еркнув глазами, подпрыгнул на месте: мед! Ну к бабке не ходи, где-то тут пчелиный улей имеется!.. Вот уж свезло так свезло! Он хищно повел носом, метнулся от одного ствола к другому и, обнаружив в самом конце сада вожделенное дупло, запустил туда руку. Потревоженные пчелы загудели, в ладонь впились болючие жала, но Творимир на это даже внимания не обратил… На языке стало липко и сладко, желудок умиротворенно притих, а что до покусов – дак сойдут, не смертельно!
За спиной блаженно чавкающего русича раздался короткий смешок и чей-то вежливый голос:
– Приятного аппетита!.. Вы кушайте, кушайте, я подожду.
– Эх?! – выпучил глаза Творимир, чудом не подавившись. И, выхватив из ножен меч, завертел головой по сторонам. Никого. Сад спал, как и минуту назад. Но голос… Не мог же он ему почудиться?.. Кроме того, звериный нюх уже вовсю бил тревогу: в ноздри ударил знакомый запах стали.
– Ну, ну… – успокаивающе проговорил все тот же голос, – не стоит так сразу-то! Желай я вас убить, вы бы уже не дышали, сударь. Голод не тетка, понимаю… Не крутите головой, вы себе шею свернете. Я наверху.
– Эх! – подумав, потребовал воевода, ткнув пальцем в землю.
– Нет уж, благодарю, – снова усмехнулся невидимка. – Я наслышан о ваших ратных подвигах. Да и лорд Мак-Лайон предупреждал, что вы сначала бьете, а только потом спрашиваете…
– Эх?!
– Да, я от него. Вот, держите.
Прямо в руки русича мягко шлепнулся свиток пергамента. Творимир подозрительно скосил глаза на печать – да, она принадлежала Ивару. Но это еще ничего не значит…
– Можете прочесть хоть сейчас, я не тороплюсь, – сказал голос. – И сигать на вас сверху тоже не буду. Не затем пришел.
– Эх… – Поколебавшись, Творимир все-таки сунул клинок обратно в ножны и сломал печать на свитке. В темноте он видел прекрасно. И почерк друга, благодаря бесконечным протоколам, знал как свой собственный… Да, невидимый гость не соврал – письмо было от Ивара. Русич пробежал короткий текст глазами несколько раз, улыбнулся, потом задумчиво кивнул и задрал голову кверху: – Эх.
– Ну вот и славно. Лорд просил передать, чтоб вы не беспокоились, конец уже близок… Однако сюда идут. Мне пора. Следуйте предписаниям… и не увлекайтесь медом!.. – В голосе невидимки мелькнула улыбка. – Сладкое портит зубы, а они вам еще понадобятся завтра. До встречи, сударь!..
Листва едва слышно зашуршала – и вокруг снова стало тихо. Творимир, скорчив недовольную гримасу, быстро сунул свиток за пазуху и вытер липкие пальцы о траву. Оглянулся в сторону тропинки, ведущей к дому. Насмешник был прав – заросший сад, как вскоре оказалось, манил не только оголодавшего воеводу… Спрятавшись за широким стволом яблони, русич разглядел два темных силуэта, проплывших чуть в стороне, за невысокими кустами шиповника. Он узнал обоих – не столько по лицу, скрытому во мраке ночи, сколько по голосам. Узнал – и недоверчиво хмыкнул в бороду. Глава дружины – оно понятно, ему сам бог велел поместье с дозором обходить, в каждый угол заглядывать!.. Но Кара О’Нейлл?! Среди ночи, да еще и в таком месте… Ей-то что тут понадобилось?.. Уж не сам Грихар ли?
Творимир нахмурился. Он был человек холостой и менять образ жизни не собирался, но супружеские измены осуждал строго. И то, что он увидел, ему совсем не понравилось.
