Валька уставился в пол и сжал зубы.
- Ну хорошо… - Председательница вопросительно глянула на Анну Борисовну. - Ты, Бегунов, пока побудь в коридоре, у нас сначала первый вопрос.
Анна Борисовна досадливо поморщилась.
- Подожди, Короткова, - вполголоса заговорила она. - Какой первый вопрос, когда от половины классов нет представителей. Потом об этом.
- Ну, тогда сразу второй… Значит, так. В общем, дело в том, что этот Бегунов… В общем, пусть он сам расскажет. Выйди к столу.
Валька медленно встал.
- Что рассказывать?
- Ты сначала выйди сюда.
Валька подошёл ближе.
- Что рассказывать? - повторил он и почувствовал злость. Он сам не ожидал, что будет злиться, и вот разозлился.
- Совет дружины хочет знать, что ты натворил, - твердо сказала председательница, и её красивое лицо стало ещё строже.
- Я думал, вы всё знаете, раз позвали, - ответил Валька, глядя поверх голов.
- Мы знаем, - вмешался Равенков. - Но мы хотим услышать, как ты сам объяснишь это дело.
- Как оцениваешь свой поступок, - подсказала Анна Борисовна и взглянула на Вальку почти доброжелательно.
Вот и всё. Теперь осталось сказать, что он был не прав, погорячился и очень об этом жалеет. И просит простить. И больше не будет. На это уйдёт минута. Ещё минуты три его поругают для порядка и отпустят домой. И сегодня он ещё успеет начертить часы для крепости.
Для той крепости, которую штурмует сейчас маленький капитан Андрюшка. Андрюшка, который нарисован в Валькином альбоме - на берегу, перед возникшим из тумана летучим парусником…
- Никакого поступка не было, - сказал Валька.
Довольно долго все молчали.
- Вот как… - сказала наконец Анна Борисовна. - Ну, а что же тогда было? Видишь, ты молчишь. Не знаешь, что сказать. Наговорить массу непозволительных вещей учителям было легче.
Аккуратная девочка в белом переднике подняла руку и сообщила:
- В той школе, где я раньше училась, мальчишек исключали на две недели, если у них дисциплина плохая.
- Ну, это уж дело педсовета, - заметила Анна Борисовна. - А вы решайте по своей пионерской линии.
- Почему нет Юрия Ефимовича? - вдруг спросил Олег.
- Потому что он сразу после урока ушёл домой и не знает о совете… И что это такое?! - вдруг запоздало возмутилась она. - Обсуждать учителей - не твоё дело.
- Да, - сказал Ракитин. - Я лучше Лагутину буду обсуждать. Почему она молчит? Она - то знает, про кого Бегунов говорил: «Много любопытных развелось…»
- Тебе, Ракитин, слова не давали, - начала председательница.
- А я взял. Потому что я её знаю, Лагутину. Лучше вас. Мы с пяти лет в соседних квартирах живём. Она из-за своей вредности многое может. И сейчас тоже. Ведь знает, а молчит! А тут все сидят и ушами хлопают!
- И я? - спросила Анна Борисовна. - Ты думаешь, что говоришь?
- Я говорю про совет дружины, - не смутился Олег. - Лагутина схватила чужой альбом, довела человека и в ус не дует. Я бы ей вообще башку оторвал.
- Но-но, - сказал Равенков.
- Оторвал бы, - серьёзно повторил Олег. - Чтобы не совалась. Потому что у любого человека бывают тайны. Один человек, например, стихи пишет, другой там… Ну, я не знаю. Не всегда ведь любят люди рассказывать. А она лапает своими руками! И нос суёт. Если я вот сейчас начну рассказывать, как она дома в куклы играет целыми днями, ей ведь тоже не понравится!
- Что ты врёшь! - вспыхнула Зинка. - Сам, наверно, играешь! Дурак!
- Я не вру. Это я для примера…
- Дурак!
- Не нравится? - спросил Ракитин.
- Тихо! - крикнула Короткова. - Ракитин, как ты смеешь!
- А что я сказал?
Зинка вдруг закрыла лицо ладонями и выскочила в коридор.
- Заело, - с мрачной радостью заметил Олег.
- Ракитину, по-моему, здесь не место, - сказала Анна Борисовна.
- Я член совета дружины.
- Боюсь, что ненадолго.
- Пожалуйста. - Ракитин спокойно отправился к двери. С порога сказал: - Слушай, Короткова. Маловато вас. Как голосовать будете?
- Ничего, справимся, - отрезала она. И поинтересовалась: - Всё-таки не понимаю, зачем нужно прятать свой альбом от товарищей?
- От товарищей я не прячу, - сказал Валька.
Анна Борисовна резко повернулась.
- Ты хочешь сказать, что мы, что Лагутина и Юрий Ефимович, - твои враги? Тогда ясно. Значит, ты и на учителя набросился бы, как на Лагутину, если бы он не закрыл твой альбом?
Вот сейчас Валька растерялся. Ничего такого он сказать не хотел и не знал теперь, что ответить. Но Анна Борисовна не ждала ответа.
- В конце концов, ни меня, ни Юрия Ефимовича не интересует твоё отношение к нам как к людям. Но как учителей ты обязан нас уважать. Обязан!
- Учителя и люди разве не одно и то же? - тихо спросил Валька.
- Что? - Она растерянно поднесла руку к подбородку. - Что ты говоришь?
- Ничего, - произнёс он, словно шагая в пропасть. - Я постараюсь… уважать. Раз я обязан.
- Ты думаешь, что ты говоришь?!
Валька думал. Но не ответил.
- Анна Борисовна, - со всей своей вежливостью начал Равенков. - Извините, но по-моему, мы слишком долго говорим об этом… Бегунове.
Валька сам не понял, как это случилось. Будто толкнул его кто-то. Наверно, это прорвалась накопившаяся обида. Он коротко засмеялся и бросил Равенкову:
- С Галкой Лисовских на каток ты всё равно не успеешь.
Несколько секунд все молчали. Даже Равенков, кажется, растерялся. Наконец Анна Борисовна произнесла:
- Ну, вот перед вами весь Бегунов. Во всей красе. - В голосе её слышались довольные нотки. Она словно хотела сказать: Видите, я не ошиблась. - Решайте, - сказала она. - Видимо, Бегунов не чувствует себя виноватым. Он считает себя героем.
Вот уж героем-то он себя никак не считал!
- Какие будут предложения? - спросила Короткова.
Предложений не было. Молчание затягивалось.
- Веди собрание, Короткова, - сказала Анна Борисовна.
Председательница пошевелила губами и вдруг объявила:
- Тогда я сама. У меня предложение. Мне кажется, все всегда очень долго возятся вот с такими… как Бегунов. Я никак не понимаю: если он такой, как он может быть пионером? Ведь пионер - это же… Ведь он же торжественное обещание давал, а сам нарушает. А раз нарушает, то что делать? В общем, я предлагаю исключить, а потом уж с ним разговаривать, если надо. Вот и всё.
- Что? - шёпотом спросил Валька.
- Вот так, - чётко сказала Анна Борисовна.
- Я согласен, - сказал Равенков.
Они что, с ума сошли? Или так просто, решили попугать?
- Будем голосовать? - спросил у Анны Борисовны Равенков.
Валька медленно шагнул от стола. Маленький четвероклассник смотрел на него с испуганной жалостью. Толстая девчонка шевельнула на столе локтем: словно проверяла, удобно ли будет держать поднятую руку.
- Вы же… не знаете, - тихо сказал Валька, - ничего…
Анна Борисовна взглянула на часы.
- Я полагаю, мы знаем достаточно.
А что они знали?
Разве они знали, как ранним утром он стоял на берегу, счастливый, босой, в мятых, кое-как выжатых штанах и чьей-то сухой рубашке, а перед ним разворачивал строй сводный отряд барабанщиков!
Разве они это знали?
И как полыхало на берегу пламя костра, почти незаметное при солнце, но такое жаркое, что на Вальку несло теплом, как из Сахары. Толстая головешка выстрелила в огне, крошечный пунцовый уголёк вылетел из костра и клюнул Вальку в колено. А Валька даже не дрогнул. Потому что барабанщики уже насторожили палочки, а Сандро потянул с себя галстук, чтобы завязать его на Вальке…
- Может быть, объявить выговор? - лениво сказал семиклассник.
- Что значит может быть? - недовольно откликнулась Анна Борисовна. - У тебя такое предложение?
- Ну, предложение.
- Есть ещё предложение: выговор, - сказала она. - Но мне кажется, что Короткова высказалась правильнее. Едва ли выговор заставит его задуматься.
- Кто за то, чтобы исключить? - спросил Равенков.
…А они видели когда-нибудь, как принимают в пионеры под весёлый грохот девятнадцати барабанов?
Девочка в белом переднике подняла руку.
- Раз, - машинально произнёс Равенков. - Что, всего один голос?
- У меня предложение, - начала девочка.
- С предложениями, по-моему, кончено, - полувопросительно сказал Равенков и посмотрел на Анну Борисовну.
- Пусть говорит, - разрешила она. - Говори, Валеева.
- У меня предложение, - сказала Валеева, глядя на плакат «Занимайтесь авиамоделизмом!». - В той школе, где я раньше училась, иногда на месяц исключали, а не насовсем. А потом, если дисциплина хорошая, снова принимали.
- Посмотрим, - сказала Анна Борисовна. - У тебя всё?
Девочка облизнула губы и кивнула.
- Садись.
- Кто за первое предложение? - раздражённо повторил Равенков. - Голосуем… Короткова, считай. Ты же председатель.
- Раз, - начала Короткова, - два…
Толстая девчонка аккуратно укрепила свой локоть на краю стола. Девочка в белом переднике медленно подняла полусогнутую ладошку.
Равенков небрежно вскинул руку к плечу, словно останавливал на улице такси:
- Три…
Стойте! Ну что вы делаете!
- Мы всегда очень долго возимся… - повторила председательница и сама подняла руку.
Глядя на неё, проголосовала и всё время молчавшая девочка из пятого «Б».
- Я воздерживаюсь, - сказал семиклассник и коротко зевнул.
- Что так? - с усмешкой спросил Равенков.
- Да так…
- Дело хозяйское, - сухо заметила Анна Борисовна. - Ну а ты, Серёжа, почему не голосуешь?
Маленький четвероклассник сидел, напряжённо приподняв плечи, и молчал.
- Тоже воздерживаешься? - спросил Равенков.
Серёжа помотал головой.
- Значит, против?
Он кивнул, не глядя на вожатого.
- Странно, - произнёс Равенков.
- Это его право, - сказала Анна Борисовна. - Хотя, честно говоря, от Сергея я этого не ожидала.
Четвероклассник сидел всё так же, ни на кого не глядя. Маленький и упрямый. «Спасибо», - мысленно сказал ему Валька. И в ту же секунду Равенков громко объявил: