- Говори яснее, Дах, - нахмурился Фа-Тамир. И ощутил, как сбилось с ритма сердце. Будто конь оступился.
- Мы хотели похоронить Хоту-Змейку у подножья двойной башни, прозванной «Брат и сестра». Ее колокол на рассвете всегда блестел, как звезда… Мы не увидели башни. Место, где она стояла раньше, нашли по трем высохшим деревьям, но от башни не было и следа. Ни фундамента, ни даже камня. Только песок.
- Вы ошиблись местом, полковник, - сказал Фа-Тамир.
- Когда возвращались к Стану, я приказал держать на холм с каменными столбами, где висели три колокола. Их тоже нет… Я бросил в пески полсотни всадников, они к середине дня вернулись в смущении. На всем пространстве, что успели они обскакать, не жалея коней, нет ни одного колокола. И словно не было никогда… То же говорят кормчие двух лодок. Не видя привычных знаков, они заплутали в песках…
Урата-Хал покачал головой, бросил повод и скрестил на груди руки.
Фа-Тамир сказал:
- Еще одна загадка нашего мира. Это смутит многие умы.
Вождь тауринов усмехнулся:
- Только не их… - Он показал на гребень стены, где четверо мальчишек весело спорили и смеялись, готовясь отпустить еще один шар.
Они отпустили его.
Шар - большой, ярко-оранжевый - проплыл над всадниками. На нем было нарисовано смеющееся лицо с прищуренным глазом и крупными темными веснушками.
Кони стали. Всадники, запрокинув коричневые лица, смотрели, как шар уходит в непривычно посветлевшее небо…
- У нас ведь еще будет время, - сказал Фаддейка.
«А правда, у нас еще будет время!» - радостно подумала Юля. Фаддейки дергал ее за левую руку, правой она сдернула с него вязаный колпачок и растрепала его апельсиново-морковные кудри. Тогда он заулыбался и сказал:
- А про песню не забудь. Сегодня же споешь.
- Ох, ну какая я певица?.. Да ладно, ладно, попробую.
Они зашагали к калитке, и почти сразу Юля услышала, что кто-то идет по пустой улице следом - большой и осторожный. Оглянулась.
Золотисто-оранжевый конь шел за ними в пяти шагах. Мягко ставил копыта на гибкие доски тротуара.
А ШПАГИ НУЖНЫ!
Эта книга не совсем обычная. Она юбилейная. В этом году Владиславу Петровичу Крапивину исполняется пятьдесят лет.
Но такое событие ничуть не меняет дела. Писатель по-прежнему верен своим героям-ребятам, своим убеждениям и принципам, а значит, остается самим собою. А что стоит человеку быть самим собою - каждый может испытать на себе…
Человек молод, пока он не забыл своей далекой давней мечты, пока он сердцем слышит тревожные позывные в разноголосье жизни и с готовностью откликается, спешит на помощь. Таков Владислав Крапивин.
Человек, сохранивший в душе мир детства, навсегда предан законам дружбы, знает цену данному слову и не ведает скуки и уныния Он не отвык, проснувшись, радоваться каждому новому дню, в котором непременно должно произойти что-то хорошее и интересное, какое-нибудь пусть маленькое, но - открытие.
Писатель справедливо и светло утверждает, что каждый, любой день - чудесная возможность совершить хотя бы один стоящий поступок, полезное дело, испытать себя. А вдруг именно сегодня случится то, что ре-шит всю твою дальнейшую жизнь? Так или иначе, все малое и великое приходит «в один прекрасный день». Недаром этой фразой начинаются многие сказки и многие реальные события.
Так случилось и с героем повести «Тень Каравеллы», написанной давно. В ней писатель и рассказывает как раз о том, как в один весенний день определилась его человеческая и писательская судьба.
Читатель сам убедился, что началось все с… бумажного паруса и кораблика из сосновой коры.
И теперь, когда Крапивин готовится с мальчишками в очередной парусный поход, кое-кто из хронически серьезных и безнадежно взрослых людей укоряет его, что все еще возится, как маленький, с ребятами и играет в кораблики. Крапивин не обижается, а жалеет таких людей. Он ведь и предупредил в начале книги: «Эта повесть не для них. Они все равно не поверят, что, не будь у меня первого бумажного паруса, размером в половину открытки, я вообще бы не написал ни одной книжки».
Да, это название оказалось символичным: Тень Каравеллы осенила всю жизнь писателя, позволила ему остаться в прекрасном мире Мечты. Ветер и паруса, море и корабли, всадники и клинки живут почти во всех его произведениях. И это не случайно, все эти вещи, как и положено, сопутствуют бесстрашию, доблести, добрым делам.
И, пожалуй, нет школы, класса, двора, где бы не знали книг Владислава Крапивина, не слыхали об отряде «Каравелла». Но об отряде чуть позже.
Первые герои Владислава Крапивина пришли к читателю в самом начале шестидесятых годов. Небольшая книжечка рассказов называлась «Рейс «Ориона» и вышла у нас в издательстве в 1962 году.
Рассказы были написаны талантливо, свежо. Они сразу запоминались.
