталось. В Фароте, который, по скупой указке высокородных, теперь пожирал сам себя.
Ноги сами вынесли его на окраину города. До этого он довольно неплохо успел изучить окрестности Кошачьего двора, который располагался довольно близко к восточному краю городской стены. Тот район, как Рик уже понял, являлся благополучным. Сейчас же он двигался по улицам, которые довольно сильно напоминали трущобы. Даже побитые жизнью переулки периметра, где торговал брагой незадачливый рыжий мальчишка, выглядели приличнее. Новое пристанище, предоставленное им Фреем, располагалось довольно близко к краю воронки, и пристойные в целом улицы, довольно быстро сменились узкими вонючими проходами.
Создавалось впечатление, что кратер распространял вокруг себя чуму, заставляя все окружение истончаться и тлеть, постепенно сходя на нет. Рик понимал, что это полная чушь. Эти городские коридоры стали такими задолго до того, как катаклизм обрушился на город. Местные нищие годами сидели, привалившись к выцветшим стенам, а сточные канавы забились и начали гнить давным-давно. Но отделаться от ощущения, что черная воронка причастна ко всему этому, он все равно не мог.
Даже в таком месте люди создали подчиняющуюся определенным правилам систему, которая теперь перестала работать. Тем, кто когда-то грабил, теперь нечего было красть. Тем, кто когда-то продавал, нечем было торговать. Те запасы, которые город сейчас пожирал, сосредоточились в других местах, а сюда доходили лишь крохи. И если раньше местные жители воспринимали паршивые времена как нечто должное, то теперь им было кого (или что) обвинить.
Завтра будет тяжелый день, он знал это. Покуда карпетский вор трясся от восторга, Рикард здраво оценивал происходящее. Они вместе с высокородной незаметно погрузились в трясину, из которой сейчас торчала лишь макушка. И что бы там ни болтал этот Байрон и какую бы помощь ни оказал, Рик церковникам не верил. С тех самых пор, как они засунули его в клетку.
А посему усидеть на месте он не мог. Проблема была в том, что, покуда его спутники готовились к завтрашнему дню, каждый по-своему… Он был готов уже давно. Передача мелкой книжонки Райе была символическим жестом, благосклонным кивком собственным ощущениям. Рик понимал: все, что может пригодиться, у него уже есть. А излишки не требовались. В такие дни, как завтрашний, лучше просыпаться без лишних забот за душой.
Правой рукой он погладил кожаные ножны, спрятанные под рубахой, против воли ощутил странное успокоение. Затем, поморщившись, дотронулся до рукоятки, торчавшей под ремнем на левом боку. Это оружие не дарило спокойствия, а наоборот, слишком тесно связывало его с вещами, которых Рик старательно избегал. По-хорошему светящееся лезвие стоило оставить в одной из местных канав, но юноша сдержался, подбодрив себя северной поговоркой:
– Пара угольков согреет там, где не видно весны.
Проговорив слова одними губами, он одернул руку и поспешил вперед. Раз уж материальные приготовления окончены, остаток дня стоит посвятить прогулке по фаротским задворкам. Он потратил достаточно времени, слоняясь возле обители. Оставалось понять, что слетает с языков здесь, на периферии благополучия.
Незаметно для себя он подошел вплотную к срезу воронки. Улица здесь шла в горку, а потому черную поверхность кратера было хорошо видно невооруженным взглядом, лишь местами пейзаж перекрывали крыши чудом уцелевших домов. Где-то там, среди ближайших построек, слонялись патрули церковников, поэтому юноша не стал подходишь ближе. Вместо этого Рик развернулся на пятках и зашагал вдоль очерченной катаклизмом границы.
Улицы были довольно пустынны, сейчас они принадлежали горам гниющего мусора, скопившегося в проходах. В простенках сидели скорчившиеся нищие, бессмысленные в своем существовании, подать им монетку здесь все равно было некому. Редкие прохожие торопливо вышагивали по мощеным улицам, на глазах Рика какая-то женщина многократно осенила лоб молитвой. Окружение резко контрастировало с залитыми солнцем центральными улочками, которые словно полностью оправились от произошедшего. Там напоминанием о паршивых временах служили лишь треклятые платформы для проповедей. К слову об этом…
Услышав краем уха какой-то гомон, Рик встрепенулся, свернул в очередной переулок. Те немногие, кто, помимо него, выбрал эту окраину местом для прогулок, стекались к небольшой арке впереди. С высоты своего роста юноша разглядел впереди минимум три десятка голов. Приблизившись, он начал аккуратно просачиваться сквозь толпу, мягко вклинившись меж стоящих людей.
Арка вывела его на небольшую квадратную площадку, зажатую меж домов. Все четыре торца, выходящие во внутренний дворик, уныло щеголяли темными оконными проемами, черепица на крышах выцвела и облупилась. Когда-то, по задумке неизвестного архитектора, то была небольшая прогулочная зона для жителей ближайших зданий, в которой можно было спрятаться от лучей полуденного солнца и просто отдохнуть, примостившись на одной из расставленных по периметру скамеек.
Ныне трава вдоль тропинок пожухла и истерлась, скамейки растащили, а на тех немногих, что остались, люди сейчас стояли прямо ногами, в полный рост, чтобы лучше видеть происходящее. Когда-то прямо по центру площадки росло огромное дерево, крона которого давала приятную тень, а ветки уютно стучали в окна верхних этажей. Сейчас о его существовании напоминал лишь здоровенный, вписанный в круглую клумбу пень.