Ему удалось победить чары с помощью разума и амулета, преодолевая дрожь и оцепенение постоянным напоминанием о том, что все это наваждение; что это всего лишь чары, оставшиеся от Корстика... а может, наведенные недавно Аркалой. Амулет, похоже, утратил свою силу, во всяком случае, он действовал не так быстро, как прежде, и Ганс сообщил об этом через плечо своим спутникам.
— Возможно, это чары Аркалы, а ваш талисман настроен против Корстика, — предположил граф Катамарка. — Именно поэтому мне так нужны эти кольца; одно из них само создает иллюзии, зато другое не дает таким скверным иллюзиям овладеть вашим разумом. Вы должны верить, Ганс, что это всего лишь чары; верьте в это, верьте…
«Пошел ты к черту, Катаморда, — подумал Ганс, но все же подчинился. Он закрыл глаза. — Это всего лишь чары… Это всего лишь чары…»
В конце концов амулет, кажется, ожил, замерцал слабым светом и начал вливать уверенность в грудь Ганса, в его сердце. Туман рассеялся. Призрачная паутина исчезла. Наводящий оцепенение страх испарился, словно роса под первыми лучами солнца.
— Вперед! — объявил он вновь обретенным сильным голосом.
Теперь, после такого конфуза, Шедоуспану предстояло восстановить свою репутацию, спустившись по лестнице так, словно он проделывал это каждую ночь уже много лет, словно настоящий, не призрачный страх, не охватывал его все больше с каждой ступенькой.
«Проклятие, — думал он, — сукин сын не счел нужным сказать мне о необходимости спускаться сюда, а, кроме того, соврал мне насчет того, зачем ему нужны эти кольца… Ведь так или иначе они заколдованы! Отец Илье, спаси и сохрани... дай мне выбраться отсюда!» Ему даже пришло в голову, не Катамарка ли наслал на него вчерашних убийц с птичьими головами.
Но если так... то зачем?
Спустившись, они принялись обшаривать старое темное подземелье. Нотабль рыскал вокруг, задрав хвост и колотя им воздух. Йоль, орудуя кремнем и огнивом, зажег еще несколько свечей и расставил их на полках, затянутых пыльной паутиной. Но время шло, а они лишь убеждались в том, что подземелье было совершенно пустым, если не считать своеобразного настенного украшения, по всей вероятности, оставленного Корстиком в качестве предупреждения: это был череп давно умершего человека, прикрепленный к стене двумя стрелами, пропущенными через глазницы.
— Прелестная вещичка, — пробормотал Ганс. — Из тех, что придают неповторимый уют любому человеческому жилищу.
Катамарка, похоже, был не столь склонен шутить.
— Да уж, — сдержанно отозвался он. — Поищем, нет ли здесь более достойной награды за нашу храбрость?
В конце концов их внимание привлек Нотабль, который упорно вынюхивал и высматривал что-то в дальнем конце подземелья. Они принялись тщательно обыскивать это место и почувствовали небольшой сквознячок у самого пола. Это открытие вызвало взрыв лихорадочной деятельности, в результате которой была обнаружена потайная дверь.
За этой узкой дверцей открывался проход, перегороженный вначале фальшивой деревянной стеной. Это был черный-пречерный подземный коридор с каменными стенами и земляным полом, твердым, словно дерево, неширокий, однако, потолок футов на семь возвышался над земляным полом. Дав привыкнуть глазам к темноте, Шедоуспан вглядывался в даль, где невозможно было различить ничего, кроме черноты. Нотабль тем временем плотно прижимался к его ногам.
Ганс оглянулся.
— Ну? Готовы?
Катамарка покачал головой.
— Дальше мы с Йолем не сделаем ни шагу.
— Что? — Ганс тяжело посмотрел на него. — Почему?
— Мы не можем, — твердо повторил Катамарка со своей высокомерной холодностью, доводившей Ганса до бешенства. — Именно поэтому я был вынужден отыскать вас и оплатить ваши услуги.
Ганс отвернулся, пряча исполненный злобы взгляд, от которого расплакались бы все дети в Фираке. Этот высокомерный дворянин был еще хитрее, чем ему казалось раньше. Не исключено, что он был магом, хотя и не таким сильным, как Корстик или Аркала.
«Он хочет, чтобы эти кольца помогли ему добиться власти, — осенило Ганса, — и... и чего еще? Что ж, он будет последним, кому я соглашусь их отдать!»
Как бы то ни было, он стоял перед подземным ходом и ничего не мог поделать со своим болезненным пристрастием к опасности. Шедоуспан был не в состоянии даже подумать о том, чтобы отказаться от рискованной затеи. Решив во что бы то ни стало разыскать кольца и отнести их Аркале, чтобы узнать их назначение, он потребовал от Катамарки подробно их описать.
— Золотое кольцо с вырезанным на ободке изображением змеи, украшенное рубином в оправе, — сказал граф, глядя в пространство, словно вызывая в памяти образ желанных безделушек... и стараясь избежать темного взгляда из-под грозных черных бровей, которые сошлись над хищным носом молодого вора. — Другое как две полоски из серебра, гладкие, но перекрученные в узелок, внутрь которого вправлен матовый черный камень. Далее гладкое и широкое золотое кольцо, украшенное большим угольно-черным камнем. Поскольку он крепится пересекающей его посередине узкой золотой полоской, камень кажется раздвоенным. Вот что представляют из себя кольца Сенека, Ганс.
