Рисовать кувшины и перспективы Вальке было лень. Кому они нужны? Учителя по рисованию (а они часто менялись) не говорили ему одобрительных слов. И никто, почти никто не знал, что Валька может на самом деле. Потому что почти никто не видел его второго альбома.
В нём Валька рисовал то, что любил: парусные корабли, фантастические города и своих приятелей-малышей. Корабли и города он рисовал давно, а ребят начал позднее, но они занимали много страниц.
Валька сам не ожидал, что так получится.
В августе, когда зачастил к нему Андрюшка, Валька не думал, что это всерьёз и надолго. Но проходили дни, и почти каждый из них начинался с Андрюшкиного появления. Иногда он приводил всю компанию. Шумная компания в Валькиной комнате вежливо притихала и смотрела на хозяина с почтением. «Валька, ты поможешь кирпичи притащить? Мы будем печку складывать», - говорил Андрюшка и смотрел уверенно и спокойно. Он никогда не сомневался, что Валька поможет. «Ты не знаешь, где взять во-от такой циркуль? Нам надо круг на земле начертить, мы будем цирк строить. Валька, нарисуй нам ракету. Мы её из бочки будем делать».
Чаще всего они просили именно нарисовать. Потом по Валькиным рисункам они возводили свои сооружения: мосты через канаву, звездолёты, крепости и поезда. Не всегда это получалось, не хватало времени и материалов, и где-нибудь в середине дня Андрюшка появлялся снова. Исцарапанный, перемазанный, но спокойный и деловитый. Валька, а если крылья сделать не из досок, а из картона?..
Но однажды Андрюшка не появился. Прошёл день, потом второй, и Валька почувствовал ревнивое беспокойство. Он прихватил альбом, будто идёт порисовать на улице, и отправился к ним во двор. Вся компания дружно скакала по асфальту на одной ножке - играла в классы. Почему вдруг в августе они вспомнили эту весеннюю игру?
Вальку малыши встретили радостными криками, но прыгать не перестали.
И тут он отчётливо понял, что они, в конце концов, без него обойдутся, а он без них не может.
С тех пор Валька стал приходить к ним с альбомом. Это было очень удобно: они занимаются своим делом, а он рисует.
Иногда Валька бросал карандаш, чтобы помочь малышам в каком-нибудь трудном деле, но они не часто обращались за этим. Они очень уважали Валькину работу. И если он просил их постоять и не двигаться, они послушно замирали в самых неудобных позах.
…Валька листал альбом. Среди набросков и законченных рисунков он хотел найти что-нибудь подходящее для новой работы, для Легенды океана. Какого-нибудь мальчишку, который сидит так, как сидят на берегу. Но очень скоро он понял, что это бесполезно. Каждый рисунок мог быть хорош сам по себе, но не годился, чтобы его использовали для другого.
Вот «Гладиаторы»: Толька Сажин вскочил на перевёрнутую бочку и отбивается деревянным мечом от наседающих мальчишек. Чёрные брови сведены к переносице, а волосы над лбом встали торчком, как гребень у бойцового петуха. Кажется, похоже получилось…
«Космонавты»… Всё та же бочка, превращённая теперь в ракету. Четверо сидят в ней, а пятилетний Борька стоит в стороне и надулся: ему поручили руководить запуском с Земли.
«Первый снег»… Деревья и палисадники уже в пушистых оторочках, но на земле снега ещё очень мало, и двое мальчишек скребут лыжами по замёрзшим комкам. Это он Андрюшку и Павлика рисовал.
«Ирка и месяц»… Тонкая берёзка, узкий светлый месяц над ней и притихшая Иринка. Стоит, запрокинув голову. В ботах, в капюшоне. Конец октября…
И ещё рисунки. Летние, осенние, зимние…
Постепенно Валька перестал стесняться своей дружбы с Андрюшкиной компанией. А вот рисунки эти не показывал никому. Наверное, так же прячут свои первые стихи начинающие поэты и так же какая-нибудь девчонка никому не показывает записку с приглашением в кино, полученную от мальчишки из соседнего класса… У каждого бывает своя тайна, и каждый имеет на неё право.
Валька слишком много любви вкладывал в свои рисунки и боялся, что кто- то скользнёт скучным или насмешливым взглядом и спросит: Зачем ты возишься с этой мелкотой? Неужели охота? А может быть, не спросит, но подумает.
Показать бы тому, кто обязательно поймёт. Но кому? Учителя по рисованию менялись в школе буквально через каждые две недели, и ни один из них Вальке не нравился. Кроме последнего.
Недавно в классе появился Чертёжник. Чертёжником его прозвали старшеклассники, к которым он пришёл немного раньше. Звали его Юрий Ефимович.
Он был высокий, русоволосый и очень молодой. Чуть сутулился, но иногда вдруг резко выпрямлялся, и тогда Вальке казалось, что на боку у него висит невидимая шпага. Говорил Юрий Ефимович, слегка запинаясь на звуке «р», и у него получалось временами вместо «рисовать и ребята» - «р-лисовать, р-лебята. Но это даже нравилось Вальке так же, как нравился его спокойный голос и какая-то особая точность и цепкость движений.
На первый урок Чертёжник пришёл с глобусом и сказал:
- Давайте попытаемся изобразить эту штуку… Только обратите внимание, что глобус - это не просто шар на подставке. Это модель Земли. Планеты. С морями, горами и пустынями… Не знаю, как вам, а мне глобус всегда напоминает о приключениях и о космосе… Короче говоря, я не буду возражать, если вы нарисуете его летящим среди комет, облаков, спутников или в окружении какой-нибудь… ну, скажем, тайны. Класс загудел.
- Думайте, - сказал Чертёжник.
Валька нарисовал тогда громадный земной шар, который восходит из-за морского горизонта. А по морю, навстречу ему, скользит высокая трёхмачтовая каравелла.
Море не получилось у Вальки, да и весь рисунок был поспешным и неудачным. Но Чертёжник взглянул и тихонько сказал:
- Интересно…
Может, показать ему всё? - подумал тогда Валька. Но было страшновато. И он решил посоветоваться сначала с Сашкой.
В старших классах Сашку, наверно, будут звать декабристом. Но пятиклассники о декабристах знали не очень много и звали Сашку просто Стужей. Фамилия у него - Бестужев.
Сашка - человек непростой. Иногда казалось, что у него до крайности весёлый нрав, а иногда он становился задумчив или раздражителен. Кроме того, Сашка отличался рассудительностью в речах и небрежностью в одежде. Круглые очки у него всегда сидели «наперекосяк», руки пестрели чернильными веснушками, одна штанина казалась короче другой, а пуговицы на рубашке были перепутаны. Время от времени Сашкины родители спохватывались, отмывали его, обряжали в новый костюм какого-нибудь рижского фасона и приводили в порядок причёску. Сашка появлялся в школе - тонкий, изящный, похожий на юного скрипача. Но, верный своим привычкам, через несколько дней он приводил себя в обычный вид, а родителей в уныние.
Валька не обращал внимания на Бестужева. А их близкое знакомство началось с короткой и сдержанной ссоры. Случилось это в начале октября, в парке, куда пятый класс ходил на экскурсию.
Бестужев был не виноват. Виноват был скорее сам Валька. Когда все разбрелись по усыпанным листьями лужайкам. Валька повесил портфель на ветку. Не хотелось таскать лишнюю тяжесть. В портфеле среди учебников лежал заветный альбом. Валька принёс его, потому что надеялся порисовать в укромном уголке. Укромных уголков не оказалось, и Валька отправился бродить по сухим шелестящим тропинкам.
А ветка в это время сгибалась и сгибалась.
Когда он вернулся к берёзе, портфель с отскочившим замком валялся в траве, а рядом стоял Сашка Бестужев и внимательно разглядывал Валькины рисунки.
И хотя пугаться было нечего. Валька в первую секунду испугался. От неожиданности. Потом разозлился и почувствовал жгучую обиду. Что же это такое, в самом деле! На висячий замок, что ли, портфель запирать? Он шагнул к Бестужеву и очень невежливо рванул альбом. Сашка вздрогнул, и очки у него перекосились сильней обычного. Опустившись на колено, Валька стал заталкивать альбом в портфель. Он ощущал противную дрожь, словно только что подвергся страшной опасности. Сашка неловко топтался у него за спиной. Наконец он сказал:
- Этот альбом валялся рядом с портфелем. Он всё равно был открыт. Ветер перелистывал у него страницы.
- Какой любопытный ветер! - язвительно заметил Валька.
- В конце концов, тут не написано, что это твой альбом.
- Может быть, написано, что он твой? - спросил Валька и выпрямился.
Такой надписи не было, и Сашка нерешительно пожал плечами. Потом сказал:
- У тебя нервы слабые.
- Зато кулак крепкий, - с вызовом ответил Валька и понял, что брякнул глупость: во-первых, кулак не был крепким, во-вторых, драться сейчас было просто смешно и бесполезно.
Он поднял портфель и, не оглядываясь, пошёл к парковым воротам.
Впрочем, на следующий день он уже почти не думал об этом случае. Вспомнил только тогда, когда поймал Сашкин взгляд. Взгляд был внимательный и немного виноватый. Валька отвернулся.
Когда Валька возвращался из школы, Бестужев догнал его. С минуту он молчал и шёл, отставая на полшага. Потом сказал:
- Зря ты злишься.
- Я не злюсь, - сказал Валька. Он в самом деле не злился. Чего теперь злиться? Главное, чтобы этот очкастый, худой и почти незнакомый одноклассник не болтал всем про альбом. Но он, кажется, не болтун. - Я не злюсь, - повторил Валька. - Я только вчера разозлился. Думаешь, приятно, когда кто-то… - Он сбился. Хотел сказать «суёт свой нос не в своё дело», но побоялся новой ссоры.
- …когда кто - то любопытный лезет куда не надо, - добавил Сашка. - Я знаю. Понимаешь, я удержаться не мог. Если бы обыкновенный альбом, а то такие рисунки замечательные…
Он сказал «замечательные» так просто, что Валька сначала даже не почувствовал похвалы. И только через секунду понял, что услышал оценку. Причём отличную оценку. До сих пор почти никто не говорил Вальке, хорошо или плохо он рисует. Разве что Андрюшка и его друзья. Но им всё казалось хорошо. Иногда, правда, родители видели его наброски парусников или рыцарских замков. Но, похвалив, они обычно спрашивали, выучил ли Валька уроки. Потому что карандашами сын забавляется ещё с дошкольного возраста, к этому привыкли, а к тому, что он временами двойки хватает, привыкн