Вскоре на высоте примерно 4 километра появились два Ju-88. Их задачей было зафиксировать результаты последнего налета на автозавод. По воспоминаниям Сорокиной, увидев «Юнкерсы», Берия воинственно выхватил пистолет, и его примеру последовала охрана, также обнажившая оружие. Однако затем грозный нарком со своей свитой поспешил покинуть «поле боя».
Тем временем командование 142-й иад подняло в воздух 18 истребителей. Летчикам приказали любой ценой перехватить и сбить разведчиков, не позволить им доставить на свои базы аэрофотоснимки ГАЗа. Пилоты были полны решимости выполнить задачу, и на максимальной скорости помчались в юго-западном направлении. И некоторым из них сопутствовала удача. Около 19.00 южнее города Владимир нескольким истребителям удалось настичь противника. Завязался ожесточенный воздушный бой. Летчик Павлов открыл шквальный огонь по кабине, целясь в бортстрелка, а затем выпустил несколько очередей по фюзеляжу. В результате «Юнкерс» загорелся, и казалось, что он вот-вот будет сбит. Но в решающий момент пилот Ju-88 применил стандартный прием, резко переведя машину в пикирование. Ему удалось сбить пламя и одновременно уйти от преследователей. Второй разведчик также смог оторваться от истребителей. В то же время ответным огнем немецких бортстрелков были сбиты два Ла-5, причем пилот одного из них – лейтенант Павленко из 786-го иап ПВО – погиб[106].
«Увидел немецкий самолет… Что делать?»
После третьего успешного налета на Горький командование люфтваффе решило предоставить части экипажей заслуженный отдых. Кроме того, поиссякли запасы бомб и горючего, которые надо было пополнить. В итоге на следующую бомбежку автозавода отправились всего двадцать Не-111 из II./KG4 «Генерал Вефер» и I./KG100 «Викинг». Одна группа летела через Рязань – Муром с выходом на цель с юго-запада, вторая – через Арзамас с выходом с южного направления. «Хейнкели», как обычно, шли на высоте 3500–4000 метров.
На сей раз данные о приближении немецких самолетов поступили от службы ВНОС на полчаса раньше, чем в прежние дни. Уже в 23.03 7 июня в погруженном в темноту Горьком завыли гудки, свободные от работы жители стали собираться в укрытия, зенитчики застыли около орудий, пожарные собрались возле своих автонасосов. Штаб 142-й авиадивизии поднял в воздух тридцать два ночных истребителя, каждый из которых направился в свою зону патрулирования. В небо плавно взмыл 21 аэростат, вспыхнула сетка прожекторных лучей. Все нервно вслушивались в летнюю тишину.
И вот через двадцать минут с юго-запада послышался отдаленный рев авиационных моторов. Первыми в 23.29 открыли огонь 85-миллиметровые орудия 1291-го зенап, а уже через минуту высоко в небе над Автозаводским районом вспыхнули двадцать две осветительные ракеты. И тут же высоко в небе в луч одного из прожекторов попал силуэт двухмоторного самолета. Зенитки открыли бешеный огонь. Вскоре после короткой паузы послышался уже хорошо знакомый всем горьковчанам свист падающих бомб и прогремела короткая серия взрывов на территории автозавода.
После этого наступила длинная пауза. «Люстры» опустились на землю и погасли, небо теперь освещали только лучи прожекторов и зарево пожара. В командном бункере штаба корпусного района ПВО на Почтовом съезде царило напряжение. В присутствии высокого начальства все командиры старались изображать профессионализм и со знанием дела отдавали очередные приказы и указания. Громадин лично изучал обстановку. Из Автозаводского района поступали донесения, что после первого удара новых бомбежек, как это бывало раньше, не последовало. Но Осипов приказал сохранять бдительность, возможно, немцы специально сделали паузу, тем более от постов ВНОС снова поступило сообщение о гуле авиационных моторов.
Время было уже 00.23, как вдруг послышался гулкий грохот взрыва, на столах задрожали стаканы, и кое-где осыпалась штукатурка. Все находившиеся на КП поняли, что бомба упала где-то в окрестностях бункера. Через десять минут бойцы из охраны сообщили, что в 100 метрах отсюда, на пересечении улиц Краснофлотской (ныне Ильинская) и Добролюбова, горят дома и сараи. В голову Осипову тут же закралась мысль, уж не стало ли известно фашистам о местонахождении командного пункта ПВО. Впоследствии оказалось, что на Куйбышевский район немцы сбросили две бомбы SC250 и шесть зажигательных, начиненных нефтью, полистиреном и фосфором. Два жилых дома были полностью разрушены, еще в двадцати двух домах на улице Краснофлотской взрывной волной выбило стекла и оконные рамы, во дворах сгорели хозяйственные постройки.
Вскоре на место бомбежки прибыли пять пожарных машин и взвод МПВО района. Бойцы, не имевшие до этого никакого боевого опыта, впервые увидели здесь кошмар войны: куски человеческих тел, раненых, закрывающих руками окровавленные лица, обломки зданий и битое стекло. К 01.30 пожары удалось ликвидировать и начался разбор завалов. При обходе территории около дома, выходящего фасадом на трамвайный поворот, бойцами было обнаружено небольшое отверстие прямо под стеной. Посветив в него фонариком, они увидели зловещие очертания стабилизатора неразорвавшейся бомбы. Для обезвреживания пришлось вызывать солдат вездесущего 22-го инженерного батальона НКВД.
А Осипов с Громадиным никак не решались отдать приказ об отбое ВТ, тем более они знали, что где-то недалеко отсюда находится сам товарищ Берия, и, не дай бог, немцы нанесут после отбоя третий удар. В итоге сигнал был подан только в 02.20, когда на востоке небо уже светлело. Обезвреживание несработавшей SC250 было закончено уже утром, в 04.20, когда со стороны Кремля всходило жаркое летнее солнце.
Тем временем служба МПВО подвела итоги очередного налета. По ее данным, на территорию автозавода были сброшены девять фугасных и семь 250-килограммовых зажигательных бомб. От взрывов и возникших пожаров в литейном цехе серого чугуна был выведен из строя разливочно-формовочный конвейер, участок поршневого кольца и две машины «Холлей», разрушилась кран-балка с подкрановыми путями, обвалились фермы над участком поршневого кольца и формовочным отделением, а также рухнула стена между выбивной и обрубным отделением. Еще две фугасные бомбы взорвались у северо-западного угла инструментально-штамповального корпуса.
В Северном поселке сгорел один барак. На территории военного городка упали три фугаски, причем две из них не сработали. На этот раз серьезно пострадал авиамоторный завод № 466. Прямыми попаданиями фугасных бомб здесь были выведены из строя центральная заводская и химическая лаборатории, частично разрушен цех № 16. В главном корпусе завода взрывы разрушили бытовые помещения, часть кровли и металлоконструкции в цехах № 16, 24, 4, 3а, 3б и 13, а также бытовые помещения между проходными № 1 и № 2 и столовую[107].
Фактически в ходе четвертого июньского налета на Горький немецкие самолеты сбросили 39 тонн фугасных и зажигательных бомб.
Хотя во время налета в небе вокруг Горького находились в общей сложности 32 ночных истребителя, только одному из них посчастливилось обнаружить противника. В 23.20 по местному времени командир эскадрильи 722-го иап ПВО старший лейтенант Борис Табарчук[108]на перехватчике МиГ-3 начал патрулирование на подступах к городу. Наблюдая за разрывами снарядов зенитной артиллерии, летчик увидел на высоте примерно 4000 метров едва различимый силуэт бомбардировщика, идущего курсом на автозавод, и тотчас направился за ним.
Бомбардировщиком, который атаковал Табарчук, был Не-111Н 5J+KN из 5-й эскадрильи KG4 «Генерал Вефер». В состав его экипажа входили шесть человек: пилот унтер-офицер Фестнер, командир экипажа штурман лейтенант Хаегер, бортрадист унтер-офицер Шайфер и два бортстрелка обер-ефрейторы Брокманн и Лайб. Находившийся на борту штурман майор Кранц должен был контролировать бомбометание всей группы.
Тем временем самолеты оказались прямо над городом, и немцы сбросили бомбы на находившийся внизу автозавод. Вероятно, бомбометание отвлекло внимание летчиков, и они не сразу заметили преследователя, не подозревая о нависшей над ними опасности. Выровняв машину, Табарчук сделал вторую попытку, подобравшись к «Хейнкелю» справа – сзади снизу, но самолет опять был отброшен воздушной струей и в итоге оказался выше бомбардировщика. Как раз в этот момент его и заметил бортрадист Шайфер и немедленно сообщил пилоту. Но было уже поздно. Как только винт истребителя оказался над стабилизатором, МиГ-3 ударил винтом по рулям поворота и глубины немецкого самолета.
«Вижу длинное черное тело «Хейнкеля-111», – вспоминал потом Табарчук. – Снижаюсь. Решил атаковать от земли. Подхожу. Очередь по мне с нижних пулеметов. Заметили. Чуть взмыл и попал в струю, идущую от винтов. Мой МиГ выбросило вверх. Опять к земле, и вновь захожу». При этом, по одной версии, советский пилот решил сразу идти на таран, не открывая огня, по другой – у него заклинило пулеметы из-за перекосов патронов в ленте.
«Согласно полетной документации, высота полета составляла примерно 3600 метров, – рассказывал пилот «Хейнкеля» Хайнц Фестнер. – Сразу после сброса бомб на танковый завод радист подал сигнал: «Истребитель!» Тут же удар потряс весь наш самолет. Машина резко свернула вправо. Когда я попытался рулями направления и высоты вернуть машину на прямолинейный курс, выяснилось, что Не-111 не выходит из правого виража. Лишь приложив все силы, упираясь обеими ногами в левую педаль руля направления и одновременно выжав максимально влево элерон (колонка управления встала почти под прямым углом) и регулируя обороты моторов, удалось направить машину на прямой курс. При этом левый мотор пришлось задросселировать, а правому повысить обороты».
Истребитель при ударе тоже получил сильные повреждения, одна из лопастей винта отлетела, вторую срезало наполовину, поэтому Табарчук не мог наблюдать за судьбой своей жертвы. Он увидел лишь, как «Хейнкель» резко свернул со снижением вправо и исчез в темноте. После этого советский летчик развернул свою теряющую скорость машину на юго-запад и принял решение садиться на ближайшем аэродроме Стригино. Самолет плохо управлялся, поэтому выпускать шасси Борис не решился и приземлился на брюхо. МиГ-3 пропахал 75 метров аэродромного поля, после чего остановился