После его ухода Ирочка стала свои хоромы осматривать. Откуда ей было знать, что мотель этот по американским меркам — из разряда средних, где цена номера — шестьдесят долларов. Что огромные кровати и начищенные ванны в американской жизни вещь в общем-то обычная. Ирочка по русским меркам мерила. И в восторг приходила от миленькой корзиночки на полочках в ванной комнате, наполненной разовыми шампунями для разных типов волос, всякими гелями, кремами, ароматными присыпками.
Обескуражили ее три комплекта пушистых полотенец, в каждом комплекте — большое, среднее и маленькое. Это значит, решила она, что мыться надо не реже трех раз в сутки.
А еще в недоумение ввели три рулона туалетной бумаги — розовый, белый и желтенький. Что бы это значило? В разное время суток определенный цвет пользовать?
Ирочка во внутренний дворик спустилась. Там — бассейн, вокруг него белые шезлонги расставлены. А среди цветов и карликовых пальмочек, растущих в горшках, джакузи разместилось. Вот это жизнь!
Впечатленная до крайности, наша путешественница вернулась в номер, приняла душ и сладко уснула посреди гигантской кровати.
На следующее утро Дэвид приехал за ней, как и обещал. И отправились они для начала в морской парк. Даже не представляла Ирочка, какие существуют в мире захватывающие аттракционы! Огромные косатки, танцующие под руководством тоненькой дрессировщицы. Моржи и тюлени, выступающие в театре пантомимы как заправские актеры. Улыбающийся кит, делающий сальто в огромном аквариуме. А более всего — уголок настоящего Заполярья, где на небольших айсбергах отдыхают белые медведи.
Целый день провели Дэвид с Ирочкой в этом замечательном парке, катались по канатной дороге, ели мороженое. А к вечеру Дэвид и Алекс отвезли ее, изрядно уставшую, в мотель.
Так и побежала у Ирочки ее гостевая неделя — Дэвид с утра за ней заезжает (друг Алекс роль шофера исполняет), ведет на экскурсию. Один день зоопарку посвятили. Ирочка, хоть и взрослая барышня, на выданье уже, а как дитя малое радовалась увиденному. Молодцы, надо сказать, американцы — животные в их зоопарках живут припеваючи. Бегемоты в прудах за стеклом купаются. Бегемот над водой только ноздри держит, а всей остальной частью под водой нежится, а зрители за стеклом стоят и пруд как бы в разрезе наблюдают. И любуются бегемотиной грацией под водой. Как он своими коротенькими ножками перебирает и с камешка на камешек плавно перепрыгивает. А бегемотик маленький к мамкиной титьке под водой же пристроиться норовит, а та его под попку ногой подпихивает, чтоб не баловался.
И панды тоже впечатлили. Даже не сами панды, а то, какой заботой они окружены: живут на холмах зеленых, кругом деревья цветущие, тропинка, камнем мощенная, через заросли цветов и душистые травы бежит. А на каждом повороте — либо плакат заметный, либо служащий зоопарка с зеленым флажком расположился. Плакат надписью угрожает, а служитель жестами показывает, чтоб посетители соблюдали полную тишину, не разговаривали, фантиками не шелестели и вообще не дышали. А все потому, что у панд в жизни только две обязанности — кушать и спать. А звуки посторонние их отвлекают и даже пугают, и тогда не могут панды качественно эти свои обязанности выполнять. И тогда они в депрессию впадают и с рождаемостью у них затруднения получаются. Поэтому на самом подходе к местонахождению панд затурканные этой заботой посетители зоопарка напоминают загипнотизированных крыс из сказки про дудочку. Так и идут себе с прижатыми к груди лапками, шагают строем на цыпочках за сотрудником с зеленым флажком.
И наконец — вот они, панды! Один черно-белый ком свернулся в тенечке, другой большой толстый мишка сидит на дереве, точнее, на стволе бамбука, высоком, как дерево. Этот, видно, перекусить собирался, а тут его сон неожиданно сморил, вот он и покачивался теперь на стволе в такт собственному сопению. Служители прямо театр пантомимы устроили. Глаза повыпучивали, пальцами все на губы показывают. Чтоб, значит, никто из посетителей звука не издал, а то, не дай бог, мишка во сне испугается и с бамбука свалится!
А с орангутангом у Ирочки даже интеллектуальный контакт состоялся. Они, орангутанги, на горе живут, как на свободе. А зрители внутри горы по этажам переходят, через большие стеклянные окна жизнь своих ближайших сородичей наблюдают. А окна эти напрямую к животным выходят, и, кроме стекла толстенного, между человеком и животным ничего нет. Чтоб, значит, ощущение полного единства было. Вот на одном из этажей Ирочка с Дэвидом одни оказались, других посетителей не было. А через окно большая обезьяна видна, недалеко в задумчивости сидит и вдаль глядит. Ирочка вплотную подошла, даже носом к стеклу прижалась, — орангутанг взгляд на нее перевел. Ирочка ему улыбнулась и ручкой поманила. Так просто поманила, для смеха. А тот внимательно так на нее уставился. А потом вдруг к ней бросился, да не просто пошел или побежал, а, на корточках сидя и руками длиннющими в землю упираясь, вокруг собственной оси, как юла, закружился. И так, кружась, к ней и подлетел. И тоже носом к стеклу прижался. Ирочка, правда, испугалась немного. От стекла отшатнулась. А обезьяна, нос прижав, на нее внимательно так глядит и как бы даже улыбается, губами подергивает. Ирочка мужество собрала и свою ладошку врастопырку к стеклу прижала. Орангутанг подумал немного и ладонь черную так же врастопырку со своей стороны стекла к Ирочкиной прижал. Тут Дэвид из-за спины ее выдвинулся. Обезьяна на него глянула и другой лапой глаза себе закрыла. А потом резко отстранилась и так же юлой вниз по склону умчалась. Очень Иру это впечатлило. Было у нее ощущение, что орангутанг поговорил с ней, да она чего-то не поняла. А Дэвид посмеялся, но на Ирочку особенно так посмотрел.
Он, Дэвид, очень старался Ирочке все самое интересное показать. А билеты-то наверняка недешевые. Даже неловко как-то. И обедать ее в маленькие ресторанчики водил, и фрукты в номер привозил. Хороший он, Дэвид. Добрый, внимательный. Ирочка к нему за заботу его и внимание глубокой благодарностью прониклась. И очень жалела его за росточек маленький и тельце тщедушное. Ведь не внешность в человеке главное, как мама всегда говорила. Была бы душа добрая.
Один раз Дэвид сказал, что днем приехать не сможет, занят будет, по Ирочка, если захочет, может сама с утра на пляж сходить. А вечером он ее на концерт приглашает, на мюзикл «Кэтс».
Ирочка утром подольше в кровати понежилась. В такой-то огромной хоть поваляться от души! Потом в душ отправилась. Там, как всегда, три комплекта полотенец. Значит, за день все три извести надобно. А то подумают, что мы, русские, — грязнули. Ирочка к этому вопросу с первого дня очень ответственно подошла и трижды в день душ исправно принимала, дабы державу не посрамить. Даже шкурка болеть стала. Но Ирочка терпела. И все мазилки из корзиночки добросовестно пользовала. Зато пахла она теперь! Как американская мисс из высшей лиги.
Закончив с туалетом и сварив кофе на своей кухне, она села в плетеное кресло на балкончике. В суете последних дней ей никак не удавалось поразмышлять. Каков же результат ее пребывания в Америке? Дэвид очень мил и добр. Но что дальше? Да и чего она сама хотела бы? Честно говоря, даже стараясь быть совершенно откровенной с собою, она не могла ответить. Пошла бы она замуж за Дэвида, если тот предложит? Ну, некрасивый, но добрый и внимательный. Да ведь у нее, Ирочки, и особого выбора-то нет. Годы идут, а она — все в прихожей на диванчике. А здесь ей нравится. Красиво! Чистота и порядок. С языком особых проблем нет. Насчет работы — видно будет. Она, наверное, смогла бы вести хозяйство. Ирочка представила себя в передничке на кухне среднестатистического американского дома, за окошком — стриженая лужайка, на крылечке в больших горшках — цветущие растения. Да, ответила она себе. Пошла бы. Замуж.
Откушав кофе, отправилась наша девушка погулять по окрестностям. Для начала пошла к пляжу. Мимо по шоссе респектабельно шуршали шипами красивые машины, начищенные до блеска. Выхлопных газов здешние американцы, по-видимому, не знают вообще. Только запах магнолий и моря.
Рядом с ней у светофора притормозила открытая красная машина. За рулем молоденький светловолосый паренек, прическа ежиком, улыбка белоснежная. На заднем сиденье за его спиной — большая желто-белая доска для катания по волнам. Из аудиоколонок громкая музыка. Парнишка дождался зеленого сигнала, машинка рванула дальше. Ирочка смотрела ей вслед. «Господи, мальчик, какой же ты счастливый! Ты даже и не подозреваешь, какой ты счастливый!» — неожиданно для самой себя подумала она.
Так дошла Ирочка до самого пляжа. Все вокруг было точь-в-точь из сериала про спасателей Малибу. И широченная полоса чистейшего песка, и изумрудные длинные волны, и белые шезлонги, и красивые шоколадные тела. Хотя в это время года уже не купальный сезон и людей немного. Ирочка на лавочку присела, лицо ласковому солнышку подставила. Вдруг слышит рядом речь родную. Поглядела в ту сторону: люди немолодые, лет под восемьдесят — две дамы и один господин в белой бейсболке, — какую-то встречу обсуждают. Речь русская, но чужестранный оттенок чувствуется. Бабульки жеманятся, дедок гоголем держится.
— И как же, милый Степан Самуилович, вы свой спич закончили?
— А тем и закончил. Мол, счастлив, дорогие однополчане, что мы с вами на Тихом океане свой закончили поход. С этой стороны.
Дамы захихикали, даже в ладошки похлопали.
Ирочка с лавочки поднялась и вдоль берега гулять пошла. Вот старички радуются, что судьба их сюда забросила. Интересно, а она, Ирочка, так же радоваться будет? «Даже не знаю, — подумала, — хотя чего прежде времени ностальгии опасаться? Меня сюда пока никто жить не зовет».
Дэвид заехал вечером. В костюме, при бабочке. Смешной такой! Ирочка тоже расстаралась: на высокие каблуки взгромоздилась, юбочку, правда, строгую надела, черную, зато блузку самую откровенную — ярко-голубую, рюшей много-много, и плечи почти открытые. Дэвид долго смотрел на нее, по ничего не сказал. Сильно впечатлился, наверное. У них-то в Америке женщины как-то скучно одеваются. Пиджаки, д