– Имбера? – вспомнила ее имя Кама.
– Да, Ваше Высочество, – опустилась на колено девчонка.
– Так, – проговорила принцесса. – В правой руке ты воображаешь короткий меч, в левой – длинный. Почему? Впрочем, не говори. Вижу. Ты – левша. Но движения слишком плавные, ты будто плывешь. Почему?
– Наручи, – опустила глаза Имбера. – Тяжелые наручи на руках. Не теперь, здесь у меня нет ни меча, ни наручей. Это такое фехтование. Без щитов. Кольчуга, тяжелые наручи, два меча. Щиты только перед схваткой. Потом их нет.
– Все ясно, – кивнула Кама. – Корабельное умение против пиратов, а то и пиратские хитрости. Ты данайка? Это бой данайцев? Или чекеров?
– Я каламка, – проговорила Имбера. – Но родилась на Тилмуне. Отец держал там школу, торговал оружием. Это и чекерский, и данайский бой. Но он не лучший. Я видела, как ты машешь мечом, принцесса. Я не могу похвалиться и сотой частью твоего умения.
– Для того чтобы иметь в сто раз больше сотой части, именно за каждой сотой частью и следует нагибаться, – сказала тогда Кама и расспросила Имберу о мытарствах ее семьи, которая после появления в море Тамту кораблей степняков постепенно перебралась в Самсум, где Имбера из-за смерти родителей и осталась одна, пока знакомые отца не нашли для нее место при дворе короля Бабу.
– Хочешь научиться большему, чем умеешь? – спросила ее Кама.
– Все сделаю для этого, – поклонилась ей Имбера. – Но я служу Боне и ее ребенку. Если он заплачет, я брошу все и побегу в покои Боны. Я здесь лишь потому, что попросила заменить меня Филу.
– Я найду тебе замену, – сказала Кама и уже следующим утром привела к Боне двух добродушных лаписских мамок, которые внезапно успокоившуюся вдову принца Бабу вполне устроили. Весь второй ярус лаписского замка в день-два превратился в огромную детскую, наполненную радостным визгом и беготней. Слуг в замке хватало, порядок помогали поддерживать дочери Фортиса Верти Домита и Нубес, так что молодые матери вельможных отпрысков могли полностью отдаваться собственным детям или тоске и тревоге. Хотя, кажется, Диа – жена Фелиса Адорири, и Таркоса – жена Урбануса Рудуса, находили время и для фехтования. Вот если бы Кама была так же свободна, как эти двое.
К вечеру она выматывалась, обходя каждый день дружины, знакомясь с сотниками и тысячниками, запоминая множество имен, проверяя оружие, обозы, лошадей, собирая советы, сначала в каждом из войск отдельно, затем, поздно вечером, усаживая за большой круглый стол всех воевод, добиваясь того, чтобы к ней не только прислушивались, но и слышали то, что она говорит. И, кажется, это начинало получаться, потому как воеводы уже не прятали под седыми усами, у кого они были, ухмылки, а лишь удивлялись, откуда молодая девчонка может знать не только подробности всех больших и маленьких войн за последние две-три тысячи лет с этой стороны великих гор, но и по именам называет правителей и воевод едва ли не всех королевств Эрсетлатари.
– Я устал ломать голову, – бормотал дакит Канем, которого тысячи воинов, составленных из пришедших из Эрсет семей, избрали старшим. – Ты бы хоть назвала, принцесса, где так преподают науки, что мои мысли застывают от зависти и стыда за собственное невежество! Я бы отправил туда сотню-другую мальчишек из наших родов, чтобы долбились головой не о скалы, а о премудрости.
– Дело не в долбежке, воевода Канем, – вздыхала Кама. – Дело в желании. Будет желание, и в Лаписе обретешь знания. А уж мудрость придет сама. Со временем и после пережитого.
– К тебе она пришла именно так? – недоверчиво хмурился Канем.
– Не уверена, что она уже пришла ко мне, – отвечала Кама.
– Сколько тебе лет, принцесса, не сочти за обиду, – не отставал дакит. – Выглядишь ты лет на двадцать, но в тебе кровь дакита. Тебе тридцать… пять? Больше?
– Считай, что мне двадцать четыре, – устало проговорила Кама. – Кроме последних шести лет училась я здесь. К сожалению, мои учителя не пережили недавние напасти. Но война минует, и появятся новые наставники. Давай сохраним эту землю, тогда твоих мальчишек не придется далеко посылать.
– А последние шесть лет? – не отставал Канем.
– Та школа уже закрыта, – качнула головой Кама.
– И все-таки, – дакит хмурился, то ли предполагая, что Кама не доверяет ему, то ли подозревая в собственном неведении какую-то опасность.
– Хорошо, – кивнула Кама, – шесть лет я постигала науки в городе Эссуту на берегу озера Аабба. В высокой башне, которая принадлежит ордену Смирения Великого Творца. Слышал о таком?
– Слышал, – побледнел и одновременно выдохнул с облегчением Канем. – Только у нас в Атере об этом ордене говорили, что там готовят убийц, и называли его орденом Смерти.
– И многих убил этот орден Смерти? – спросила Кама. – А вот известный, я думаю, тебе орден Света убил многих. Так кого нужно бояться?
– Никого, – негромко ответил Канем, и прежде чем поклониться Каме, добавил: – Ведь думал, принцесса, что ты как раз из ордена Света. Говорят, там готовят умельцев, которые и умны, и смертельно опасны. Хвала Энки, что это не так. Ведь это не так?
– Смотри, – подняла она руки, и когда рукава котто сползли на плечи, похлопала по чистой коже на внутренней стороне локтя. – Клейма ордена Света нет.
