Валька медленно сел. Но класс уже гудел, и голоса в поддержку Бегунова ясно выделялись в общем шуме.
- Интересно вот что, - перекрывая шум, заговорила Анна Борисовна. - Бегунова защищают те, кто сам не в числе лучших: Лисовских, Кольчик, Воробьёв… («Раньше она сказала бы ещё: Бестужев», - подумал Валька. Но сейчас Сашка молчал.)
Маленький Витя Воробьёв смешно сморщился: «С чего это я в худшие попал?»
- Да-да! И ты, Воробьёв! Ты тоже последнее время распустился… И меня удивляет, почему молчат наши активисты?
- Можно, я скажу? - Эмма Викулова на передней парте вскинула руку.
- Очень хорошо. Скажи.
- Все мальчишки считают, что если они сильные, значит…
Мальчишки подняли гвалт.
Встал Равенков и резко потребовал:
- Тихо! Пять секунд на установку тишины. Раз…
Тишина повисла над партами, тяжёлая, но непрочная.
- Непонятно, почему молчат пионеры, - сказал Равенков. - Почему молчит командир отряда Левашова. Она, кстати, соседка Бегунова по парте.
Светлана встала.
- Я в командиры не просилась. И в соседки к Бегунову не просилась. Пусть Бегунов сам говорит.
- Хорошо, пусть, - согласилась Анна Борисовна. - Говори, Бегунов.
Что говорить? Опять доказывать одно и то же?
- Я уже говорил.
- Мы пока ничего не слышали, кроме грубостей. Может быть, ты объяснишь своё поведение?
- Я вырвал свой альбом. И я не грубил, я про неё сказал.
- А ты не мог не вырывать, а сказать спокойно, чтобы она отдала.
- Будто она понимает! - крикнул Витька Воробьёв. - Она как обезьяна!
- Она дразнилась!.. Сама виновата! - зашумели мальчишки.
- Ти-хо!
- Разрешите, я скажу, - попросил Володя Полянский. И, не дожидаясь ответа, вышел к столу.
Высокий, в отутюженном чёрном пиджачке, подтянутый и какой-то слишком взрослый. Вальке он не нравился. Казалось, что Полянский считает себя умнее остальных и в класс ходит только по необходимости. Говорят, он занимался в драмкружке Дворца пионеров и даже по телевидению выступал. Может быть. Валька не знал.
- Бегунову трудно говорить. Не все умеют говорить, когда волнуются, - сказал Полянский, поглядывая исподлобья на класс.
- Ты зато умеешь, - хихикнула Эмка Викулова.
- Я умею… Я хочу сказать про Бегунова. Получается, будто он какой-то преступник. И в том виноват и в этом. А тут всё просто. Лагутина схватила его альбом. Она знала, что Бегунов не хочет, чтобы альбом смотрели, но схватила… Вот Викулова говорит, что ребята силой пользуются. Это неправда. Бегунов не сильный. И он не дрался, он просто альбом вырвал, чтобы она не смотрела. Даже Юрий Ефимович не стал смотреть, когда Бегунов сказал, а она…
- Постой, постой! - Анна Борисовна встревоженно взглянула на него, а потом на класс. - При чём здесь Юрий Ефимович?
- Сегодня же рисование было.
- Ну и что?
Володя почувствовал, что, кажется, сказал больше, чем нужно.
- Ну и вот… Бегунов попросил не смотреть альбом, и Юрий Ефимович не стал.
- И двойку поставил, - язвительно сообщила Викулова.
- Ябеда, - сказал Кольчик.
- Кто ябеда? Всё равно Юрий Ефимович записку написал!
- Викулова, постой. Какую записку? В чём дело?
- Ну, простую записку. Потому что Бегунов как заорёт: «Не имеете права!»
Анна Борисовна ладонями потёрла щёки.
- Так… - тихо сказала она. - Я просила Юрия Ефимовича быть вашим классным руководителем. Сегодня утром он почти согласился. Хорошо же вы его встретили…
Хотелось есть, но возиться с печкой или плиткой не хотелось. Валька поставил на клеёнку сковородку и стоя жевал холодную жареную картошку без хлеба. Всё равно, лишь бы притупился голод.
Он не включал свет, хотя в кухне стало совсем темно. В окнах стояли сумерки. Ветер притих, но мороз остался.
В коридоре грохнула дверь, и через секунду с клубящимся холодом кто-то маленький ввалился в кухню.
- Валька! Ты дома, Валька?
Андрюшка.
- Ну что? - сказал Валька.
- Можно, я включу свет?
- Я сам. - Он давнул кнопку выключателя. Андрюшкина шуба засияла блёстками инея и начала окутываться паром.
Андрюшка стянул косматую шапку и сообщил:
- Мы сегодня штурм начинаем. Придёшь?
- Какой штурм?
- Крепость будем брать. Я же рассказывал.
Счастливый он человек, этот Андрюшка. Будет штурмовать сегодня снежную крепость, нет у него других забот. Глаза блестят, и щёки розовые от мороза.
- В такой-то холод, - сказал Валька.
- Когда бегаешь, никакого холода нет, - возразил Андрюшка и немного опечалился. - Ты не придёшь, да?
- Я не могу.
- Не можешь…
«Не до крепости мне», - хотел сказать Валька. Но сказал:
- Я правда не могу. Мне в школу ещё надо. Я, может быть, завтра приду, Андрюшка.
