нехорошие сейчас распускают, ты не верь.
— Дурак ты, Серега! Я тебя не первый день знаю, чтобы слухам верить. А ты и правда укройся лучше на время, а то чем дальше, тем хуже. А потом поглядим еще, кто кого!
— Они — нас, Аленка. Они! Ничем не гнушаются, а мы так не умеем. Грязно сильно.
Обсудили все, он деньги достал. Две штуки. Баксами. Поделил.
— Это все, что у меня есть, и то Машка всучила. Долг какой-то старый вспомнила. Хотел вернуть, но тогда совсем — ноль. По-братски. Тебе на Гришку штука. И мне. Продержусь сколько смогу.
Я отпиралась, но он оставил. Сын для него — святое. Хороший папа, а вот муж — не очень. Сильно любимый всеми. И сам любвеобильный. Из него любовник идеальный. И друг. Сто лет назад развелись, а друзьями остались.
И с мужем моим новым он дружит. На охоту ездят, Гришку берут. Удивительный мужик, неконфликтный.
— Сергей, я тебя в аэропорт отвезу.
— Не в аэропорт, Алла, а на вокзал. Поеду до Хабаровска поездом, а там уже улечу. На всякий…
Осторожный стал. У меня сердце сжалось: козлы поганые! Своих мозгов не хватает, только отбирать научились, так еще и жизнь ломают! Ладно, Безуглов что-нибудь еще придумает, он — из хорошей породы, жилистый. Пусть в себя придет, а там, глядишь, не только они — нас, но и мы — их сможем.
Через день вечером посадила его на поезд, договорились, как связь держать будем, поцеловались.
— Гришке скажи, что в Америку по делам уехал. И всем так говори. А я вернусь. Вскорости.
— Вернешься, конечно. Мы все тебя дождемся.
Поезд тронулся, я заплакала. Он мне из окна кулак показал. Ну, ребенок! А люблю его до сих пор. Мы рано поженились. Однокурсники. По девятнадцать нам было. Мне на восемнадцатилетие родители квартиру подарили, я и отселилась радостно. Самостоятельная была. Тут и началось: любовь-морковь, скомканные простыни, по утрам подушки разбросанные по всем углам собирали… Ругались шумно, мирились страстно. Потом повзрослели, наконец. И все. Завяли помидоры, как говорят. Сандалии треснули. И нам не по пути. Накувыркались в простынях. Развелись в конце концов. И все равно, все, что было, было — прекрасно. Молодость!
Дома Гришке сказала, что папаня срочно смылся по делам в Америку. Специально небрежно сказала, чтоб не циклился, он уже взросленький, многое понимает и слышит кое-что. Еще добавила, что проститься не успел, но обещал завалить подарками. По возвращении. Интересно, где он их возьмет? — подумала. Ладно, Гришка не ребенок уже, сам во всем разберется. Тем более что породой в Безугловых пошел, мозгами шустрый.
Итак, что это завтра у меня за встреча такая наметилась? Ясно, что с братками. Будут пытать, где Серега. В Америке, ясное дело. Свидания не боялась, но противно было заранее. Жалко, что Толя, мой нынешний муж, в отъезде, а то бы взяла с собой. Он у меня хоть с виду и простенький, но если зацепить, то мало не покажется. Хотя, может, и хорошо, что нет его, а то наломает еще дров, руку кому повредит или голову, не дай бог. У них там, в голове, и так место хрупкое. Мысль эта меня развеселила, и я отправилась спать. Уснула крепко, как ни странно.
Утром выпихнула Гришку в школу, поехала на работу. К двенадцати подгребла к «Кофе-тайм». Пока сумку по салону автомобильному искала, дверца пассажирская открылась. В машину парнишка залез. Смазливенький, улыбается. А следом еще один. На заднее сиденье. Уже без улыбок.
— Здравствуйте, Алла Сергеевна! Это я вам вчера звонил. Рад видеть!
Интересное начало!
— Не могу сказать, что взаимно, — не удержалась я, но тревожно как-то стало.
Он не обиделся:
— Дмитрий меня зовут. Мы с мужем вашим, бывшим, партнерами были. Не говорил он вам?
— Нет. Много чести, наверное. А так партнеров я его всех знала.
Зря хамлю, наверное, весовая категория явно не моя.
— У-у, какая вы! Давайте лучше дружить.
— Да охоты особой нет. Мы, может, в кафе пройдем? — Тревога не проходила.
Он как-то заменжевался, по сторонам оглянулся. Да и второй, который сзади сел, зашевелился.
— Занято там все, — сказал Дима и в глаза мне посмотрел. Фу, противный какой взгляд! Прозрачный. — Давайте уж здесь пообщаемся.
— Ну, здесь так здесь. — У меня корни эстонские, поэтому выдержки не занимать. — Суть проблемы?
Он, кажется, растерялся, истерики ожидал, но в руки себя взял.
— Суть такова. Безуглов исчез. Куда?
— Сказал, что в Штаты. Я при чем?
Дима поморщился:
— Это не есть хорошо. Задолжал он нам.
— Вы ему занимали?
Снова сморщился:
— Да нет, дела у нас общие были. Прибылей сулил. И не дал.
— Это и есть долг? Так вы же у него забрали все. Крутитесь, зарабатывайте сами прибыля ваши. Или вам на тарелке подавать надо?
— Ого! А говорите, не знаете нас.
— Так и есть. Не знаю. И знать не хочу.
— Нехорошо, Алла Сергеевна. Мы по-доброму хотим.
Оно и видно!