– Вижу, – покраснел дакит. – Слышал я об этом клейме. А твой приятель? Твой страж-великан? Он тоже из этой школы?
– Да, – улыбнулась Кама. – Но имей в виду, Канем, он там был одним из наставников! Он еще опаснее меня.
– Это точно, – задумался дакит. – У него добрые глаза. А если у воина добрые глаза, он очень опасен.
– А если ты ошибаешься и этот воин просто безопасный добряк? – удивилась Кама.
– Безопасные добряки лежат в земле или собираются в землю, – не согласился Канем, – а твой великан явно в землю не собирается.
Орс и на самом деле не появлялся в замке. Пропадал в горах вместе с десятком лаписских старожилов и Ви, которая вызывала у воинов почти такое же восхищение, как сама Кама, а может быть, и больше. Хотя почти никто так и не поверил, что светловолосая валлка могла в темноте зарубить девятерых гахов, а еще одного скрутить. И пускай Ви несколько раз повторила, что сразила лишь шестерых, а троих убили стражники Дивинуса, но на это уточнение никто и не собирался обращать внимание. К чему подробности, когда нет веры в главном? Поэтому отсутствие Ви в замке было на руку Каме. Меньше зевак толпилось у входа, в надежде хоть краем глаза увидеть сразу же прославившуюся девицу. Хотя и это облегчение должно было завершиться именно сегодня. Орс обещал вернуться в полдень. А к вечеру должен был возвратиться и Касасам, который повез плененного гаха к Фалко Верти. И как раз Касасама Кама ждала с нетерпением, потому что передавала через него Фалко то, о чем не должен был знать в Лаписе никто, даже Процелла, которая теперь стояла у входа в галерею, куталась в теплый гарнаш и смотрела, как ее двоюродная сестра перенимает движения у своей новой помощницы, хотя умеет гораздо больше нее.
– А я фехтую по вечерам вместе с Диа и Таркосой, – проговорила Процелла. – Бона тоже занимается с нами. И Домита с Нубес. А Флос пока не может, она кормит малыша. Никс – просто чудо что за ребенок. Немного похож на Фалко, но больше все-таки на отца Флос – Флагрума, да будут его посмертные нивы мягки…
– Как он? – спросила Кама, стягивая котто.
– Сосет, – кивнула Процелла, – и растет понемногу. Щеки уже наел.
– Это хорошо, – кивнула Кама, наклоняясь над чаном холодной воды и смывая пот.
– Внизу есть горячая вода, – прошептала Процелла.
– Что с тобой? – нахмурилась Кама.
– Ты очень красивая, – вздохнула Процелла. – И тебе пора родить ребенка.
– Хорошая мысль, – кивнула Кама. – Осталось найти отца для этого ребенка и еще кое-какие мелочи. Среди них такой пустяк, как до этого остаться живой. Ты, кстати, ничуть не страшнее меня. А уж талия у тебя явно тоньше. Лучше скажи, как там Дивинус?
– Орс сотворил чудо, – вытерла глаза Процелла. – Дивинус говорит, что ему казалось сквозь забытье, что его лечат изнутри. Как будто кто-то залез в него и заставляет биться его сердце, заставляет дышать, затягивает раны. Сейчас уже ясно, что страшное миновало. Дивинус порывается встать с постели, но я ему не разрешаю. А пока меня нет, это делают Фила и Пигра.
– Пигра? – удивилась Кама.
– Служанка Флос, – объяснила Процелла. – Она не очень умелая, хотя и старательная. Дивинус приказал найти за нее двух хороших кормилиц для Никса, так что Флос только радуется. Но все равно кормит ребенка сама.
– Пигра, значит, – кивнула покрасневшей Процелле Кама. – Не очень умелая, но старательная. Мне кажется, что твой братец здоровеет быстрее, чем нужно. Впрочем, это его дело. Пока Игнис не вернулся, он останется в Лаписе. Да и потом никуда не денется. Во всяком случае, мне кажется, что он со своей работой справляется ничуть не хуже собственного отца. И пусть называет себя кем хочет. Герцогом, наместником. Это неважно.
– А ты уходишь? – спросила Процелла.
– Да, – кивнула Кама. – И, думаю, вместе с войском. Но не говори об этом пока никому.
– Об этом и так все знают, – покосилась на Имберу, которая вслед за Камой на холоде омывала грудь, Процелла. – Для чего собираются обозы и проверяется одежда и обувь? Чтобы идти в поход? Но куда? И что будет со мной?
– Давай начнем с последнего вопроса? – предложила Кама и пошла в покои, где уже потрескивал в печи огонь и ожидали доброго внимания легкое вино и такая же легкая пища.
– Принесла? – спросила Кама, когда должное было отдано и одному, и другому.
– Да, – снова посмотрела на Имберу Процелла.
– Я отойду, – поднялась, собирая посуду, помощница Камы.
– Это не моя тайна, – сказала ей принцесса. – Передай стражникам, чтобы никто не поднимался и чтобы никого не пропускали наверх.
– Вот, – Процелла дождалась ухода Имберы, сняла с плеча и выложила на стол сверток. – Я так понимаю, что Син велел передать это тебе?
– Син ничего не велел, – начала медленно разворачивать сверток Кама. – Он сказал, чтобы я не забывала о мече Игниса. И еще о том, что в нем есть та сила, которая может быть истрачена попусту, потеряна, забыта, но не может быть подчинена Губителю или кто бы там ни пришел на место Лучезарного. Энки благословенный, – прошептала Кама. – Так вот он какой!