- Ну хорошо. Завтра. - Он помолчал и добавил:- Часов на крепости нет. Плохо это.
- Ладно…
Он закрыл за Андрюшкой дверь. Дома было до тошноты тихо. Отец, как всегда, задержался в техникуме, у мамы - профсоюзное собрание.
Интересно, заходил ли с запиской Сашка? Если заходил, всё равно никого не застал. После классного собрания Бестужев ещё раз пробовал подойти к Вальке. Валька сказал:
- Пошёл к чёрту.
На этот раз, кажется, Бестужев крепко разозлился…
Валька глянул на часы. До семи ещё почти час. Совет дружины в семь. Равенков сказал: «Здесь мы ничего не решим. Не отряд, а базар какой- то. Сами хуже делаете. А ты. Бегунов, придёшь сегодня на заседание совета. Ясно?» И он взглянул на Анну Борисовну.
«Правильное решение, - сказала она. - По крайней мере, там ребята, у которых есть чувство ответственности».
А у класса чувства ответственности нет. Собрание кончилось тем, что мальчишки переругались с девчонками, а про Вальку и про дисциплину говорить никто не хотел.
У Бегунова чувства ответственности тоже нет. Он оторвался от коллектива, нарушил школьную дисциплину, оскорбил нового классного руководителя, а потом завуча, вину свою не осознал и извиняться не захотел.
Часы на стене стучали сухо и отчётливо. Это были большие старинные ходики. Валька посмотрел на них, принёс лист ватманской бумаги и достал тарелку, чтобы вычертить по ней циферблат крепостных часов. Тарелка выскользнула и грохнулась на пол.
Валька постоял, потом задвинул ногой под стол черепки, оделся и вышел из дому.
В чистом тёмно-синем небе светилась россыпь звёзд. Среди этой россыпи дрожала золотая капля. Валька знал - это Юпитер. Совсем недавно он снова смотрел на него в Сашкин телескоп. Видел светлое зеркальце планеты и четыре точки спутников. Совсем недавно… Эх, Бестужев…
Школа работала в одну смену и по вечерам делалась непривычно пустой.
Лестница была полутёмной и гулкой. Валька поднялся на второй этаж. Плафоны в длинном коридоре горели через один, и стоял полумрак. Только открытая дверь пионерской комнаты в конце коридора ярко светилась. Валька пошёл туда, и справа, в чёрных стёклах, двигалось его тёмное отражение.
Часы показывали без двадцати семь.
В пионерской был только один мальчишка. Маленький, но с двумя нашивками. Видимо, четвероклассник. Он стоял у тумбочки с барабаном и щёлкал по нему пальцем. После каждого щелчка над барабаном поднималось облачко пыли.
Когда Валька вошёл, четвероклассник вздрогнул и обернулся.
«Знакомое лицо», - подумал Валька. - На кого он похож?
- Ты на совет? - спросил мальчишка.
- Да, - сказал Валька и усмехнулся.
- Хорошо. А то меня дежурить тут оставили, пока все не соберутся. Скучно, - пожаловался четвероклассник.
Валька промолчал и сел в углу. Привычная обстановка пионерской комнаты успокоила его. «В самом деле, не съедят же», - подумал Валька.
Собирались ребята. Почти незнакомые. Пришёл рослый семиклассник с ленивым лицом, толстая девчонка в очках, потом ещё две девчонки - одна из шестого, другая из пятого «Б». Ещё кто-то… Вальке было всё равно. Знакомыми оказались только Олег Ракитин и Зинка. Олег раньше учился в Валькином классе, но потом перешёл в параллельный, чтобы учить английский, а не немецкий язык: английским он с детства занимался.
Интересно, будет Лагутина жаловаться на Вальку или она пришла просто как член совета дружины?
Смотреть на неё не хотелось.
А Олегу Валька обрадовался. Олег ему всегда нравился. Ракитин сам подошёл к Вальке и спросил:
- Зинка не просила помириться?
- Зинка Лагутина? С чего это она будет мириться?
- Ну ладно… - сказал Ракитин.
Валька помялся и спросил:
- Ты откуда про всё знаешь?
- Володька Полянский сказал.
«Володька хороший, - подумал Валька. - Зря я на него косился».
Ровно в семь пришёл Равенков. Мельком, без всякого выражения, взглянул на Вальку. Спросил у собравшихся:
- Почему так мало?
- Не всех предупредили…
- Анархия, - сказал он.
- По-моему, Равенков метит в старшие вожатые, - ни к кому не обращаясь, громко сказал Ракитин.
- Нет, - откликнулся Равенков. - У меня другие планы. Но если понадобится…
Ракитин обернулся к нему и что-то сказал по-английски.
- Очень остроумно, - сердито бросил Равенков.
Олег тихонько засвистел… Наконец появилась Анна Борисовна. Разом задвигались стулья, и оказалось, что все сидят у длинного блестящего стола. Лишь Валька остался в углу. Сидел нахохлившись и разглядывал стены с плакатами. Плакаты были знакомые и неинтересные.
- Мало народу, - сказала председатель совета дружины, высокая восьмиклассница с узким строгим лицом. - Будем всё равно начинать?
- Что же делать, - откликнулась Анна Борисовна. - Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.
Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.
- Значит, так… У нас два вопроса. Первый - это подготовка к Новому году, а второй - поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришёл?
- Пришёл, - сказал Равенков.
Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.