— Так вы хотеть сколько вам надо, столько и можете. От меня чего надо? — Я храбрилась, конечно. Но уже понятно, что ничем хорошим диалог наш не закончится. Надо было хоть предупредить кого-нибудь, куда еду!
— От вас? — Он призадумался как будто. — Квартиру вам Безуглов свою отписал?
— Отписал. Не мне, сыну. Сына я его воспитываю, если не знаете.
Ухмыльнулся:
— Знаем. Мы все про вас знаем. И про Безуглова. Сын пусть сам жилье зарабатывает. А папкина квартира нам положена.
Хорошая логика! Не всякой женщине под силу.
— Была бы вам положена, вам бы и отписал. Или меня предупредил бы.
Тут Дима в истерику впал, я даже и не ожидала. Вроде с виду спокойный такой. Без физических недостатков. Ну картавит, только что…
— Быстро вышла из машины! — заорал. — И со мной местами поменялась!
Стало совсем не по себе, но еще пыталась держаться:
— Это вы мне, что ли?
— Тебе, тебе! Быстро, я сказал!
Грубиян! Но пришлось подчиниться. Может, заорать? Нелепо как-то. И страшновато, если честно.
— Телефон! — У Димы почти слюна на губах выступила. — Телефон давай!
Отдала свой сотик.
— И никуда тебя не выпустим, пока вопрос не решим!
— Дмитрий, возьмите себя в руки!
— За меня не переживай! Сейчас поедем, куда скажешь, документы и ключи от квартиры на стол! Все, разговоров больше нет! Оформим сами.
Ух ты, как шустро! И картавить еще сильнее стал. Но страшно стало по-взрослому, если честно. Сопротивляться? Что я против них? Отморозки! И найти потом не найдут. Думай, Федя! Думай.
— Куда ехать?
— Даже и не знаю, — на ходу соображала. — Безуглов документы на квартиру оформил, но в руки ничего не дал. Потом, сказал, передам, — врала, конечно. Лишь бы не догадались.
— Как это?
— А так. Сказал, сын вырастет, ему все передадут. А то вдруг обману, пока несовершеннолетний — воспользуюсь.
Это их, как ни странно, убедило. С волками жить…
— А у кого он мог это оставить?
Плечами пожала. Невинно и испуганно. Господи, дай силы Безуглову в себя прийти и порвать братков этих! На куски! На красные флаги! И по деревьям развесить. О грехе прошу, конечно, по не может земля шакалов таких носить!
— Слушай сюда, Алла Сергеевна. Мозгом давай шевели, где все это может быть?
Поверили! Ура, поверили! Но дальше стало еще страшнее.
— Мы тебя, зайка, трогать не будем. Но если не придумаешь выхода, то сыночка своего ненаглядного долго с Безугловым оплакивать будете. А вы дальше живите, радуйтесь! — и посмотрел на меня глазом своим пустым. Дима-Дима! Кто ж тебя такого выродил?
Я похолодела так, что даже руки в кулак не сжались. Нет, я не буду Безуглова ждать. Я сама тебя, картавенький мой, порву. На те же красные флаги. Дай мне силы только, Господи!
— Дима, мы редко с Сергеем общались. — Голос вроде не дрожал. Противно перед падалью этой унижаться. — Он с сыном в основном виделся. Не знаю ничего о его жизни. Давай вместе думать.
То, что его подозревают в способности к мыслительному процессу, Диме понравилось.
— Давай, — легко согласился. Стали анализировать. Я держалась как могла. Хотя в голове поморок совсем: куда Гришку спрятать? И как? Телефон, козлы, отобрали!
— Может, он у бабы своей все оставил?
— У какой? — Здесь я душой не покривила. Баб у Безуглова всегда хватало.
— У Виктории. Он же у нее в последнее время жил.
— Может, — согласилась я, хотя Вику подставлять не хотелось, но — что делать?
— Поехали к ней.
— Я адрес не знаю.
— Понятное дело, — хохотнул. Скотина! — Мы зато все знаем.
Пока ехали, пыталась мосты навести:
— А ты, Дима, вообще кто по жизни?
Расслабился:
— Военно-морской. Старший лейтенант. В холулаях служил.
— Чего перестал?
— Да нужны мы родине… — Тут и охранник наш на заднем сиденье очнулся, хохотнул, а Дима загрустил: — Нырнул на тренировочном погружении, плечо повредил, головой ударился — списали. И привет!
Про голову мог бы не говорить, и так очевидно.
— Работу искать не пробовал?
— Да зачем? — опять оба развеселились. И то понятно, пока такие порядочные дурни, как Безуглов, есть, зачем суетиться? Можно и так забрать. Злость закипала, но выдержки хватило.
— Ну а семья?
— Развелся, — в этом месте зубами заскрипел, но без последствий. — Дочке четыре года. Люблю, сил нет!
— И я сына люблю, — не удержалась.
— На то и расчет, — опять развеселился. Нет, я и правда Безуглова не дождусь — сама Диму порешу.
Приехали к Викиному дому.
— Вы, Алла Сергеевна, — опять вежливым стал, — сами с ней говорить будете. А я просто с вами поприсутствую. Вроде охранника. Только вы повод какой-то придумайте, чтоб не напугать ее. И без глупостей!
Ага! Ну, насколько я Вику знаю, соображать она должна быстро.
Пошли. Дима — со мной. Друг его в машине остался.
Позвонили. Вика среди белого дня дома оказалась, к сожалению. Мы с ней сильно не дружили, но общались по надобности. У Безуглова черта такая есть: все его девочки, девушки и женщины в результате знакомились и почти сестрами становились. Безуглов, Безуглов!