Тут ради справедливости надо сказать, что на первых шагах литературной судьбы Крапивину повезло с редактором. Ирина Алексеевна Круглик чутьем угадала в юном скромном «дебютанте» большого писателя и сделала все возможное, чтобы «Рейс «Ориона» быстрей состоялся. Книжка была оформлена по тем временам красиво, любовно. Работал с ней художник Герман Перебатов.
С тех пор изданы десятки его книг в нашей стране и за рубежом - в Польше, Болгарии Чехословакии, Венгрии, ГДР, Румынии, ФРГ Японии.
Что же привлекает читателя в книгах Владислава Крапивина?
Многое.
Прежде всего искренность и открытость. Отсутствие дистанции между взрослым и ребенком. Он сам не приемлет этой дистанции нарочито проявленного превосходства, снисходительного поучительства. Только на равных, только на взаимном уважении возможно строить любые человеческие отношения, тем более- старшего и младшего.
Пронзительно острой и неисчерпаемой, как бы пожизненной, остается эта проблема, существуя во всем творчестве писателя в бесконечно новых вариантах обстоятельств и судеб Потому что и в жизни нашей она остается болевой точкой, особенно для ребят. Встретились старший и младший… От таких коротких, как молния, контактов сбывается радость и случается беда. Все зависит от старшего, от осознания его роли в судьбе младшего
В детстве все серьезно, навсегда, до конца
Такова дружба взрослой Юльки с маленьким Фаддейкой в повести «Оранжевый портрет с крапинками», Ярослава Родина с мальчишками из «Голубятни на желтой поляне» оруженосца Кашки с Володей, такова необычайная короткая встреча Славки с человеком, понявшим его «дикую» мечту в рассказе «Звезды под дождем». Да в любом из произведений наряду с угрюмыми, подозрительными людьми, явными недоброжелателями, обязательно встречается хороший человек. Это совершенно реально. Так в жизни и бывает. Должно быть. Потому что настоящую радость можно испытать только от встречи с хорошим человеком. А какая же жизнь без радости?
В судьбе Журки («Журавленок и молнии») особенно видно, как много горя и переживаний приносим детям мы, взрослые. Отец спокойно похищает у сына самую любимую, заветную книгу и продает ее, потому что ему нужны деньги. Он совершенно уверен, что волен так поступить. Однако берет книгу тайком!
Все еще не может изжить себя постыдная формула: взрослый прав уже тем, что он взрослый. Вот что всегда и прежде всего возмущает писателя. Вот против чего он восстает вместе с ребятами.
И как часто вооружаются этим принципом - взрослый всегда прав - родители и особенно учителя.
Вспомните повести «Мушкетер и Фея», «Колыбельная для брата» и вот эту, только что прочитанную - «Валькины друзья и паруса»… Слепо веря в свою непогрешимость, приняв эту веру по дурной эстафете чужого опыта, такие учителя стремятся «творить» из ребенка человека, не понимая, что он и есть человек, спокойно попирают его человеческое достоинство. Именно о таких «педагогах» говорит Крапивин с гневом и горечью. Разве это не правда? В школах есть немало прекрасных учителей. Они сами страдают от таких «порядков» и как могут уберегают ребят от муштры и формализма. Они не могут обижаться на писателя - это ведь не о них.
У Владислава Крапивина, кстати, есть образы настоящих учителей, подвижников и союзников ребят. Например, Лидия Сергеевна - первая Журкина учительница, которую он, конечно же, запомнит на всю жизнь («Журавленок и молнии»). Это и прекрасный великодушный человек, директор школы Борис Иванович из повести «Мушкетер и Фея».
Да если бы все учителя были такими! Если бы не было в школьной жизни рутины, показного благополучия и равнодушных людей - не пришлось бы в корне и в срочном порядке пересматривать школьную систему. Тревога
за школу вот уже много лет набатом звучит со страниц крапивинских книг. Но в ответ писатель- столько раз слышал: «Это дискредитация советской школы!»
Ребята не хуже взрослых разбираются, кто есть кто. И во все времена были и будут педагоги, за которыми табунами ходят ребята. Они никогда не забудут своего единственного учителя-друга, учителя-советчика. Надо бы таких учителей побольше, а равнодушных и злых не надо бы совсем. Но до такого пока еще далеко. Зорко увиденные писателем «типажи» еще очень уверенно пребывают в школьных стенах. И утверждают свои страшные порядки. И искать долго не надо, тут же они, в нашем городе. Приходят мать со своим сыном-первоклассником, приносят, как все, букет. Купили накануне, потому что с утра не купишь, цветы не безупречно хороши. Не повезло им с цветами. «Мне еще никогда не дарили такого букета!.. Такого несвежего, жалкого!» - так приветствовала учительница одного из своих новеньких учеников. Мелочь? Вряд ли. И с первых же дней эта учительница установила порядок: поочередно назначала «наблюдателя», ставила его лицом к классу и велела «докладывать» (а попросту - доносить!), кто плохо сидит, крутится и разговаривает, пока учительница пишет на доске строчку букв… Вот так. Как будут развиваться отношения учительницы с классом, представить не трудно. Вот мимо чего Крапивин не пройдет.