Ганс кивал с показным равнодушием, хотя уже понял, что первое из колец, описанных его нанимателем, лежало у него в потайном кармане: это было кольцо, которое он снял с пальца Корстика в ту ночь. Разумеется, Шедоуспан не упомянул об этом. В его глазах ничего не отразилось.
— Хорошо, — сказал он, — скоро вы их получите, граф. Он распахнул дверь в подземный ход.
— Давай, Нотабль, пойдем немного прогуляемся.
Шедоуспан шагнул в тоннель, преисполненный той уверенности в себе, что явно прозвучала в его словах.
Войдя вслед за ним, Нотабль остановился и припал к земле, прижав уши. Еле слышный булькающий звук вырвался из горла. С поспешностью он развернулся и пулей вылетел из подземного хода, мяукая, словно напуганный котенок. Ганс оглянулся с некоторой досадой... и понял, что Нотабль оказался мудрее его.
Железный барьер опустился за его спиной с шумом, способным разбудить покойника, и отрезал Шедоуспана от Нотабля, Катамарки и Йоля.
Гансу не составило труда убедиться в том, что барьер был абсолютно непроницаем и лишен каких-либо скрытых механизмов, с помощью которых его можно было бы поднять; во всяком случае, Гансу не удалось их найти.
«Я заперт здесь, — подумал он, чувствуя укол страха. — Возможно, необходимо иметь все три кольца, чтобы эта проклятая стена открылась!»
В конце концов он повернулся лицом к подземному ходу, принуждая себя сделать то, что должен был сделать. С одной стороны, при нем были меч и длинный ибарский нож, скорее напоминавший короткий меч без гарды, а также набор из шести метательных ножей и звездочек. С другой стороны, — и это, похоже, было гораздо важнее, — он не имел при себе ни пищи, ни воды и всего лишь полуторадюймовый огарок свечи. У него не было даже огнива: все это должен был нести Йоль.
Если Шедоуспану не удастся вовремя найти другой выход отсюда, ему предстоит блуждать в темноте, страдая от голода и, что гораздо серьезнее, от жажды. Голод мучителен, но он убивает медленно. Жажда — палач, который быстро расправляется с приговоренными.
Обуреваемый этими невеселыми мыслями, он подождал, пока его безупречное ночное зрение начнет проникать в черноту подземелья. А потом Ганс решил надеть на палец кольцо мага Корстика... одно из колец Сенека.
В ту же секунду тьма наполовину рассеялась. Черное стало серым. Все виделось как в дымке, но окружающее уже напоминало не безлунную ночь, а сумерки, и Ганс был способен различить то, что находилось на расстоянии двадцати футов.
— Что ж, как бы я ни ненавидел колдовство, — пробормотал он, — оно иной раз оказывается весьма кстати.
Воспрянув духом, Шедоуспан двинулся вперед.
Глава 8
Своей обычной скользящей походкой он решительно пробирался по узкому проходу, который полого спускался вниз. Ему хотелось бы и в самом деле быть таким уверенным в себе, каким он казался; он старался внушить себе, что и впрямь уверен в себе. Приступ страха уже прошел. Перед ним был всего лишь темный неизведанный туннель, тянувшийся под убежищем чудовищного злодея, которого ему удалось убить. Чего здесь было бояться?
Вскоре Ганс понял, что это было не просто подземелье, а некое подобие огромной кроличьей норы. Все вокруг было из унылого серого камня, под ногами тянулся все тот же твердый, словно дерево, пол. И в высоту, и в ширину туннель был примерно семи футов.
Несколько раз ему пришлось поворачивать, при этом с трепетом выбирая между боковыми ответвлениями и спуском по длинным лестницам с множеством ступеней. В конце концов он добрался до тяжелой металлической двери. Она распахнулась на удивление тихо, без ожидаемого скрежета... и в тот же миг Шедоуспан оцепенел от ужаса. Тело словно налилось свинцом.
Перед ним покачивались две раскрашенных в безумно яркие цвета змеи. Головы у них были размером с его кулак, а узор на коже напоминал платки с'данзо. Широкие плоские морды смотрели на него наглыми глазами снизу вверх, лишь на фут приподнявшись над свернутыми в кольца телами.
— Ты не туда забрался, приятель, — прошипела та, чья шкура была раскрашена красными, зелеными, пурпурными, черными и розовыми пятнами.
У Ганса отвисла челюсть.
— Подумай об этом хорошенько, дружок, — добавила левая рептилия неприятным высоким голосом.
Хотя страх и скрутил его внутренности, Шедоуспан умудрился скорчить брезгливую мину.
— Мерзкие бледные твари! Говорящие змейки! До чего же глупо притворяться живыми!
— Попробуй миновать нас, и ты раскаешься, — просвистела с шипением змея с коричневыми, красными, черными, синими и навозно-желтыми пятнами.
— Хорошо сказано, — саркастически изрек Шедоуспан. Он уже не сомневался, что перед ним видения, и теперь всего лишь нервничал, но не боялся. Во всяком случае, не очень боялся. — Вы хвастливы, как Катамарка. Самое большее, на что вы способны, это уползти подобру-поздорову или же раздвоиться так, чтобы вас стало четыре, а то и больше, — пренебрежительно сказал он рептилиям, хотя единственное, чего ему сейчас хотелось, это повернуться и задать хорошего стрекача.