тах. Возможно, на бумажных обрывках. Где угодно.
Просто непонятные тексты. Вроде того, который Юрий сунул мне в руку перед своей смертью. Кстати, не забыть бы…
Я закрыла глаза и добросовестно повторила про себя:
«Дом принца Дании. Подвал. Путь к свету. Под ним».
И залихватская приписка: «Угадал»?
Кстати, приписка тоже косвенно свидетельствует о том, что убийца мужчина. Жаль, что я сожгла оригинал. Вряд ли мне поверят на слово.
Я спрятала связку чужих ключей в ящик телефонной тумбочки. Нечего им на виду лежать.
Вышла из дома, достала из сумки свои ключи и заперла дверь.
Интересно, кого Казицкий называл «принцем Дании»? Не сомневаюсь, что это кто-то из его знакомых. Попробую догадаться.
Возможно, у него был знакомый по имени Гамлет. Думаете, сейчас нет таких имен? Ошибаетесь! Очень распространенное у армян имя!
Значит, нужно спросить у Юли, не было ли у Юры знакомого армянина по имени Гамлет.
Это первая версия.
Версия вторая.
Возможно, под это определение попал человек, имеющий датские корни. Ну, дед, бабка или какой-то отдаленный родственник у него родом из тех краев. Возможно?
В принципе, да.
Версия третья.
Может быть, принцем он называл человека с высоким социальным статусом? Проще говоря, своего богатенького знакомого?
Такая версия была более чем вероятна. Только богатый человек мог купить фамильный раритет, который стоил Юрию жизни.
Какой бы неприспособленный человек ни был Казицкий, он прекрасно понимал, что размахивать такой вещью перед посторонними глазами не следует.
Значит, он поделился информацией только с теми людьми, которые могли ее купить.
С богатыми.
— Девушка! — окликнула меня продавщица, и я пришла в себя.
Оказалось, что я стою в очереди за хлебом. Позади меня волновалось несколько человек, продавщица смотрела на меня нетерпеливо.
— Нарезной, — быстро проговорил я. — И пакет молока. Нежирного.
Продавщица ловко выставила на прилавок заказанный мной товар. Я расплатилась, уложила покупки в пакет и медленным шагом двинулась к дому.
Последняя версия казалась мне очень убедительной. Круг общения у покойного соседа, судя по Юлиным словам, был маленьким. Значит, она наверняка знает богатого человека, с которым Юрий поддерживал отношения. Не думаю, что среди знакомых Казицкого было много богатых. Вычислим.
Возле подъезда, где жил Юрий, я замедлила шаг.
Подъезд меня просто притягивал.
Я воровато оглянулась по сторонам. Никого.
Тогда я подошла к тяжелой деревянной двери и попыталась ее открыть.
Не тут-то было! Дверь оказалась надежно заблокированной кодовым замком.
«А ведь я даже не знаю номера его квартиры!» — вдруг с удивлением сообразила я.
Да, непорядок. Позвонить Юле? Не стоит. Она может проговориться Олегу Витальевичу. Просто из страха за меня проговориться. И тогда мне не миновать неприятностей. Ключи у меня отберут.
Спросить у соседей? Интересно, к кому я могу подойти с таким вопросом?
И моя авантюрная жилка немедленно подсказала: к Веронике!
Точно!
Вероника знает все! А того, чего она не знает, не знает никто.
Тут я остановилась и досадливо качнула головой.
Да, но как я объясню ей свой интерес? И потом, наши отношения в последнее время оставляют желать лучшего. После того, как соседка навела на меня следователя, я с ней здоровалась сквозь стиснутые зубы. Вероника не могла этого не заметить.
Я уселась на скамейку возле подъезда и пригорюнилась. Все-таки сообразительность у меня не на высоте.
Тут из подъезда вышла Вероника и, заметив меня, немедленно поджала губы.
— Привет! — сказала я так приветливо, как только могла.
Вероника недоверчиво глянула на меня.
— Привет, — ответила она осторожно.
— Куда бежишь? — продолжила я разговор самым задушевным тоном.
— За хлебом, — все так же недоверчиво ответила Вероника. Но немного притормозила.
— Там очередь, — заботливо поделилась я.
— Откуда ты знаешь? — не поверила Вероника.
— Только что оттуда.
И я продемонстрировала ей пакет с батоном.
— Постою, — ответила Вероника, немного поколебавшись. Действительно, при всем богатстве выбора альтернатива рисовалась незавидная. Либо болтать со мной, либо с соседями по очереди. Выбирая из двух зол, она предпочла меньшее.
— Ну-ну, — пробормотала я уныло. Ничего-то у меня не получается!
— А ты чего здесь сидишь? — спросила Вероника.
И тут меня обуяло вдохновение.
— Воздухом дышу. Сейчас следователь должен приехать, обыск у Казицкого делать будет. Просил меня поприсутствовать в качестве понятной.
— Да? — переспросила Вероника, и ее глаза удивленно расширились. — Так они же обыск уже делали! Два дня назад!
— Не может быть! — не поверила я. — Ты ничего не путаешь?
— Я?!
Вероника даже взвизгнула от возмущения.
— Я?! Путаю?!
— Может, они в другой квартире обыск делали? Не у Казицкого?
Вероника всплеснула руками.
— Держите меня! Не у Казицкого! У него, у кого ж еще! В шестьдесят восьмой! И понятые были: Софья Гавриловна с пятого этажа и Макарыч из первого подъезда! Ну, тот, который труп нашел!
— Чего ж тебя не взяли? — насмешливо спросила я.
Вероника насупилась.
— Почему не взяли? — ответила она неохотно. — Я сама не пошла! Нужно очень… Своих дел полно!
Я поднялась со скамейки и сказала:
— Ну, ладно. Пойду, перезвоню следователю. Может, я что-то напутала?
— Ты, возможно, что-то напутала, — ответила Вероника, напирая на местоимение. — А я — ничего.
— Пока, — торопливо завершила я беседу.
Вероника не ответила.
Я вошла в подъезд и вызвала лифт. Внутри что-то сладко съежилось, предвкушая опасное и запретное приключение.
«Пойду сегодня ночью,» — решила я.
Весь вечер я нетерпеливо ждала, когда папочка выпьет свои успокоительные таблетки и отправится в спальню. Но он, как назло, долго сидел на балконе, разглядывал двор с таким любопытством и страхом, словно был домашним котенком, ни разу не выходившим на улицу.
Потом он уселся на диване и долго вертел перед глазами книгу, которую никак не мог дочитать.
Наконец я не выдержала.
— Папа!
— Что? — отозвался папочка, отрывая взгляд от страницы.
— Тебе пора пить лекарство.
— Я болен? — как обычно удивился родитель.
— Это для профилактики, — как обычно покорно напомнила я.
— А-а-а…
Папа послушно проглотил две таблетки.
— А теперь иди ложись, — ласково сказала я.
— Мне не хочется спать.
— Полежишь немного — захочется. Иди, иди, поздно уже.
Папочка не привык отстаивать собственное мнение. Или, лучше сказать, отвык. Поэтому он отложил книгу, поднялся с дивана и сказал мне:
— Спокойной ночи.
— Выспись хорошенько, — ответила я.
Прислушалась, уловила, как скрипнула в спальне кровать, встала с кресла в гостиной и перебралась в свою комнату.
Легла на диван и стала смотреть на часы, висевшие напротив.
Десять. Всего только десять.
Я решила наведаться в квартиру Казицкого ночью, когда наш двор, наконец, успокаивается и очищается от поздних компаний. Нужно сказать, что таких компаний вокруг дома слоняется много. Место у нас тихое, уютное, парк под окнами, сирень цветет. Приятно посидеть в таком местечке с бутылкой пива и сушеной воблой, поговорить с приятелями о нашей неправильной жизни, а потом уйти домой, добросовестно загадив окрестности.
В общем, в запасе у меня еще часа четыре. Пойду не раньше двух.
Поспать, что ли? Но сна не было ни в одном глазу.
Время тянулось невыносимо медленно. Я подняла с пола любимый роман Моэма и попыталась включиться в происходящее. Ничего не получалось.
Глаза все время убегали к часовой стрелке, которая двигалась невыносимо медленно, и через час я вдруг осознала, что ни разу не перевернула страницу.
Тогда я отложила роман и выключила бра. Попытаюсь уснуть.
Минут двадцать я крутилась с боку на бок, никак не получалось найти удобное положение. Мысли в голове носились неопределенные, но очень тревожные. Главным образом, о том, что будет, если меня поймают за руку у чужой двери при попытке ее вскрыть.
«Ничего, — подумала я. — Юля выручит. Она меня прикроет. Скажет, что сама дала ключи, в крайнем случае.»
И все же попадать в такой оборот мне не хотелось.
Незаметно суета в голове успокоилась, мысли расплавились и потекли, как медлительная река: неторопливо, гладко. Я задышала глубже, спокойней, напряженное тело расслабилось…
И тут настойчиво зазвонил телефон.
Несколько минут я лежала неподвижно. Потом разозлилась и приподняла голову. И только теперь поняла, что звонок у аппарата изменился.
Наш телефон звонит, как хороший будильник. Этот звук, как пение бормашины, пробирает слушателей до самых костей. Такое ощущение, что если сейчас же не встанешь и не снимешь трубку, телефон прибежит в комнату, пихнет тебя в бок и стащит на пол одеяло.
Сейчас он звонил совершенно иначе: мелодичная негромкая трель не била в мозг, а деликатно напоминала, что кто-то на другом конце провода терпеливо ждет ответа.
Такая деликатность меня удивила. Неужели папа в мое отсутствие поменял телефон? Не может быть!
Заинтригованная, я села на диване и прислушалась.
Да. Совершенно незнакомый сигнал.
Я сунула ноги в тапки и вышла в коридор. Странно, но факт: вместо нашего белого широковещательного аппарата фирмы «Симменс» на тумбочке почему-то стоял зеленый допотопный телефон с надписью «Телеком».
«Очень странно,» — подумала я еще раз.
Подошла к нему и сняла трубку.
— Да?
Трубка молчала.
— Говорите!
Тишина.
— Идиоты! — сказала я злобно и бросила трубку.
И уже хотела вернуться назад, в свою комнату, как вдруг с удивлением обнаружила, что в прихожей новые обои. Точнее, старые обои.
Наши, конечно, тоже не слишком новые, но эти были совсем ветхие, выгоревшие, местами вытертые до бумажной основы.