Глава 30
Дэвин вошел в комнату Эрика и остановился на пороге:
– Ну как самочувствие?.. Энгус, я все видел. Не прячь бутылку, не прячь, бессовестный! Брат и так еле ходит, а ты…
– Дядя, это же не ему!..
– Тебе тоже праздновать нечего, – сердито сказал Дэвин, подходя к кровати и вытягивая руку. – Давай сюда.
– Ну дя-а-адя…
– Быстро давай, обормот! Пристрастился… – Вождь отобрал у надутого племянника пыльную бутыль, посмотрел на свет и покачал головой. – Ты гляди, уж больше половины вылакал. Вот все матери скажу!.. И где только берешь, паршивец? Не иначе как опять вчера с Грихаром полночи в карты дулся.
– Вот почему сразу с Грихаром? Я, может…
– Угу! Купил, – хмыкнул Дэвин. – На какие шиши, интересно?.. И хватит его выгораживать – что я, не знаю, какое вино этот старый пьянчуга любит? Половину жалованья в бутылку… А, Кара, и ты здесь?
Госпожа О’Нейлл, сидящая у камина с вышиванием на коленях, подняла голову. Иголка замерла в ее пальцах.
– Если хочешь, я могу выйти.
– Мне-то что? – отмахнулся вождь. – Сиди. Энгус, брысь. И не тяни ручонки, тебе на сегодня хватит.
– Дядя!
– Брысь, сказал!.. Каррик ранен, за него сегодня в караул выйдешь.
– Но я же и так третью ночь дежурю! – возмутился юноша. – Вам, дядюшка, дай волю, так вы меня еще и в поле пахать отправите…
– Не помешало бы, – буркнул Дэвин. – Бегом! Не то еще и завтра осчастливлю.
Энгус скорчил недовольную мину, но снова возражать не рискнул: с дядюшки бы сталось исполнить свое обещание. Вождь поставил бутылку на подоконник и повернулся к сыну:
– Чего ухмыляешься? Очухаешься – твоя очередь дежурить придет… Как сам-то?
– Уже лучше. – Эрик пожал плечами и спрятал улыбку: за спиной вождя в дверном проеме мелькнула физиономия кузена с высунутым языком. Энгус состроил в затылок дяде насмешливую гримаску, весело подмигнул брату и исчез. – Ты куда-то собираешься, отец?
– Да, съезжу к Мэлдуину, проведаю. Совсем он там скоро мхом покроется, отшельник несчастный…
– Но уже вечер! – обеспокоился Эрик, бросив взгляд в окно, за которым малиновел закат.
Дэвин фыркнул:
– И чего?
– Это опасно! – Сын озабоченно сдвинул брови. – Может, лучше завтра?
– Яйца курицу учить будут, – недовольно буркнул вождь О’Нейлл. – «Опасно»… Кого мне бояться после норманнов-то? Одни О’Кэтейны были – да и те все вышли!
– Есть еще другие, – тихо сказала Кара. – Эрик прав, это рискованно. Мы и так тебя недавно чуть не потеряли.
– Можно подумать, тебя б оно сильно расстроило… – хмуро обронил Дэвин. Кара вспыхнула и опустила глаза. – Ладно, недосуг мне тут с вами!.. Поеду. И десяток с собой прихвачу, чай, не совсем еще страх потерял… Кара, к ужину не жди.
Она кивнула, все так же не поднимая головы от рукоделия. Эрик, подождав, пока шаги отца затихнут на лестнице, повернулся к матери:
– Я не понимаю, почему ты позволяешь так с собой обращаться?.. Ты ведь ни в чем перед ним не виновата!
– Ах, милый, – печально улыбнулась госпожа О’Нейлл, – не расстраивайся попусту. Все это неважно…
– Неважно?!
– Хочешь, я тебе почитаю? – Сменив тему, Кара отложила шитье в сторону и потянулась к книжной полке. – Вот, твое любимое. Житие святого Кевина…
– Не надо, мама, – сказал Эрик. И, откинувшись на подушки, попросил: – Лучше прикрой ставни. Я… я устал.
– Конечно, дорогой. – Мать поднялась. – Прости, мы с Энгусом совсем тебе отдохнуть не даем. Ты поспи. Скоро будет ужин, я тебе прямо сюда принесу.
– Не надо, – повторил сын, закрывая глаза. – Мне не хочется.
– Но…
– Если проголодаюсь, позову кого-нибудь, – слабо улыбнулся он. – Ты не волнуйся, мама. Я же, в конце концов, не при смерти!.. Иди. Ты ведь обещала тетушке с нитками помочь, помнишь?
– Ох! – всплеснула руками Кара, поспешно поднимая корзинку с рукоделием. – И правда, ведь Дейдре еще с обеда ждет!.. Отдыхай, милый. Я скажу, чтобы тебя никто не беспокоил.
Она затворила ставни и, наклонившись над кроватью, поцеловала сына в лоб. Эрик повел носом:
– Что это за запах, мама?
– Запах? – удивленно переспросила женщина, выпрямляясь. – Я ничего не чувствую, дорогой!..
– А я чувствую, – наморщил лоб сын. – То ли травы, то ли…
– Ах это! – Она улыбнулась. – Наверное, моя желудочная настойка… Ты спи.
Госпожа О’Нейлл поправила ему одеяло и торопливо вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.
– Желудочная настойка, – пробормотал Эрик, – ты пьешь ее как воду, мама!.. Только пахнет она совсем по-другому…
Он прислушался к тишине в коридоре и, откинув плед, поднялся с кровати. Оглянулся на дверь, подошел к окну и взял с подоконника бутылку. Там оставалось еще порядочно.
– Твое здоровье, братишка! – широко улыбнулся Эрик, припав губами к горлышку. Терпкое вино приятно обожгло горло. Пряное, душистое, даже с легкой горчинкой… «А Грихар знает толк в напитках, – подумал юноша, приканчивая остатки. – И ничего не смыслит в картах, раз такое вино Энгусу продул! Раньше было послабже, видно, из тайных запасов достал». Эрик приблизил горлышко к носу, принюхался и недоверчиво хмыкнул. Показалось? Или к аромату дорогого выдержанного вина примешивался какой-то до странности знакомый запах?.. Который вот буквально только что…
– Мама?.. – Молодой человек наморщил брови и оглянулся на дверь. Та почему-то расплывалась в глазах. Легкая горчинка на языке превратилась в едкую вязкую горечь. Ноги стали ватными. – Мама…
Эрик покачнулся и, цепляясь за тяжелую оконную занавесь, сполз на пол.
Творимир еще раз проверил оружие, одернул стеганку и, сняв со спинки стула кольчугу, нырнул в нее головой. Финви, сидя в своем углу на тюфяке, с беспокойством следил за этими сборами. Ему было совершенно непонятно, с чего вдруг русичу понадобилось цеплять на себя столько железа – война же кончилась! Правда, она длилась недолго, и большую ее часть бродяга позорно проспал в каморке своих нанимателей, всеми позабытый, но тем не менее… «Неужели опять что-то не слава богу? – испуганно вжавшись спиной в стену, думал Финви. – Разве ж в обычный караул так-то обряжаются?.. Ох, клянусь святой Бригиттой, не к добру все это, не к добру… Такой кольчугой убить можно, честное слово. Как он ее на плечах таскает?»
Воевода затянул ремень, встряхнулся и принялся надевать широкие кожаные наручи. Откуда он их достал, бродяжка не понял. Но встревожился еще сильнее – наручи он видел на Творимире всего один раз – несколько дней назад, когда вместе с остальными обитателями поместья встречал победителей у ворот. «Опять сражаться?! – похолодел паренек. – Да сколько ж можно?! И без того ни дня спокойного!» Он набрался храбрости и высунул нос из-за спинки кровати: