– Обычно в это время Му уже замерзала, – сказала поднявшаяся вслед за Лавой наверх Тела. – Вот Азу редко покрывалась льдом. Так и чернела до весны, разве что леденела вдоль берегов.
– Как ты живешь с этим? – посмотрела на Телу Лава.
– Так и живу, – произнесла бледными губами та. – Обречена на смерть с того самого дня, как Пурус пригласил меня к себе, а потом велел убить короля Лаписа. И я поняла в один миг, если откажусь, мне не жить.
– Зачем так жить? – спросила Лава.
– А как? – блеснула глазами Тела. – Или ты думаешь, что боль твоей сестры меньше моей боли? Она теряла сына? Она убила моего Палуса!
– Но ведь ты не собиралась его терять? – проговорила Лава. – И Кама не хотела убивать Палуса. Разве не так? Пурус захотел убрать короля Лаписа. Ты решила убить всех?
– Он велел убить всех, – прошептала Тела. – Сказал, что король Лаписа словно нарыв на его лице. И если его не вырезать, он никогда не пройдет. А потом показал на дверь. На ту, через которую я вошла, в ней уже стоял мой муж. Малум. Стоял и улыбался. А во второй двери стоял сущий демон. Был у него тогда старшина тайной службы Кракс. Не знаю, кто с ним разделался, умельцы говорили, что никто не мог сравниться с ним в хитрости и ловкости. У Кракса был в руках нож. У Малума – королевский плащ. Я все поняла. И вышла через дверь, где был Малум.
– А эти знаки? – не поняла Лава. – Мне говорили… Ворон, прибитый к воротам? Висельники?
– Кракс все делал, – отвернулась Тела. – Свел меня с тем свеем, Стором Стормором. Подсказывал, что и как. Думаю, что он играл или готовил разные пути для Лаписа. Один из этих путей был связан с Патиной Тотум. Мне передавали любовное зелье для нее. Но в итоге ничего не сработало. Игнис исчез, а Кама все испортила.
– Ты сожалеешь? – спросила Лава.
– Сожалею? – пожала плечами Тела. – Я проклята. Я отогреваюсь рядом со своими детьми, но чувствую проклятье, едва отхожу от них на шаг. Поэтому я здесь. Хочу попасть в Бараггал, упасть на колени и просить у Энки прощения.
– Разве упасть на колени можно только в Бараггале? – спросила Лава, завороженно глядя, как белый корабль отплывает от эбаббарского дерева и медленно движется к стрелке двух рек, чтобы отправиться вверх по течению Азу.
– Упасть можно где угодно, – почти прошипела Тела. – Но за то, что я сотворила, простить меня может только Энки! Литус обещал мне помочь. Пока ты билась в бреду среди ужаса, через который плыл этот диковинный корабль, он написал письмо к своему двоюродному брату Сигнуму. Рассказал в нем о том, что отец Литуса – Флавус Белуа – мертв, и Сигнум может считать себя герцогом или наместником, как ему будет угодно. Литус отказывается от претензий на трон. Попросил помочь мне и Джокусу попасть в Бараггал. Или хотя бы не оставить заботой и принять на службу, если путь в Бараггал не откроется.
– Что ты обещала Литусу взамен? – спросила Лава.
– Взамен? – удивилась Тела и вдруг рассмеялась. – А ведь и вправду, он не из тех, кто помогает взамен. Хорошо. Это он попросил меня об одолжении, а я поставила это условие. Ну что ж, письмо теперь у меня, осталось выполнить мою часть договора. И я ее выполню. Не сомневайся.
– О чем ты? – спросила Лава.
– Тебе понравится, – расхохоталась Тела и побежала вниз по ступеням к ожидающим их Литусу и Джокусу, успев крикнуть через плечо: – Но твой избранник дурак. От короны не отказываются. А уж если отказываются, то никто в это не верит!
Эбаббар был так же пустынен, как его набережная.
– Сэнмурвы, – объяснил старшина первого же дозора, что озирал храмовую площадь от портика лавки торговца благовониями. – Благодарение Энки, герцогу Сигнуму и великим магам – мы предупреждены. Поганую магию несут эти летающие псы с собой. Я не видел, но говорят, с ними приходил какой-то мурс или призрак с чем-то алым на груди, маги с большим трудом отогнали его. Поэтому все пока прячутся. По окраинам пару сотен человек ушли околдованными в Пустошь, бродячих собак и кошаков как языком слизало, но тем и обошлось. А вы по какой надобности? Откуда? Из Фиденты? И из Хонора? Ваше Высочество принц Фиденты Джокус? Госпожа Тела Рудус? Примите почтение воинов Эбаббара. Эти люди с вами? Так это ваш корабль прошел? А я не поверил, когда дозорный прибежал доложиться, мытарей-то незачем теперь держать на пристани. Не знаете, пойдет орда на север или не пойдет? Тут только о ней и говорят, даже погань эта не так пугает. Нет ничего страшнее человека, даже Светлая Пустошь не так страшна. Энки благословенный, может быть, все еще наладится? И небо сегодня посветлело! Первый день как сотни герцога не рубятся с нечистью на окраине Эбаббара! Первый день! Но все прячутся. Все. И горожане, и те, кто ушел из сел, и дружина… Это же напасть какая-то, а не война…
– Узнал, – коротко бросил Литус, когда дозор остался за спиной. – Не помню имени этого старшины, но он меня узнал. Крепок воин, ни глазом не моргнул, ни единой жилкой не дрогнул. Поспешим, думаю, с час у нас еще есть.
– На что? – спросила Лава. – Мы сможем где-то укрыться?
– Никто нигде не сможет укрыться, – расплылась в улыбке Тела. – Но если вам везло так долго, почему удача должна изменить именно теперь?
– Потому что она изменила всей Анкиде, – коротко бросил Литус, направляясь к зиккурату храма Энки.
– Это случилось полторы тысячи лет назад! – напомнил Джокус.
– Раньше, – процедила сквозь зубы Тела. – На несколько тысяч лет раньше. Когда в небе над Анкидой появилась Бледная Звезда. Сначала Бледная Звезда, потом семь огненных звезд. А потом появились и мы – атеры, руфы, лаэты, даку, дакиты, эти поганые гахи, мурсы, аксы. Все оттуда. И Лучезарный.
– Не поминай имя погани в Храме Энки, – обернулся Литус.
…Храм был открыт. Лаве сначала показалось, что он пуст, потому что за распахнутыми дверями лежал наметенный снег, но за первыми дверями обнаружились еще одни, а уж за ними открылся темный, едва освещенный несколькими светильниками зал, куда меньший, чем в новом огромном храме единого в Ардуусе. Блеснули оклеенные сусальным золотом деревянные притворы для всех четырех храмов – с белым оголовком – притвор Храма Праха Божественного, с синим – Храма Святого Пламени, с Желтым – Храма Последнего Выбора, с белым – Храма Энки. Тут же, чуть в стороне, потрескивала печь, и поленница дров тоже высилась поблизости. Но не было никого, как будто не только Энки забыл собственный храм так же, как покинутую им Анкиду, но и все священники разбежались.
– Есть в храме настоятель? – вопросил Литус и щелкнул пальцем подвешенный на бронзовом крюке колокольчик. Звон разлетелся по сумрачному даже в середине дня помещению, но не успел он погаснуть в дальних углах здания, как с едва различимого в полутьме лежака поднялась грузная фигура.
– Есть, как не быть, – донесся недовольный голос. – Никого больше нет, а настоятель есть. Что за надобность? Смогу я поспать сегодня или нет?
– А что же настоятель не спит ночью? – спросил Литус, а когда к притворам подошел обрюзгший седой настоятель в зеленом балахоне, добавил: – И почему настоятель Храма Энки ходит в балахоне инквизиции?
– Нет инквизиции в Эбаббаре, – пробурчал, окидывая нежданных гостей сонным взглядом, настоятель. – Король Флавус запретил ее, и правильно сделал, я вам скажу. А балахон для инквизитора есть. Вот я и ношу его, мой уж пообтрепался. А днем я сплю, потому что ночью провожу службу о сохранении древнего города от напасти поганой.
– Помогает? – усмехнулся Джокус.
– Город пока стоит, – скорчил гримасу храмовник. – Не знаю, может быть, не моя в том заслуга, но службу я прерывать не буду. Не тот случай, когда можно пробовать. Что хотели?
– Вот, – Литус сделал шаг вперед, опустил на выставленное на тумбе возле светильника блюдце серебряную монету, обхватил плечи по обряду Храма Энки, – хочу провести срочный обряд об освящении супружества бастарда короля Эбаббара Литуса Тацита и племянницы короля Ардууса Пуруса Арундо – Лавы Арундо.
– Что ты… – только и вымолвила Лава, застыла со слезами в горле или в глазах и стиснула локоть Литуса.
– Прости, – обернулся бастард. – Не успел тебе сказать. Ты согласна?
– Я… – только и вымолвила Лава.
– А хоть бы и была согласна, – пробурчал недовольно настоятель. – И стоит это дороже, и что за обряд без разговора, да и нельзя вот так вот соединять вельможных персон. Ярлыки хоть есть? Давно уж я не видел бастарда нашего, пропал он куда-то. Откуда я знаю, кто ты?
– Есть ярлыки, – поклонился Литус и звякнул еще одной монетой, на этот раз золотой. – Этого ведь более чем достаточно?
– Да уж точно, – сразу осип храмовник. – Только ведь нельзя вот так вот просто. Все равно нельзя. Проверяют меня. Наказать могут. Нужно засвидетельствовать соединение. Да не просто как, а чтобы тоже особы были знатными. Того же ранга!
– Ты же соединял уже однажды вельможных особ, – усмехнулся Литус. – Я узнавал. Шесть лет назад сочетал принца Лаписа Игниса и девицу Ирис!
– Было, – затрясся храмовник, – только отлилось мне это потом и монетой, и на спину. Да-да. Хотя тогда я ничего и не нарушил, поскольку дева, с которой сочетался тот самый Игнис, была простолюдинкой. Он вообще мог с ней без сочетания жить!
– Есть кому засвидетельствовать, – положил рядом с монетой ярлык Литус и посмотрел на Телу.
– Сейчас, – прошептала она, запуская руку за пазуху.
– Вот, – шагнула вперед, положила свой ярлык, сомкнула руки на плечах Тела. – Я, Тела Рудус, жена Сонитуса Рудуса, брата короля Хонора, мать его детей.
«Мать детей Сонитуса или детей короля Хонора?» – вдруг мелькнуло в голове Лавы.
– Принц Фиденты Джокус, – лег на тумбу четвертый ярлык. – Или, – усмехнулся Джокус, – нужен кто-то познатнее?
– Как же это вы без стражи и слуг? – ошеломленно прошептал храмовник.
– Так же, как Храм Энки в древнем Эбаббаре обходится без служек, – пожал плечами Литус. – Ты начнешь обряд, настоятель?
– Да, – потянулся за прошитым золотой нитью шарфом храмовник. – А что мне еще остается?