«Она». Итальянский ювелир называл эту вещь словом «она».
Я потерла занывший висок и взялась за третье письмо.
«Победа, сеньор мой, полная победа! Вчера мне оказал честь своим посещением сам князь Гвидобони-Висконти! Сиятельный Эмилио сидел в моих креслах и пил мое вино. Как вы понимаете, я был настолько раздавлен этой честью, что не осмелился пригласить его отобедать.
Впрочем, должен признаться, что моя неучтивость имела и практическую сторону. Мне показалось, что потомок наших сиятельных кондотьеров слегка отощал за то время, что мы не виделись. Конечно, продать такой Артефакт он может и без моего скромного участия, но сиятельный Эмилио достаточно разумен, чтобы позаботиться о своей безопасности. Он хочет остаться в стороне.
Итак, сеньор мой, между, нами состоялись лишь предварительные переговоры. Мой ослепительный гость всячески набивал цену своей родовой гордости, но избегал выражать ее в цифрах. Я, однако, думаю, что определенность не замедлит вскоре явиться, так как, повторяю, сиятельный Эмилио привык обильно есть. Думаю, вам стоит подготовить все наличные деньги, которые вы можете собрать. Но даже при всем вашем богатстве их может оказаться недостаточно. Надеюсь, что продажа некоторых имений не изменит вашего горячего желания получить кусочек истории».
Итак, мне стало известно имя владельца драгоценности. Князь Гвидобони-Висконти. Звучит красиво, но ничего мне не говорит. Висконти…
Я порылась в памяти. Фамилия довольно известная, только вот что с ней связано? Нет, не помню.
Я взялась за четвертое письмо неведомого мне римского ювелира. Должна сказать, что он нравился мне все больше и больше. За иронично-учтивыми строчками вырисовывался образ немолодого, умного и желчного человека, все повидавшего на этом свете и ничему не удивляющегося. Человека, точно знающего что почем и не склонного переплачивать. Человека с довольно злой жизненной философией.
«Итак, сеньор мой, это письмо вам привезет мой доверенный человек. Сумма, которую в итоге назвал мне сиятельный Эмилио, настолько баснословна, что я не осмеливаюсь доверить ее бумаге. Вам шепнет ее на ухо мой посланник. Благоволите шепнуть ему в ответ, согласны ли вы на такие сумасшедшие условия.
Клянусь, что я бился за ваши интересы, как лев. И это несмотря на то, что размеры моих комиссионных прямо зависят от суммы сделки! Оцените же, сеньор мой, стоимость моих дружеских чувств!
Правда, должен сознаться, я, как человек трезво мыслящий, прекрасно понимаю, что выложить подобную сумму чистоганом способны лишь единицы баловней судьбы. Конечно, барон Ротшильд не стал бы раздумывать, предложи я ему эту сделку, но сиятельный Эмилио питает предубеждение патриция к евреям-ростовщикам, которых его благородные предки небрежно давили колесницами, когда их долги становились неоплатными.
Итак, барон Ротшильд, как и все прочие бароны, обменявшие деньги на титул, решительно отклонены сиятельным князем.
Повинуюсь!
Конечно, сиятельный Эмилио хочет, чтобы драгоценность с таким прошлым досталась благородной фамилии, руки которой не опозорят наследство древних царей, но что делать?! Благородных фамилий так много, а денег у них так мало!
Остается только компромисс.
Итак, шепните моему посланцу, способны ли вы выплатить такую сумму, и я буду знать, как мне действовать дальше. Не скрою от вас, что у меня есть второй покупатель, но долгие годы нашей переписки склоняют мое старое сентиментальное сердце в вашу сторону. Не медлите, сеньор мой! В ожидании комиссионных я вынужден кормить сиятельного князя за свой счет, а аппетит его, видит бог, мне не по карману!»
Проснувшись следующим утром, я не стала торопиться и дочитывать оставшиеся письма.
Я чувствовала потребность осмыслить и уложить в сознании все, что прочитала вчера.
Итак, Ян Казицкий разыскивал какую-то драгоценность, которую его итальянский адресат назвал «наследством древних царей». Он нашел этот Артефакт и вел переговоры о его покупке. Сумма, в которую владелец оценил свое родовое сокровище, была так велика, что итальянский ювелир не рискнул написать ее. Значит, вещь была не просто ценной безделушкой. Она была составной частью какой-то легенды.
Я порылась в памяти. Что я знаю о легендарных сокровищах древних царей?
Увы! Почти ничего. Память выдала мне жалкую догадку о жемчужинах, которые Клеопатра растворяла в уксусе. Чушь, конечно.
Тут я вспомнила женщину с красивым и властным лицом, которую видела на рисунках Юрия Казицкого.
Нет, эта женщина не походила на египтянку. Хотя египтянок я представляю себе в основном по храмовым фрескам, которые показывают в образовательных программах пятого канала.
Я, конечно, не физиономистка, но мне кажется, что лицо женщины, изображенной Казицким, было восточного типа. Каких восточных легендарных цариц я знаю?
Семирамида?
Вряд ли. Волосы вавилонской царицы были бы мелко вьющимися. Шумеро-аккадский тип.
На этом мои познания в истории себя исчерпали.
Что ж, придется обратиться к специальной литературе.
Тут мои мысли прервал оглушительный звонок нашего телефона. Я соскочила с дивана и бросилась к аппарату.
— Да!
— Ира, это я.
— Юлечка, привет! — радостно сказала я.
— Привет, моя хорошая, — ответила подруга. — Как твои дела?
— Все хорошо.
— Чем занимаешься?
— Самообразованием, — ответила я уклончиво. — Юлька, каких восточных цариц ты знаешь?
— Цариц? — озадаченно переспросила подруга. — Убей, не помню. А! Клеопатра!
— Не пойдет, — ответила я.
— А сколько букв?
— Где?
— В кроссворде. Ты же кроссворд разгадываешь?
— А… Ну да, — быстро сориентировалась я. — Уже догадалась.
— Кто?
— Семирамида.
— Точно! — обрадовалась Юля. — Ирка, ты, оказывается, еще и умница!
— Издеваешься? — мрачно спросила я.
— Нет, — удивленно ответила Юля. — Вполне серьезно…
— Юля, ты канал «Культура» смотришь?
— Редко, — ответила Юля с некоторой неловкостью. — Вообще-то, канал хороший…
— А что ты смотришь?
— «Культурную революцию». Смотрела?
— Не-а.
— Посмотри обязательно, — посоветовала Юля. — Очень интересная программа.
Я молча вздохнула. Невежество — вот имя твое, женщина.
— Что у тебя нового? — спросила я уныло.
— Да что у меня может быть нового? Сижу дома, выхожу только в магазин…
— Понятно. Как Олег Витальевич?
— Все по-прежнему. Утром убегает, поздно вечером приползает. Почти не видимся. Кстати, он очень просил позвонить тебе и узнать, что еще ты замышляешь.
— Государственный переворот!
— Что-о? — не поняла Юля.
— Чик чего! — огрызнулась я. — Это же надо так сформулировать! Сподвижница Березовского, не иначе…
— Ир, прости, я неудачно выразилась, — начала каяться Юля.
— Да ладно! — отмахнулась я. — Ты-то здесь при чем? Просто твой домохозяин меня на дух не выносит.
— Ты ошибаешься. Он за тебя беспокоится.
— Ой, я тебя умоляю! Хотя, наверное, ты права. Беспокоится, — неожиданно согласилась я. — Если меня сейчас убьют, то кто ж ему заявление напишет?
Юля молчала минуты две. Мне стало стыдно.
— Юля!
— Ау! — откликнулась подруга.
— Извини.
— Да что ты! Я молчу не потому, что обиделась.
— А почему?
Юля вздохнула.
— Не знаю, имею ли я право, — пробормотала она. И строго добавила:
— Поклянись, что не полезешь ни в какие расследования!
— Клянусь, — ответила я, скрестив пальцы на правой руке. В детстве это был знак, аннулирующий любую клятву.
— Ладно. Так вот, я вспомнила один телефонный разговор.
— Чей? — не поняла я.
— Юрочкин, конечно!
— Он с тобой разговаривал?
— Нет, — терпеливо ответила подруга. — Он разговаривал с каким-то мужчиной. Это было примерно недели за две до его смерти.
— Ну-ну! — поощрила я заинтересованно.
— Я к разговору не прислушивалась. Да Юра и говорил как-то странно… в основном, междометьями. И только на прощание сказал одно предложение, которое я запомнила.
Я затаила дыхание.
— Юра сказал: «Будьте готовы, ваше высочество». Несерьезно сказал, вроде бы в шутку.
— Ваше высочество! — чуть не вскрикнула я.
— Именно так! — повторила Юля. — Мне эта фраза потому и запомнилась. Знаешь, во времена моего детства был такой детский фильм.
— Какой?
— «Будьте готовы, ваше высочество!»
Я задумалась.
— Герой там был принцем? — спросила я.
— Кажется, да, — неуверенно ответила Юля. — Или малолетним царем. Уже не помню.
— Датским царем? — уточнила я.
— Нет-нет… какой-то африканской страны, по-моему. Но точно не Дании.
— Тогда это другое высочество, — пробормотала я.
— Что? — не поняла Юля.
— Я говорю, ты не знаешь, у Юры не было знакомых актеров?
— Актеров? Я таких не знаю…
— А театр Российской антрепризы знаешь?
— Нет.
— Вы вообще с Юрой в театры ходили?
— Ходили, но не очень часто.
— В какие?
Юля немного подумала.
— Пару раз в Маяковку, несколько раз в Ленком, один раз в Большой… Кажется, все.
Я почесала затылок. След снова потерялся. Сплошные нестыковки.
— Кстати!
Я невольно вздрогнула, так неожиданно вклинилась Юля в мои мысли.
— Я вспомнила, куда перешел работать Алик Верховский!
— И куда же? — спросила я без особого интереса. Это мне уже и без нее известно.
— В Архивный институт! — радостно ответила Юля. — Юра ему звонил пару раз…
— Насчет чего, ты не знаешь?
— Не знаю. Просил собрать какие-то документы…
— Собрал?
— Что?
— Я говорю, собрал? — заорала я.
— Не знаю. Юра их, во всяком случае, получить не успел.
— Откуда ты знаешь? Может, получил, но тебе не сказал?
— А он за день до смерти звонил Верховскому из моей квартиры, — ответила Юля. И добавила треснувшим голосом:
— Просил поторопиться.
— Юля! — умоляюще сказала я.